Когда ты воровать мне не велишь,

Ну, а просить не стану, возмужася,

За Павла, да, в зарплате отражася,

Его ты большей властью наделишь, -

То наш ломоть ты солоно солишь,

И ноги вытянем, как ни тужася! -

Стояла так, очми лишь понижася,

С умильной кротостию зря в порох,

Всем видом как бы молвля: Аз рекох! -

Условьям статью всей соображася, -

Вся скорбь и порох, прорех и горох, -

И царство Божие ей близлежася.

И царство Божие ей близлежася -

По-старславянски, русски ж -- коммунизм,

Когда, откинув жизни прозаизм,

Оно приближится, не торможася.

И слышит глас она: Аминь мужайся,

Жено! Тебя спасе твой пессимизм.

Преодолен бездушный формализм:

Пророка родила ты, разрешася. -

-- Мой сын-пророк! -- воскликнула она. -

За что же, муже, эти свет и мука!

Но даждь мне знаменье! -- Чрез год война,

Глад, пагуба, всех близких смерть, разлука

С любимым мужем... Молвила: Вот штука! -

Ослабля зреньем, в мыслех не верна.

Ослабля зреньем, в мыслех не верна,

Она молила: Отпусти нам грехи!

Дай повод позаделывать прорехи,

И Ты увидишь, что за времена! -

Он отвечал: Не в этом суть, жена -

Не мне вам перлицовывать доспехи.

Удачи всем вам -- пуще ж в неуспехе! -

И тут в подушки выпала бледна.

Едва лишь выкарабкавшись из гроба,

Она писать в райкомы письмена:

Мол так и так, война, смотрите в оба! -

Слезьми размыты буквиц семена.

Но дню довлеет лишь дневная злоба,

И как в пустыне вопиет она!

В пустыне не одна вопит она:

Тут поступают разные сигналы -

Войну почуяли и криминалы,

Чья чувственность тюрьмой обострена,

И сумасшедшие, чья мысль чудна

И небрежет все схемы да пеналы,

Равно и все те, кто не чтит анналы

Добротного газетного сукна,

А больше полагается, решася,

На голос совести, кого сей Пакт

Не убедил на волос, кто страшася

За судьбы родины, презрели такт

И о кровавой бойне, всем не в такт,

Премного мучася и возглашася.

Премного мучася и возглашася

И Ольга и вельми себе во вред:

Ее тревоги почитали в бред,

Так что вполне с ума она свишася.

Она ж рекла: Родителей лишася,

Как буду? Что мне сын-анахорет -

Пускай Живаго Бога он полпред -

Как жить с ним женщине живой, якшася? -

Отец, увидев, как ей тяжело,

Сказал: Не надобно быть скорбна, Оле,

Смири в себе порыв безмерной боли,

Коль хочешь, чтоб не сделалось на зло... -

Она сказала: Мысли знаешь что ли? -

И голову укрыла под крыло.

И голову укрыла под крыло,

Как курица, -- и сном ума забылась,

В очах ее вся жизнь остановилась,

И, кажется, что взор заволокло

Молочное тяжелое стекло,

В ней даже сердце медленнее билось -

Действительность в душе у ней дробилась,

Но это было ей не тяжело.

Антон страдал, Антон болел колитом,

Антона в гроб едва не свел понос.

0тец рыдал над сыном, вздоры нес.

В июне ржавчина пошла пиитом:

Антон запхал двенадцать кнопок в нос.

В то лето Ольга ела с аппетитом.

В то лето Ольга ела с аппетитом,

А Павел без. Она ему: Война! -

А он задумчиво: Отстань, жена,

Читай все то, что набрано петитом.

В конце концов, ты над своим корытом

Состарилась, не видеши рожна.

Властям твоя побудка не нужна,

И в ад, и в рай продуманы пути там.

Там знают, како ходеши на двор

И како можеши нутром несытым.

Воочию там видят, что есть сор,

А что есть счастье. Нивы полны житом,

А реки стерлядью. Возможен мор,

Но только маловерам и изжитым.

Себя он маловером и изжитым,

Понятно, не считал и не хотел.

Он в юность тяжело переболел

Костеломой-остеомиелитом

И чудом выздоровел. Был открытым

И жизнерадостным. Он не пил. Пел.

От глупости чужой он торопел,

Вельми смеялся пошлякам маститым.

Своей работе хохотал зело -

Работе каторжной горнодобытчей,

О ней же говорил: Мне повезло! -

Отцовский юмор был в округе притчей.

Но на Руси есть давешний обычай:

Веселых бьют. Но мало помогло.

Веселых бьют -- ему ж не помогло!

Ну а ведь как жестоко изгилялись!

Однажды в луже утопить пытались:

На лодочке гонялись и презло -

И опускали на башку весло -

Он же уплы! Напрасно постарались -

Ему двунадесять тогда сполнялись -

А выплыл -- ноги судоргой свело.

Бия же, возвещаша: Будь сердитым! -

Он же не ста. Отправили в огонь -

Из сотни одного -- прямым транзитом.

Он им смеяся! Собирал в ладонь

Цветочки-лютики под их бегонь.

Зле веселися во поле открытом.

Ему стреляху во поле открытом -

И кто -- свои же горемыки -- кто ж!

Ну, он тут возмь -- стрелявшего уложь -

А тот начальником бе в землю врытым!

Его к стене -- указом нарочитым.

Он им смеяся! Что тут делать все ж -

Помиловали -- что с него возмешь -

Убьют -- ведь фронт! -- А он все не убит им!

И все смеяся! Лыбяся незло!

Его в машину -- и в разведку к немцу -

И так и сдали в лапы иноземцу.

А он и им смеяся! Разбрало!

Его в один из лагерей-подземцу

Немецкое начальство упекло.

А наше следственно перепекло

Через Москву в теплушке под забралом

Глубокой ночью с шухером немалым

В какое-то далекое село,

Где зло хилячество уран брало

Для бонбы с взрывпотенциалом шалым.

Он радовася! Улыбася впалым

Беззубым ртом! Дразнися: Повезло!

Его терзали, он же им смеяся!

-- Я, -- говорит, -- не потону в воде,

Ни пулей не умру -- сгорю нигде!

Землицею согнусь -- так потешася! -

Сбылось пророчество, когоежде

Мать сердцем некогда воссокрушася.

* * *

Мать, сердцем же вельми воссокрушася,

Не знала, как ей быть: за горизонт

Махнуть что ли, где пламенеет фронт,

Где стены рушатся, в труху крошася.

Где, клектом резвой техники глашася,

Бегут, принявши внутрь опрокидонт,

И, словно векселя, идут в дисконт

Творцы викторий, пылью порошася.

Да, решено, что б мать там ни ждало,

Что б там ей ни грозило, ей и сыну, -

Она поедет -- ветер будет в спину.

Не воспретит все мировое зло

Найти его головушку повинну -

И должен выжить... как бы ни пекло.

Да, здесь ее, конечно, припекло.

Поедет и найдет живым иль мершим,

Лицо сожженное в окоп упершим,

И душу, распростершую крило,

Заземит -- если в небо понесло.

Вернет и покалеченным, мизершим.

Егда пленили -- будет не в удерж им,

Составит вновь, егда разорвало.

Надумала и собралась авралом,

На продлавчонку бросила замок.

С узлом в вагон полезла под шумок.

Пространства кинулись в лицо обвалом,

И мать и сына потащил дымок

Через Москву в теплушке под забралом.

Через Москву в теплушке под забралом

Мучительно и сладко проезжать -

Вагоны принимаются визжать

В разбеге по протянутым металлам.

Вверху гнездятся, как орлы по скалам,

Мешочники, летящие сближать

Деревню с городом, Москву снабжать

Продуктом дорогим и запоздалым.

Мать едет. О Москва, ты за холмом!

Уносятся вокзалы за вокзалом,

Они кончаются Кременчугом.

А дальше -- по понтонам, как по шпалам,

Она идет над веющим Днепром

Глубокой ночью с ужасом немалым.

Глубокой ночью с ужасом немалым

Их ошибает гусеничный лязг,

Неверного настила встряс и хряск

И духота бензина черным валом.

По блиндажам, окопам и подвалам

Напрасно хощет отыскать меж каск