И что мужнин арест со мной не связан.

Я, по образованью, педагог

И вот преподавать пойти решилась,

Но связки слабые -- мой давний рок,

И горла в три недели я лишилась.

А тут со мною в Хлебном бок-о-бок

В Райплане вдруг вакансия открылась,

И там без оформленья, а в азарт,

Служила я три месяца по март, -

На счетной, хоть и временной, работе.

Я исполнительна, честна, точна -

Ошибок я не допускаю в счете,

И, с высшими, и с низшими ровна -

И это подтвердят все на работе.

Что до Н.М. -- ему я не жена:

Он муж той женщины, кем он одолжен

Ребенком, коего растить он должен.

* * *

3 октября 1942

...вот что о вас он пишет: "Леля зря

Не выезжает, так как будет сложно

В той ситуации, что с октября

В ее районе, кажется, возможна".

Вы, Лелечка, неправы, говоря,

Что все всегда я путала безбожно -

Действительно, вас Нюра на Урал

К себе зовет, коль подойдет аврал.

Возможен и приезд в Москву, но дело

С пропиской здесь неважно обстоит,

А без прописки хлебного надела

Вы не получите, а общепит

Без карточек -- весьма худое дело,

У нас запасов нет, никто не сыт,

Мы и самих себя не обеспечим,

И поддержать двоих вас будет нечем.

На рынке цены не про наш карман:

Хлеб черный сто рублей, картофель сорок,

По сорок молоко -- обрат, обман,

Сливмасло 800 руб., сахар дорог.

У тов. Курындина теперь роман

С Саратовом, и он без оговорок

Готов везти в Москву вас на себе -

Думайте сами о своей судьбе.

Всех наркоматы вызывают сольно,

И с вызовом вписаться к нам пустяк,

Но кто в Москву приехал самовольно -

Живут без карточек и кое-как

И за год так дойдут, что видеть больно,

А малое заболеванье -- так

И умирают без причин и следствий.

Зимой ждем голода и прочих бедствий.

Мрем словно мухи, трудим как волы,

Ежевечерне топливо сгружаем,

Всем наплевать, что силы в нас хилы,

Жизнь человеческая нуль, когда им

И миллионы на фронтах -- малы.

Решайте сами -- мы не понукаем -

Покончим ли со страхом и тугой -

Уехавши из города в другой?

Куда же ехать? И до куда ехать?

Минуем голода ли и руин

В Москве и Курске, да на Колыме хоть?

У Вали комната, но нет дровин.

А с холодом овладевает нехоть,

И неотложных множество причин

Является к нам при таком куверте,

Чтоб преподать нас немощи и смерти.

Как от уюта вам искать приют,

Я посоветую? Терпеть в дороге,

Бежать от голода сюда и тут

И страх, и голод обрести в итоге.

А люди... не заметят и пройдут,

От них не следует нам ждать подмоги:

Сердца нуждою ожесточены -

Итак, вы, следственно, решать вольны.

Конечно, ужас впереди немалый.

Поговори с Курындиным, как он

Тебя в совхоз устроит прилежалый -

Тогда, конечно, ехать с ним резон:

Тебя пропишут под Москвой, пожалуй.

Покамест с нами поживет Антон -

Курындин лично знает всех начпродов,

Он ведает хозяйствами заводов.

Он повезет в Москву в вагонах скот,

Взять скарб ваш ничего ему не стоит,

В совхозах жизнь наладится вот-вот,

Саратов нынче очень беспокоит -

Его черед, должно быть, подойдет.

Отъезд же ваш родителей расстроит,

Забросив их на гибель. Может быть -

Их тоже следовало б сговорить?

* * *

24 апреля 1943

Живем мы так же. В воздухе теплеет.

Себя в порядок стали приводить.

Все чистим, моем. Газ на кухне тлеет,

И можем постирать, себя помыть.

Близ бань хвосты, народ в них не редеет,

А в ванной нашей трубы все забить

Пришлось, поскольку в сильные морозы

Вода коленца распустила в розы.

С весной растет желание поесть -

И стали прикупать немного хлеба

По рыночным ценам -- пришлось известь

На это тряпки -- такова потреба,

А доживем до лучших дней? -- Бог весть!

* * *

26 мая 1943

Письмо твое -- как солнышко, как небо

Весеннее, как травушка полей -

Я получила. И 600 рублей.

Спасибо. Но прошу тебя -- не надо,

Не присылай! Я продаю с себя -

И в этом есть, пусть слабая, отрада.

И точно, верь мне, прихожу в себя...

А эти деньги... граммы рафинада...

600 грамм масла... Не лишай себя

Необходимого. Продам. Мне просто.

Тем более, что все мне -- больше роста.

О чем ты там начальство попросил?

Все эти хлопоты по мне напрасны -

Не надо тратить понапрасно сил -

Ведь мы живем покамест безопасны,

Опеки ж над собой, по мере сил,

Я не терпела никогда -- согласны

Еще терпеть ее от близких бы,

А от чужих мы не возьмем хлебы.

До просьб не унижайся ты николи

И ради гибнущих нас -- не проси,

Имей довольно принципа и воли

И высоко достоинство неси,

Останься человеком и в недоле,

А лбом дверей, пожалуй, не сноси -

И смысла никакого нет, и ранишь

Мне сердце тем, что воздух лбом таранишь.

Что до Москвы -- то город наш большой,

В нем люди разные и мыслят разно:

Одни гуляют и живут душой,

Другие трудятся однообразно,

Рабочий день у них всегда большой

И с выходными тоже несуразно.

Кто не работает -- тот сыт, одет,

Не устает и ездит на балет.

Я ж ничего не вижу и не знаю,

И времени свободного нейму,

По выходным землицу ковыряю

И к осени на трудодень возьму

Немного овощей. А что читаю -

Читаю мало -- иногда возьму

С собою в очередь какую книжу,

Но быстро устаю и плохо вижу.

* * *

25 сентября 1943

Устала! И хотела б отдохнуть -

Не все ж трудиться -- я ведь не машина.

Ешь только, чтобы в зуб ногой толкнуть.

Слабеет, разрушается Ирина

И хочет прежние года вернуть,

Что прожиты с чужого, видно, чина,

По сказанному смыслу, при худом

Вмешательстве, сторонним мне умом.

Жизнь вспоминается, и хочешь плакать -

Так жутко искалечена она.

На всем серятина и одинакоть,

И много лет назад жизнь вручена

Тому, кто сам был сер, как эта слякоть,

Кто и не знал, какая мне цена,

И мною торговал, и без разбору

Мной помыкал с любой, какая впору.

И вот теперь я остаюсь одна,

И горечь прошлого меня обстала,

И с настоящим я разрешена.

Где будущее? -- жду его устало,

Не понимая, для чего должна.

И так вчера из ящика достала

Листок от липы и прочла у лип:

"Ваш муж Максимов, капитан, погиб".

Всю ночь по улице бродила вьюга,

Порывы ветра были так сильны,

Что даже стекла плакали с испуга

И двери хлопали, возмущены.

Вокруг ходила ходуном округа,

И стены двухметровой толщины,

Не озаботясь, пропускали воздух -

Так мрак сочится сквозь стекло при звездах.

Всю нашу дверь издергало струей,

И комната, гранича с коридором,

Была в нем только утлою ладьей,

Высасываемой в ветра простором.

Носились поверху -- Бог им судьей -

Там крыша с вороном, тут дверь с запором.

В ночь на двадцать четвертое число

Мне злую весть к порогу намело.

Погиб Н.М. Пал смертью... смертью храбрых.

Спасая родину. Вот две строки!

И скачут в песьих головах при швабрах

Убийцы счастья моего -- легки

На поминанье... Он пал смертью храбрых.

Он пал... не сволочи... не пошляки...

Мой муж. Н.М.Максимов. Мой Максимыч!

Опомнись же! Вернись домой, Максимыч!

* * *

30 сентября 1943

Любимый -- верю! Верю, что ты жив!

И в этот день, день моего рожденья,

Я собрала наш маленький актив