Изменить стиль страницы

Глава 24

Шей

Учащиеся смогут научиться работать в условиях давления.

Если было что-то, что маленькие города делали с ошеломляющей эффективностью, так это распространение горячих сплетен. Я понятия не имела, что послужило катализатором перехода от секретов к сплетням, но сейчас вокруг было слишком много людей и коз, чтобы беспокоиться об этом.

— Мы так рады за вас, — сказала одна женщина, протягивая мне букет цветов.

— Мы уже начали думать, что бедный Ной никогда не найдет хорошую девушку, — добавил кто-то. — Он такой милый.

Если бы они только знали, что в постели этот милый — дикое животное.

— Да, милый, — согласился кто-то еще. — Я была так счастлива, когда он перерос стадию гадкого утенка. Я знала, что его момент настанет.

— У вас будет прием? У вас должен быть прием, — сказала другая женщина, втискивая жестянку с печеньем мне под локоть.

— Если да, то я испеку торт, — сказала третья женщина. — Это так волнительно! Поздравляю!

— Спасибо, — пролепетала я, стоя с охапкой цветов, вина и разных угощений. — Не знала, что новость уже распространилась.

Это был деликатный способ спросить, откуда, черт возьми, все эти люди узнали о нашем тайном браке и почему информация появилась сегодня утром, как раз в то время, когда я была готова к очередному раунду между простынями с Ноем.

— Я узнала об этом от Жаклин Рамос, — сказала четвертая женщина. — Она не была уверена, что вы, ребята, не скрываете это или что-то типа того, но потом увидела, как вы целуетесь вчера вечером на ярмарке.

Ах, Жаклин. У этого урагана было имя. И, очевидно, никакого беспокойства о личной жизни.

— Эта старая курица знает все раньше всех, — сказала другая женщина. — Еще и додумывает.

— Как долго она работает в мэрии Провиденса? Тридцать, тридцать пять лет? Конечно, она все знает, — сказал кто-то. Я не могла уследить за этими людьми, не с этими цветами у меня перед лицом. — Но уверен, что эти двое не против, чтобы она распространяла информацию.

С чего бы нам возражать против того, чтобы полгорода появилось у наших дверей с восходом солнца?

— С чего бы это? — добавил кто-то. — Эти двое влюблены. Просто посмотрите на них. Все в них так очаровательно. То колесо обозрения чуть не загорелось прошлой ночью. Все это видели.

Я рассмеялась, но не по той причине, которую ожидали все эти люди. Я смеялась, потому что они верили в то, во что хотели верить, точно так же, как верили, когда я приехала сюда ребенком. Они видели маленькую избалованную богатую девочку и заполняли пробелы по своему усмотрению. Никому не было дела до того, чтобы узнать меня за пределами основных моментов — знаменитая мать, швейцарская школа-интернат, рюкзак «Прада» — если только они не хотели знать, почему я живу с Лолли, почему ушла из школы-интерната, почему не могу просто жить с матерью и быть как любая другая семья.

Эти люди интересовались мной не больше, чем те, кто читал целый мир по одежде, которую прислал из «Барнис» личный стилист моей матери. Но они все равно хотели получить частичку меня.

На другом конце дороги Ной оказался зажат между Джимом Уитоном и молодым человеком, которого Дженни несколько недель назад представила как мистера Боунса. Я лишь отчасти была уверена, что это его настоящее имя.

— Ты женился на ней, — услышала я слова Джима, его руки были сложены на широкой груди. — Ты все-таки женился на ней.

— И не сказал нам, — сказал мистер Боунс. — Ты женился на ней и ни словом не обмолвился об этом.

— Ты женился на ней, — повторил Джим.

Ной посмотрел в мою сторону, затем слегка покачал головой на толпу, собравшуюся вокруг нас. Я пожала плечами в ответ.

Он поднял брови, как бы говоря: «Что, черт возьми, произошло?».

Я закатила глаза. Да хрен его знает.

Он горестно улыбнулся. Могло быть и хуже, верно?

Я усмехнулась в ответ. Я не хочу знать, как.

Одна из коз громко заблеяла, а потом все они последовали ее примеру, звали и кричали, пока не стало слишком шумно, чтобы продолжать наш безмолвный разговор. Посетители начали пятится к своим грузовикам и квадроциклам, махая на прощание. Были объятия и пожелания, еще бутылки вина и шампанского, и несколько тонко завуалированных комментариев, брошенных нашими гостями, о том, что они мешают молодоженам провести время вместе.

Проблема была не в том, что они отнимают наше время. А в том, что теперь, когда все стало известно, мы никогда не сможем вернуться к тихому блаженству, когда впервые лежим в постели друг с другом.

— Пора выдвигаться, — сказал мистер Боунс, подгоняя коз. — Надо поднять этих девчонок на занятия йогой.

— Почему ты вообще здесь сегодня? — спросил его Ной, затем указал на Джима. — Или ты? Сегодня же воскресенье.

Джим подмигнул.

— Скажем так, это особый случай.

Когда толпа рассеялась — медленно и с несколькими приглашениями присоединиться к семьям на ужин в ближайшее время — мы с Ноем отступили в сторону фермерского дома.

— Что это было? — спросил он, помахав миссис Кастро на лошади.

— Похоже, мы должны благодарить Жаклин Рамос.

— Что значит, поблагодарить Жаклин… Черт. — Он провел рукой по лицу. — Не могу поверить, что не подумал об этом.

Я протянула ему несколько бутылок вина.

— Теперь мы ничего не можем с этим поделать.

Он обвел взглядом дорогу, на его лице внезапно проступило беспокойство.

— Где Дженни?

— Я здесь, — крикнула она. Мы повернулись и увидели ее в курятнике, корзина для яиц была подвешена на локте, а повязка на глазу на месте. — Эти люди были шумными и надоели мне до чертиков. — Она щелкнула пальцами на одну из кур. — Отойди от меня, тупица.

— Эй, Джен, — мягко сказал он. — Это было действительно суматошно и неожиданно. Мне жаль. Мы можем поговорить, малыш?

В хаосе утренних новостей я упустила из виду тот факт, что это большое открытие, вероятно, ударило по Дженни сильнее всего. Все, чего мы когда-либо хотели, это защитить ее и оградить от этой нашей безумной затеи, но ее все равно бросили в самую гущу событий. Любая обида или враждебность, которую я испытывала из-за неожиданного объявления о нашем браке, сменилась чувством вины. Последнее, что ей было нужно, это новые потрясения и путаница в ее жизни, и...

— Клянусь, я никому не говорила, что вы поженились.

Ной на секунду уставился на нее.

— Что?

— Это была не я. Я не делала этого. Не злись. Не кричи. Клянусь, это была не я.

Мы с Ноем обменялись еще одним взглядом типа «Что за хрень?».

Когда смогла сформировать слова, не выплескивая длинную череду «почему», «как» и «что», я сказала:

— Пойдем в дом и поговорим. Ты сказала, что хочешь блинчиков, верно? Я умею их печь.

Дженни смотрела на меня изнутри курятника.

— С шоколадными чипсами?

— Определенно, — сказала я с энтузиазмом. Ною прошептала: — Пожалуйста, скажи мне, что ты не запретил шоколадные чипсы, потому что они не встречаются в природе или их форма вызывает беспокойство.

Он отвел взгляд.

— А как насчет потертой плитки шоколада? Это сработает?

— О, боже. — Я поправила вещи в своих руках, находясь в опасной близости от того, чтобы уронить все это. — Все в дом. Мы готовим завтрак. Пойдемте.

img_1.png

Теперь, когда я поставила перед собой задачу приготовить блины, мне оставалось только найти рецепт, а затем открыть каждый шкафчик и ящик на кухне Ноя, чтобы найти все необходимое. Легко и просто. Гораздо проще и гораздо легче, чем задача Ноя усадить Дженни за стол и разобраться в сути ее маленькой бомбы.

— Итак, я не расстроен, — сказал Ной. — Я не кричу. Верно? Поговорим об этом?

Вместо ответа Дженни спросила:

— Это должно было быть тайной от меня?

Он посмотрел между мной и Дженни. Я пошла искать миску для смешивания.

— Видишь ли, — начал он, — это было не столько тайной, сколько...

— Из вас, ребята, получились бы худшие пираты, — выпалила она. — Вы бы никогда не захватили ни одного корабля и не украли бы ни одной добычи.

Ной вздохнул.

— Ладно, как бы то ни было, я хотел бы знать, что тебя насторожило и...

— Я никому не говорила, — настаивала она, сложив руки на груди и подняв плечи до ушей. — Я умею хранить секреты.

Он опустил руки на стол.

— Но как ты узнала?

Дженни подняла палец.

— Ты просматривал брачный договор на своем компьютере, однажды ты нарядился в шикарную одежду, а когда я спросила, зачем, ты сказал, что это для взрослых дел, и вы, ребята, действительно очевидны со всем этим любовным дерьмом.

— Любовное дерьмо, — повторил Ной.

Я взбила несколько яиц. Я не была уверена, входит ли это в рецепт, но мне казалось, что это правильно.

— Да, ты влюблен и все такое, — сказала Дженни, как будто констатируя очевидное. — Вот почему у тебя была ночевка с Шей прошлой ночью, и ты всегда делаешь для нее приятные вещи.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, ища поддержки. Я продолжала взбивать.

— Если вы, ребята, не хотели, чтобы я заметила, то вам не нужно было все время целовать друг друга.

— Думаю, нам придется поработать над этим, — сказал Ной.

— Мне все равно, — ответила Дженни. — Это больше не противно. Я уже привыкла.

— Какое облегчение, — сказал он себе под нос.

— Шей собирается переехать к нам? Так ведь делают женатые люди? Они живут вместе в одном доме. — Она улыбнулась мне широкой, ожидающей улыбкой. — Ты можешь спать в моей комнате. Мне больше нравится верхняя койка, но ты можешь взять ее, если хочешь.

Я уставилась на Дженни и Ноя, мои пальцы сжимающие венчик онемели. Нет. Нет, нет, нет. Это был не вариант. Мне было одиноко в большом, пустом доме Лолли, но это было мое большое, пустое место для одиночества. Там я погрязла в жалости к себе и придумывала дикие объяснения уходу бывшего из моей жизни, там я пила вино в нижнем белье и ела пудинг на завтрак. Это был мой кокон, мое безопасное, личное пространство, где мне не нужно было притворяться, что все в порядке, и я могла быть такой несчастной, пьяной или угрюмой, какой хотела. Дом Лолли был мне нужен больше, чем поддержание видимости моего фиктивного брака.