Глава 23

Ной

Учащие смогут выдохнуть, но только на минуту.

Я знал все, что нужно знать об удовлетворенности.

Это было оно, прямо здесь. Женщина, которая погубила меня для всех остальных, лежала рядом со мной, ее одежда была разбросана по полу моей спальни, и осознание того, что я навсегда изменился, пульсировало в моей груди.

Сколько ни фантазировал о сексе с Шей Зуккони — а это было очень, очень много раз — я никогда не задумывался о том, что будет после самого акта. Я всегда сосредотачивал свои гипотетические усилия на том, чтобы затащить ее в постель и сделать это хорошо для нее, а все остальные детали словно испарялись из моего сознания.

Сейчас, когда Шей дремала на моей груди, а ее рука обвилась вокруг моей талии, я не мог поверить, что был таким недальновидным. Не мог поверить, что проигнорировал утонченную прелесть обнимать удовлетворенную женщину.

Вернее, женщину, которую удовлетворил я.

Она потянулась, ее мягкая кожа скользнула по моей так, что из меня вышел весь воздух, и мое тело было готово на второй раунд.

— Эй, — прошептала она.

— Эй. — Я провел тыльной стороной пальца по ее носу, по губам. — Как дела?

Блаженная улыбка натянула уголки ее рта.

— Отлично. — Ее щеки покраснели. — Я не хотела засыпать на тебе.

— Можешь спать на мне всю ночь, — сказал я.

Каждую ночь. Всегда. Навсегда.

Ее волосы щекотали мою грудь, когда она покачала головой.

— Мне нужно идти домой.

— Нет. Не нужно.

— Будет лучше, если я попытаюсь улизнуть отсюда, пока Дженни не проснулась, — сказала она. — Я могу дойти пешком. Это вряд ли больше десяти минут.

Я смотрел на нее, пытаясь примирить жгучую потребность насаживать ее на свой член в течение следующего часа с небрежным намеком на то, что я позволю ей спуститься с крутого холма в районе, где обитает большое количество диких животных, посреди ночи. В одиночестве.

В конце концов, единственным способом навести порядок в этих вопросах было перевернуть ее на спину и проползти к ней между ног.

— Этому не бывать.

— Ной. — Она засмеялась, сжав колени вместе и вывернувшись от меня.

Это меня не остановило. Я ласкал ее круглую попку и целовал внешнюю сторону ее бедер. Черт, я бы целовал ее локоть, если бы это было то, что она мне дала. Я любил каждый дюйм этой невозможной женщины.

— Ты знаешь, что я права. Мы не хотим запутывать Дженни.

В этом было зерно истины. Нам не нужно было сбивать с толку Дженни, и меньше всего мне хотелось объяснять племяннице природу взрослых ночевок. Но и оставлять девочку одну в доме я тоже не мог, даже на десять минут. Не дай Бог, если она проснется, а рядом никого не будет. Это отбросило бы ее прогресс на целую вечность назад.

— Я могу взять квадроцикл, — предложила она. — Это сработало бы.

— Нет. Слишком темно, а мы очень серьезно относимся к безопасности. У нас в «Маленьких Звездах» есть правило: не ездить в небезопасных условиях. Это политика безаварийности.

— Мне просто нужно спуститься с холма, — возразила она. — Здесь везде асфальтированные дороги.

Я грубо сжал ее задницу.

— Ты хоть знаешь, какие животные гуляют в это время? Начнем с оленей и койотов, и давай на секунду представим, что никто из них не перебегает дорогу перед квадроциклом, хотя они делают это постоянно. Если отбросить все это, остаются еноты, сурки, скунсы. Ты действительно хочешь столкнуться со скунсом? Нет. Поверь мне. — Еще одно сжатие. — Тебе придется остаться на ночь, жена. Я разберусь с Дженни.

Шей уставилась на меня, сжав губы в строгую гримасу, а взгляд был затуманенным, но твердым, как будто она устала, хотя и была достаточно раздражена, чтобы бороться с этим. Наблюдая за ней, положив голову ей на бедро, рисуя пальцами круги по ее бедру, и между нами повисло молчание, мне пришло в голову, что я, возможно, совершил огромную ошибку.

Я не держал ее в заложниках. Очевидно. Если бы она настаивала на том, чтобы уйти, я бы не стал ее останавливать. Я бы собрал Дженни, простыни, одеяло и все остальное, и мы бы поехали с Шей в «Два Тюльпана». Если бы Шей действительно хотела уехать, я бы сделал это самым безопасным способом.

Но я не верил, что она действительно хочет ехать.

Для начала, Шей все еще была в моей постели. Все еще обнаженная, все еще терпящая прикосновение моих рук, которые я не мог от нее оторвать. Она не кружила по комнате в поисках своего нижнего белья и не отмахивалась от моих прикосновений. А во-вторых, девушка не произнесла ни слова. Я знал, что это может означать сотню разных вещей, но Шей не возражала против моих слов.

Но самое главное, ее выражение лица не ассоциировалось у меня с тем, что я оскорбил ее. Я знал это, потому что делал именно это с момента ее приезда и был знаком с тем, как оно отражалось на ее лице.

Это было не то. Здесь было раздражение, нотки неповиновения, но также и любопытство. Как будто девушка ждала, что я подкреплю эти заявления действиями. Как будто хотела, чтобы я установил какие-то границы.

Я вспомнил слова Джейми о том, что больше всего на свете Шей хочет иметь семью. Семья не ограничивалась тортами на день рождения и фиктивными браками ради спасения фермы. Семья появлялась, когда ты шел в бар не с той компанией. Семья кричала на тебя, когда ты ходил один по ночам. Семья заботилась о тебе, даже когда это было очень неудобно.

Хотя я не часто признавался в этом, меня возмущало практически все, что касалось моей семьи. То, что я застрял между фермером, выращивающим яблоки, у которого было самое большое сердце в мире и ноль деловой хватки, и умеренно прогрессивным проповедником, для которого видимость счастливой семьи была важнее реальности, все еще беспокоило меня.

Оставив юридическую практику, я переехал домой чтобы распутать финансовую яму, которой была компания «Фруктовый сад Бардена», и несколько лет моей жизни были поглощены накипевшей обидой.

Наблюдение за тем, как мою сестру приговорили к пожизненному заключению, было огромным источником моей враждебности. То, что она не выторговала послабление информацией о своем парне, заставляло меня просыпаться в холодном поту по ночам.

Я до сих пор не избавился от горечи, которая появилась после того, как я еще раз перевернул свою жизнь, чтобы стать опекуном моей племянницы, хотя Дженни не была источником моего гнева. Дело было в том, что я всегда был единственным, на кого ложилось это бремя. Я должен был вмешиваться и спасать положение каждый раз, и я устал от того, что моя жизнь откладывается ради этого. И не хотела, чтобы все ждали от меня спасения.

Хотя я не возражал против спасения Шей.

Когда дело касалось ее, это не было требованием. Это был выбор.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, — сказал я. — Я уверен, что ты сможешь спуститься с холма самостоятельно, но не стоит. Уже поздно, а ты — лучшее, что когда-либо было в этой постели, и я хочу, чтобы ты осталась. Со мной.

Был долгий момент, когда Шей внимательно смотрела на меня, как будто искала трещины и изломы в моих словах. Затем:

— Ты не думаешь, что это будет трудно для Дженни?

Я провел рукой от задней части ее колена до талии.

— Я думаю, она будет слишком счастлива видеть тебя, чтобы собрать все воедино. Если так, я разберусь с этим. Черт, я справился, когда она выбила передние зубы другому ребенку в прошлом году. По крайней мере, это были молочные зубы. — Я слегка шлепнул ее по заднице. — Я могу справиться с этим. Пусть это тебя не беспокоит.

— Тогда хорошо. — Она пожала плечом. — Наверное, я останусь.

— Да? Если хочешь уйти, я отвезу тебя домой. Не собираюсь связывать тебя и удерживать здесь против твоей воли. — Я провел большим пальцем по складке между ее бедром и задом, и едва заметно коснулся влажной кожи между ее ног. Дрожь пробежала по ее телу, и девушка еще крепче сжала колени. — Если только… если только ты этого не хочешь.

В этом заявлении было столько неправильного, что его нельзя было преуменьшить. Никакая часть этого не казалась мне подходящей или уважительной, или чем-то из того, чем я хотел быть для Шей. Это было грязно и первобытно, и так неправильно, но в то же время невообразимо правильно. И я не мог объяснить, почему это правильно.

Велика была вероятность, что это было совсем неправильно, и я бы понял если бы она ударила меня коленом в челюсть.

Шей слегка пошевелилась и поморщилась.

— Может, и так.

Я уставился на гладкую поверхность ее бедра, потому что не доверял себе, чтобы встретиться с ней взглядом. Я не доверял себе делать что-либо, кроме как любоваться градацией ее кожи от слегка загорелой до кремово-бледной. Она не брила ноги выше колена, и я находил странное удовольствие в этом осознании. Странное удовольствие, совершенно не связанное с предположением моей жены о том, что ей было бы приятно, если бы я ее связал.

Да, тот факт, что мой стояк сейчас буйствовал, не имел никакого отношения к просьбе Шей оставить ее у себя — и сделать это грубо и дико.

Я опустил руку на изгиб ее бедра и крепко сжал, ясно давая понять тем, как каждый кончик пальца впивается в ее кожу, что я буду прижимать ее к себе всю ночь, если она действительно этого хочет. Шей моргнула, приоткрыв губы, и жар окрасил ее щеки. Ее возбуждение витало в воздухе между нами так густо, что я чувствовал его вкус на своем языке.

Я провел свободной рукой по коленям, которые она прижала друг к другу.

— Тогда я так и сделаю.

Я раздвинул ее ноги с большей силой, чем казалось необходимым, и скользил вдоль ее тела, проглатывая каждый вскрик и вздох, срывавшийся с ее губ. Ее глаза были широко раскрыты от удивления, но и от голода. Как будто я мог сделать что угодно прямо сейчас, и она попросила бы еще.

— Останови меня, — сказал я, — если тебе это не понравится.

— Остановлю.

— Если будет больно или тебе будет некомфортно...

На ее лице расцвела идеальная улыбка.

— Я знаю, что делать, Ной.

Я поставил ее ногу себе на грудь и переместил выше, чтобы она легла мне на плечо. Сделал то же самое с другой и обхватил рукой ее ноги. Повернул голову, чтобы прикусить зубами кожу ее лодыжки.