— Что? Боже мой, нет, — ответил Ной, вскинув руку, как будто я его оскорбила. — Джен, принеси чеддер, который вчера вечером принес Уити. И закваску. Это в кладовке.

— Есть, капитан.

— Значит, начальная школа, — сказал он мне.

— Да. — Я наблюдала, как Дженни положила кусок сыра на тарелку, а затем вонзила нож в его сердцевину. Мои глаза округлились, я моргнула и посмотрела на Ноя. Он посмотрел на нее и пожал плечами. — Я буду вести уроки во втором классе миссис Кальдерон до ноября или около того.

— Миссис Кальдерон — самая хорошая учительница второго класса. Все так говорят. — Дженни развернула кусок хлеба и вонзила нож прямо в него.

Приподняв бровь, глядя на Ноя, я как бы спрашивала, можно ли ей играть с ножами, и он сказал:

— Ножи для масла. И это пиратское блюдо.

— Так вот как мы это называем?

Его единственным ответом была однобокая ухмылка.

— Значит, второй класс. Это хорошо? Это то, чего ты хочешь?

— Да, мне нравится общаться со второклашками. Они такие веселые зайки. Не такие веселые, как крутые котики из детского сада, конечно. Я просто немного, — я поднесла руки к вискам, пошевелила пальцами, — измотана. Думала, что буду работать на подмене. А теперь я начинаю год с класса, и у меня есть только несколько дней на подготовку. Это большая перемена. Психологически и... во всем остальном. Как я уже сказала. Измотана.

Дженни отнесла хлеб и сыр, а также ножи, торчащие из каждого, к столу.

— Могу я теперь рассказать о своей большой приятной новости? — Она подпрыгивала на носочках, когда говорила.

— Конечно. Расскажи мне. Я должна знать.

— Я не крутой котик.

Я моргнула.

— Что? Повтори?

— Ты сказала, что дети из детского сада — крутые котики, но я теперь хожу в первый класс, поэтому я не крутая.

Она просияла от уха до уха, ее беззубая ухмылка заняла все лицо, а глаза превратились в счастливые щелочки. Я вскочила, заключая ее в объятия.

— Ты не крутая, — сказала я. — Сейчас ты потрясающая. Совершенно потрясающая первоклассница. Это гораздо лучше, чем круто. — Я повернулась к Ною. Его руки все еще были скрещены, а однобокая ухмылка никуда не делась. — Я думала, что ваша встреча будет только в конце недели.

— Да. Они позвонили сегодня днем и спросили, можем ли мы прийти, потому что возникли проблемы с расписанием. — Он пожал плечом. — Я думаю, что проблема с расписанием возникла из-за того, что я отправил документацию от психолога об оценке, включая конкретные рекомендации по дополнительным уровням поддержки детей с особыми потребностями.

— Я показала им, что теперь читаю очень хорошо, — сказала Дженни. — И еще решала дурацкие задачки со словами.

— Я уверена, что ты была невероятной, — сказала я ей, а для Ноя добавила: — Похоже, ты тоже неплохо справился.

Он встретил мой взгляд и удерживал его долгое мгновение, пока Дженни подпрыгивала и кружилась между нами. Затем на кратчайшие секунды его взгляд опустился на мой рот. Что это было?

— Ты будешь ездить в школу на автобусе? — спросила Дженни.

Ной снова встретился со мной взглядом.

— Шей не будет ездить на автобусе. И никогда не ездила.

— Потому что Ной сжалился надо мной, — ответила я.

— Потому что... — Он покачал головой. — Учителя не ездят на автобусе. Прости, малышка.

Она подняла на меня глаза.

— Можно я тоже буду ездить на твоей машине? Автобус — отстой.

Ной начал отвечать, но я подняла руку.

— Я принесла все те потрясающие книги об исследователях, о которых я тебе рассказывала, но думаю, что твои новости требуют празднования. Может, навестим собак? Или коз? Что скажешь?

Дженни подбежала к духовке и прищурилась на цифровые часы на панели.

— Четыре... ноль... девять. — Она повторила цифры себе под нос несколько раз. Затем: — Ной, время коров?

Он покачался на пятках, вздохнул.

— Да.

— Коровы, — крикнула она. — Коровы! Они идут в доильный амбар! На дойку! И-и-и...

— Звучит идеально, — сказала я. — Нам можно туда?

— Есть правила, — сказал Ной.

— Ничего не трогать, быть вежливой, не затевать никаких безумств, слушать все указания, оставить в покое молочников, и если я буду супер-лучшей, то смогу погладить одну корову, прежде чем они пойдут на пастбище.

Ной бросил взгляд между мной и нетронутой тарелкой с сыром и хлебом.

— Ешь. Я не допущу, чтобы ты рухнула в обморок в молочном амбаре.

Я отломила кусочек хлеба, немного сыра. Сделала из этого небольшой сэндвич.

— Хорошо. Я ем.

Он провел рукой по шее, говоря:

— Ты останешься рядом со мной. Последнее, что мне нужно, это чтобы ты потеряла там туфлю. Мы поддерживаем чистоту, но, Боже, я не могу допустить, чтобы ты упала рядом с коровами. И допей этот сок, ладно?

Я поднесла соломинку к губам, улыбаясь ему, когда выпила остатки своего пиратского напитка. Ной долго смотрел на меня, прежде чем пробормотать что-то про себя и выскочить за дверь.

Я не знала, чего добилась, но знала, что это было что-то.

Мы забрались на квадроцикл, Дженни взволнованно бормотала о коровах, пристегивая ремень безопасности на заднем сиденье. Ной посмотрел на меня, его солнцезащитные очки снова закрывали глаза. Затем потянулся через все мое тело и положил руку мне на плечо.

— Это долгая поездка, — сказал он. Его лицо было так близко. — Думаешь, сможешь с этим справиться?

Я не знала, что делать со своими руками. Куда они должны были деться? Должна ли я была что-то делать? Более того, предполагалось ли, что я что-то делаю, или для меня было в порядке вещей сидеть здесь и позволять ему так прижиматься ко мне?

— Да, — пробормотала я. — Думаю, да.

О чем мы вообще говорим?

— Надеюсь, что ты права.

Я не знала, о чем он думает, но то, как мужчина провел пальцами по моему плечу и как его дыхание участилось настолько, что я заметила, натолкнуло меня на хорошую идею. Чего бы я ни добилась несколько минут назад, теперь настала очередь Ноя получить свое.

Затем он протянул ремень безопасности через мою грудь и зафиксировал его рядом с моим бедром.

— Держись, — рявкнул он, положив руки на руль. — Молокозавод на другой стороне холма. Я не остановлюсь, если ты или твои туфли выпадут.

Ной вывел квадроцикл из сарая и поехал по дороге, пока Дженни скандировала: «Время коров!», сзади.

Ной очень умело позволял мне верить, что дружба, которая у нас когда-то была, осталась в прошлом, а настоящее было скреплено волей Лолли, учебными потребностями Дженни и частичками дружеских отношении, сохраняющимися между нами, но сейчас это уже не было правдой. Возможно, это вообще не было правдой с тех пор, как я вернулась.

Ной всегда был застенчивым ребенком. Никогда не говорил много, пока я не подталкивала его к этому. Даже тогда он больше слушал, чем говорил. Теперь, когда я думаю об этом, наши лучшие разговоры происходили в записках, которые мы передавали друг другу каждый день. В них он открывался больше всего. Так мы общались после тех сонных утренних поездок в школу.

Возможно ли, что это была его новая версия застенчивости? Так ли выглядела застенчивость человека, который хотел оставить фермерскую жизнь позади, но вернулся в семейный бизнес и по пути удочерить племянницу? Были ли его ворчание и брюзжание взрослым воплощением обеда в библиотеке, чтобы избежать других детей? И то, что он использовал меня в качестве живого щита от прислушивающейся к мочеиспусканию дамы, было ли это еще одним примером заржавевших социальных навыков?

— Постараюсь, — ответила я, когда он притормозил в конце дороги.

Он приостановился, дважды посмотрев в обе стороны, прежде чем пересечь дорогу Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд.

— Если это будет похоже на то, что я видел сегодня, то постарайся получше. — Он повернул на узкую тропинку, идущую вдоль линии белой изгороди. — Пудинг и кофе, боже, — пробормотал он.

— Поможет, если скажу, что обычно я пью кофе с огромным печеньем в «Розовой сливе» в городе?

— Господи, нет. Почему ты... неважно. Это неважно. Эй, Дженни.

— А? — отозвалась она.

— Когда закончим в молочном амбаре, я хочу, чтобы ты достала яйца для Шей.

— Мне не нужны яйца.

— Очевидно, что нужны, — сказал он.

— Я не люблю яйца на завтрак, — сказала я.

— Я не люблю голые яйца, — сказала Дженни. — Но Ной смешивает яйца с сыром, беконом и другими вкусностями и кладет их на сэндвич, и это отличное дерьмо.

Шум квадроцикла был достаточно громким, чтобы заглушить мой смех.

— Голые яйца, — повторила я.

— Когда она сказала это в первый раз, я подумал, что она сказала «медвежьи яйца»²⁰. Как у медведя гризли. Я попытался объяснить, что у медведей не бывает яиц, а она сказала, что голые яйца — живые и отвратительные, и, в общем, в то утро мы купили пончики. Те первые несколько недель вместе были нереальными.

— Должно быть, это было тяжело, — сказала я, достаточно тихо, чтобы маленькие ушки не услышали. — Быть брошенными вместе вот так.

Ной кивнул и бросил быстрый взгляд через плечо.

— Я не знал, что делаю. И все еще не знаю.

— Нет, знаешь. Ты просто напрашиваешься на комплимент.

Улыбка появилась на его лице.

— Я бы никогда.

— Уверен в этом? Ты не искал комплиментов, когда я пыталась сказать тебе, что твоя подруга Кристиана не останется в стороне, потому что ты очень сильно заводишь в духе горячего дядюшки?

— Я? Нет. — Он покачал головой, и, если я не ошибаюсь, его уши покраснели. Интересно. — Все было не так.

— Хорошее уточнение.

Он протянул руку, как будто собираясь дотронуться до меня, но потом сжал руку в кулак и опустил ее на бедро.

— Не думаю, что поблагодарил тебя за все. На игре.

— Поблагодарил. — Я наблюдала, как румянец поднимается по его шее. Очень интересно. — Две буханки хлеба — более чем достаточная благодарность.

Мы проехали через подъем и спустились по пологому склону, и в поле зрения появился длинный сине-серый амбар. Рядом стояло еще несколько зданий, а также по меньшей мере двадцать таких же черно-белых грузовиков с коровами, на которые я наткнулась в свой первый день в городе.