ГЛАВА 3

Беллами

Ручка ломается в моем стиснутом захвате, разбрызгивая чернила по рубашке. Я бормочу проклятия, вытирая чернила о джинсы.

Лиам по-прежнему сидит на диване в конференц-зале, не решаясь предложить помощь. Мы сидим в тишине уже целую минуту.

Я не обращаю внимания на пятно, выбрасываю ручку в мусорное ведро, убираю блокнот в карман и достаю телефон. Открыв приложение "Диктофон", я откидываюсь на спинку дивана напротив него.

— Есть ли у меня твое согласие на запись этого разговора?

— Ты все равно всегда делаешь то, что хочешь.

— Я расцениваю это как "да". — Я нажимаю на зеленую кнопку начала записи. — Я начала запись этого интервью с твоего согласия. Готов?

Он задерживает дыхание и проводит большим пальцем по острой линии челюсти.

— Да.

Я прочищаю горло и начинаю интервью, хотя все, чего я хочу, - это объяснить, почему я ушла. В тот первый год он отклонял каждый телефонный звонок, оставлял без ответа каждое письмо и блокировал меня в социальных сетях.

Мама подслушала, как Коннерсы жаловались, что Лиам также никогда не возвращается в Алабаму. Он летает с ними в Австралию, чтобы навестить их.

— Мистер Коннерс, могу я называть вас Лиамом?

Он не отвечает.

Я скрежещу зубами.

— Лиам, за три года ты вывел свою команду с последнего места в лиге на первое. После трех подряд побед в чемпионате как...

— Я чувствую себя? — заканчивает он за меня. — Оригинально.

Мне хочется свернуть в трубку утвержденный лист интервью, который мне прислал тренер его команды, и бросить его ему в лицо. Лиам создан, и не зря. Но я не узнаю этого измученного человека. Три года. Я обещала нам три года.

Я никогда не рассматривала возможность того, что мы изменимся за эти три года.

— Так плохо, да? — Притворно рассмеявшись, я перехожу к следующему вопросу. — Централ Кост Рэйз - твой следующий матч. Что ты делаешь, чтобы...

— Приготовиться к матчу? Эта шикарная нью-йоркская работа отточила твои репортерские навыки.

Его подкоп бьет сильнее, чем мне хотелось бы признать. За три года у меня было одно повышение, что не слишком впечатляет, если учесть, что это был путь от неоплачиваемого стажера до второй самой низкооплачиваемой должности.

В ответ на мое молчание он насмехается:

— Почему бы тебе не задать мне настоящий вопрос? Что угодно.

— Хорошо. — Я наклоняюсь вперед, насколько это возможно, чтобы не упасть с дивана, и сохраняю ровный голос. — Ты все еще любишь меня?

Молчание.

— К черту. — Лиам сжимает кулаки по бокам, его шея так свернута, что я вижу толстые изгибы его мышц. — Ты приходишь ко мне через три года, притворяешься, что не знаешь меня, а потом имеешь наглость спрашивать, люблю ли я тебя до сих пор?

Мне должно быть стыдно. Телефон продолжает записывать нас, и утром я должна отправить запись интервью своему боссу, но мне плевать на статью.

Лиам получит свою статью, и интервью не понадобится.

Я знаю каждую статистику Лиама Коннерса.

Каждую игру.

Каждую попытку.

За последние три года я смотрела каждую его игру по телевизору, несмотря на разницу во времени. Поздние ночи, проведенные без сна, сердце в горле каждый раз, когда мяч касался его рук. На той неделе я взяла отгул на работе после его травмы ноги, и все новости я получала только из третьих рук от мамы.

По правде говоря, я здесь не для того, чтобы брать интервью у Лиама.

Я здесь ради него.

— Ты сказал, чтобы я задала тебе вопрос. Любой. Я так и сделала. — Я заправляю прядь разноцветных волос за ухо, замечая, как дрожит его горло от этого движения. Он скучает по мне. Я знаю, что скучает. — Ответь на вопрос, Лиам.

Он открывает рот, чтобы заговорить.

Я напрягаюсь, ожидая его слов, но они не приходят.

Вместо этого он бормочет проклятия и уходит.