Изменить стиль страницы

Самочувствие стало гораздо лучше, даже нервы немного успокоились.

Гу Юнь подумал: «Ведь, по сути, они всего лишь шайка иностранцев? Если бы они обладали выдающимися способностями, то зачем им использовать хитрые уловки?»

К худу или добру, пока он еще жив и носит фамилию Гу, никому не удастся полностью уничтожить Черный Железный Лагерь.

Гу Юнь тяжело вдохнул и только тогда понял, что смертельно проголодался. Он потрогал свой живот и с тоской подумал: «Без раздумий женюсь на той, что принесет мне пару горячих печеных лепешек».

И стоило ему произнести это про себя, как Чан Гэн принес ему миску бульона с горячей лапшой. От тарелки поднимался горячий пар, а потрясающий аромат совершенно бесцеремонно ударил в нос. У Гу Юня от голода аж желудок свело.

Он разочарованно поспешил отказаться от своих слов: «Кроме него. Он не считается...»

Стоило ему подумать об этом, как за окном внезапно ударил гром.

Гу Юнь решил никак не комментировать это событие.

Чан Гэн прикоснулся к его лбу, проверяя температуру:

— Жар спал, ифу следует немного поесть.

Гу Юнь уже молча взял палочки для еды, но, стоило ему услышать обращение «ифу», как его сердце сжалось. На душе стало как-то странно. Правда, то смутное ощущение промелькнуло и исчезло без следа.

Гу Юнь спросил:

— Это ты приготовил?

— Так как времени было мало, успел приготовить только миску лапши. — Как-то так... — проговорил с невозмутимым видом Чан Гэн.

Гу Юнь чувствовал себя не в своей тарелке: он не понимал, чего добивается благородный «Яньбэй-ван» столь благочестивым [7] поведением.

Чан Гэн определенно догадывался о терзающих его думах, потому что спокойно предложил:

— Если страну уже не спасти, откажись от службы Ли Фэну. Я открою лапшичную на северо-западе, на жизнь нам хватит.

Гу Юнь, набивший рот лапшой, подавился и сильно закашлялся.

Чан Гэн засмеялся и признался:

— Да шучу я.

Гу Юнь взял чашку холодного травяного чая и разом ее осушил:

— Какой хороший мальчик. Уже начал меня поддразнивать. То ли еще будет!

С серьезным выражением лица Чан Гэн ответил ему:

— Когда ты внезапно решил увезти меня из Яньхуэй в столицу, то я хотел сбежать. Думал охотиться на зверей глубоко в горах или найти в приграничье скромное жилище и открыть там лавку, чтобы не умереть с голоду. Но когда я понял, что не так-то просто сбежать из-под твоего надзора, то успокоился.

Гу Юнь покопался палочками в миске и отодвинул в сторону зелень, чтобы добраться до мяса и съесть его. Не успел он тщательно прожевать пищу, как Чан Гэн облокотился на спинку стула и, облегченно вздохнув, признался ему:

— Ифу, ты не знал об этом, но пока я не убедился, что ты цел и невредим, то не мог сомкнуть глаз, пока наконец не...

Гу Юнь холодно произнес:

— Сто восемь тысяч ли [8] отделяют меня от твоего «цел и невредим», но расскажи мне все, что знаешь.

Чан Гэн понял, что речь о тех поступках, в которые он не посвятил Ли Фэна.

Гу Юнь предположил:

— Именно ты отозвал Черный Железный Лагерь. Иначе Хэ Жунхуэй дрался бы до последнего солдата.

— Я подделал твой почерк, — признался Чан Гэн. — Приказал Черному Железному Лагерю отступать к крепости Цзяюй, а генералу Цай Биню — отправиться на север с подкреплением. Прошло довольно много времени, генерал Хэ уже должен был получить поставку цзылюцзиня. Ли Фэну не обязательно было об этом знать, раз он все равно собирался упразднить указ «Цзигу Лин».

Гу Юнь моргнул:

— Ты подделал мой...

— Это всего лишь закулисные интриги. — Чан Гэн покачал головой. — Я отправил письмо учителю в Цзяннань, но было слишком поздно. Кроме того, я подозревал, что тогда, двадцать лет назад, во дворце остались северные варварские шпионы. Я уже попросил кое-кого заняться расследованием. Нет и вестей от генерала Шэня, но боюсь, хороших новостей от него ждать не стоит.

— Отсутствие новостей — самая лучшая новость, — подумав, ответил Гу Юнь. — А эта старая дева чересчур удачлива, ничего ему не сделается.

Тогда Чан Гэн спросил:

— Ифу, враги яростно наступают на северо-западе, но похоже, какое-то время войска там продержатся. Как думаешь, сумеем ли мы защитить столицу после катастрофы в Восточном море?

Гу Юнь внимательно на него посмотрел и заметил, что глаза юноши точно кремень. Взгляд его был холоден, тверд и невыразим — казалось, только тронь и во все стороны полетят искры.

Кроме них двоих в комнате больше никого не было, а их самих разделяла лишь миска с лапшой. Гу Юнь не собирался болтать попусту и честно признался:

— Зависит от того сумеем мы продержаться до прибытия подкрепления. Раз иностранцы готовы пройти тысячи ли ради внезапной атаки, то значит, они рассчитывают на быструю победу. Иначе зачем начинать со столь эффектного маневра? Чем дольше продлится война, тем большее преимущество мы получим, но...

Вот только ресурсов Великой Лян не хватит на затяжную войну.

Ли Фэн не просто так помешался на идее захватить цзылюцзиневые шахты в Лоулани. Причиной служило то, что на территории их обширной и богатой природными ресурсами державы имелось не так много цзылюцзиневых шахт. Запасов не хватало даже чтобы удовлетворить текущие потребности. Дань от восемнадцати племен составляла около четырех десятых от всего цзылюцзиня в Великой Лян, оставшееся количество составляли закупки из различных источников. Обращение товаров через морскую торговлю приносило казне немного серебра, но эти средства быстро заканчивались.

В настоящее время восемнадцать племен восстали, а страну со всех сторон осаждали враги. Поэтому они могли рассчитывать только на собственные запасы цзылюцзиня. Если так и дальше будет продолжаться, им неизбежно придется столкнуться с нехваткой топлива.

И пока речь шла только о цзылюцзине. Государственная казна была подобна хрупкому лилейнику. Где Великой Лян найти столько серебра?

— Как ты и говорил, если наш план не сработает, придется разделить силы и придумывать что-то другое. Пока это единственный разумный вариант, но все может пойти далеко не так, как нам бы хотелось, — сказал Гу Юнь. — Это была неплохая идея — приказать Черному Железному Лагерю отступить в крепость Цзяюй, пусть это и крайне оживленное место. Там проживает множество купцов и торговцев, которые годами мечтали пробиться к Шелковому Пути, но за все это время так нигде и не обосновались. Более того, к концу года обстановка на Шелковом пути накалилась, дорогу закрыли, а торговля встала. Предполагалось, что оттуда все уже уехали, но по факту никто не ушел. В поселениях осталось несметное множество временных домишек, где до сих пор живут простые люди. Хэ Жунхуэй не вправе больше отступать.

Люди возлагали надежды на Черный Железный Лагерь. Он был опорой Великой Лян, и как только эта опора падет, война потеряет смысл. Проще сразу сменить название государства [9].

Чан Гэн недолго хранил молчание.

— Я говорю о безвыходной ситуации.

— Не будет никакой безвыходной ситуации, — покачал головой Гу Юнь. — У тебя очень большое сердце. Знаешь, как управлять страной, но вот вести войну тебе прежде не доводилось. Помимо благоприятной погоды и удачного географического положения на исход войны влияют еще два фактора: во-первых, оснащение армии железной броней и техникой, во-вторых, отвага, живущая в сердцах тех, кто не страшится смерти. Что касается оснащения... То тут и правда не оставалось иного выбора. Но я полагаю, что даже хорошо оснащенная армия иностранцев ничем не уступает нашей, не говоря уж об этих южных варварах [10]. Если дать им в руки настоящее оружие, они воспользуются им вместо скалки. Твои подчиненные не игральные камешки на доске, они воины и полководцы. Они все люди отважные и не боятся смерти. Но важно не забывать, что бесстрашных солдат не бывает. Помнишь, что я сказал тебе, когда мы сражались с шайкой разбойников на юго-западе?

Чан Гэн кивнул:

— Да, помню. На поле битвы первыми погибают те, кто боится смерти.

Гу Юнь в ответ хмыкнул. Даже когда страну покрыли сто дыр и тысячи язв [11], обед у него был по расписанию. Вскоре миска с лапшой опустела. Гу Юнь зажал нос и выпил остатки бульона с ненавистной зеленью и овощами. Не до конца прожевав, он поставил миску на стол и решительно спросил:

— Ещё есть?

— Нет. Я приготовил всего одну порцию. Ты недавно оправился после болезни. Желудок и селезенка еще слабые. Поэтому лучше тебе не наедаться досыта, — сказал Чан Гэн. — На поле боя за тобой остается решающее слово. А вот что касается чужих пересуд, будущего, мыслей о том, где достать денег или цзылюцзинь, или как все расставить по местам, то тебе незачем об этом беспокоиться. Я позабочусь обо всем.

Гу Юнь был немного потрясен услышанным. Со смешком он спросил:

— Прямо вот решающее слово во всем? А что, если я проиграю?

Чан Гэн улыбнулся и больше ничего не сказал. Его пристальный взгляд напоминал тихую заводь, вдруг пошедшую мелкой рябью. В глазах его явно читалось: «Если проиграешь, то я взвалю этот позор и на свои плечи и вместе с тобой буду нести тысячи лет. Если погибнешь — последую за тобой в могилу».

Внезапно в дверь тихонько постучал Хо Дань и доложил:

— Маршал, господин Фэнхань и генерал Тань прибыли с военным донесением из Восточного моря.

Гу Юнь сразу же ответил:

— Скорее пригласи их!

Чан Гэн отвел глаза и убрал столовые приборы со стола. Опустив голову, он вдруг признался:

— А знаешь, в одном я тебе соврал.

Гу Юнь замер.

— Я сказал, что остался тогда, потому что знал, что не смогу сбежать из-под твоего надзора. — Чан Гэн рассмеялся, не поднимая головы: — Ха, да я тогда был обычным мальчишкой из маленького приграничного городка. И не мог быть настолько умен...

Гу Юнь понял, куда он клонит, и строго попросил:

— Чан Гэн, хватит.

Чан Гэн покорно закрыл рот и не стал договаривать фразу.

Тогда он не был настолько умен. А не сбежал потому, что оказался не способен отпустить одного единственного человека.