— Если бы марш... Господин узнает, что молодой хозяин живет в таких нелегких условиях во внешнем мире, ему будет нестерпимо грустно...

Он не был хорош в беседах. Он привык выражать себя с помощью действий, поэтому – если он иногда и мог начать разговор о подобных вещах – он чувствовал себя самым искренним человеком на свете.

Однако на сердце Чан Гэна стало лишь тяжелей, и он не сумел тут же ответить солдату.

Чэнь Цинсюй закончила выдавать женщине лекарства. Когда они вернулись, госпожа лекарь нахмурилась, взглянув Чан Гэну в глаза.

— Спокойствие, разве я не говорила тебе об этом?

Чан Гэн пришел в себя и горько улыбнулся.

Чэнь Цинсюй действительно была его полу-учителем.

Два года назад, во время очередного приступа, наставник Чан Гэна узнал о Кости Нечистоты. Тайна, о которой знали лишь небо и юноша, в конце концов, вырвалась в свет.

Тогда наставник сказал ему, что не очень хорошо разбирается в медицине, поэтому они начали ездить по разным местам, пока на востоке, наконец, не встретились с Чэнь Цинсюй. К сожалению, секрет исцеления от Кости Нечистоты принадлежал только Северной маньской Ведьме, и даже доктор Чэнь, с ее широкими познаниями в медицине, не смогла отыскать лекарство. Единственное, чем она могла помочь, – прописать ему успокоительный эликсир сильнейшего действия, чтобы Чан Гэн мог сохранять контроль над собой, пока она занимается исследованием его недуга.

Тогда Чан Гэн решил поговорить с ней о делах Гу Юня и осторожно поинтересовался:

— Госпожа Чэнь, есть ли в этом мире человек, чьи глаза и уши иногда работают, а иногда – нет?

Чэнь Цинсюй, конечно же, догадалась, о ком говорил Чан Гэн. Однако она не имела права рассказывать ему всей правды. Она просто ответила:

— Да.

Но Чан Гэн задал еще один вопрос:

— Тогда при каких условиях можно облегчить страдания с помощью лекарства, а при каких – нет?

— Это невозможно, если человек родился с этой болезнью, – разъяснила Чэнь Цинсюй. – Что же касается повреждений, полученных при травме во время взросления, – такие необходимо оценивать уже в индивидуальном порядке. Возможно, лекарство может помочь тем, кто был отравлен.

Она предположила, что Чан Гэн осторожно заговорил с ней о болезни, чтобы потом спросить непосредственно про Гу Юня, однако он этого не сделал. И в тот момент она поняла, что, похоже, недооценила проницательность и остроту ума этого паренька.

Получив ответ, Чан Гэн сначала долго молчал, а после он начал умолять ее принять его в качестве своего ученика.

Несколько поколений семьи Чэнь были искусными врачевателями. Они уделяли много времени и внимания своим манерам, но, в то же время, внутри их семьи соблюдалось еще одно неукоснительное правило: "Практиковать медицину для спасения жизней". Их род не относился к тем эксцентричным "богоподобным" врачам, о которых судачили в народе или описывали в книгах – отбирающих себе пациентов с неизлечимыми заболеваниями в надежде спасти их, способных "видеть все болезни" – такая практика категорически не приветствовалась в семье Чэнь.

Госпожа Чэнь могла исцелять тяжелые травмы и заболевания, лечить отравления необычными ядами, или же помочь с детской простудой. Она с радостью принимала беременных женщин и помогала принять роды.

Она не относилась к своим знаниям, как к бесценному сокровищу, что держала бы при себе, скрывая от всех. К тому же не существовало правила: "знания семьи не могут быть переданы посторонним лицам". Если бы кто-то ее попросил – она бы его научила. Но госпожа Чэнь как-то упомянула, что сама еще не закончила школу и не посмела бы принять ученика, поэтому ее можно было считать лишь "полу-учителем".

Поместье семьи Чэнь находилось в Тайюань. Чэнь Цинсюй обычно не останавливалась на юге осенью и зимой. Чан Гэн мог только предположить: если она все еще в Чжунгуаньцунь, возможно, у нее еще остались какие-то незаконченные дела. Чан Гэн достал сумку и протянул молодому солдату деньги, чтобы тот вызвал повозку для женщины и ее свекра.

Как молодой солдат мог осмелиться взять деньги из рук бедного четвертого принца? Несколько раз отказавшись, он убежал в сторону прибывшей повозки.

Когда все ушли, Чэнь Цинсюй достала особый мешочек и произнесла:

— Очень хорошо, что мы встретились тут. Я приготовила для тебя новую порцию успокаивающего эликсира. Попробуй.

Чан Гэн поблагодарил ее, взял немного лекарства и осторожно убрал в сумку.

У Чэнь Циньсюй заблестели глаза, стоило ей обратить внимание на сумку Чан Гэна. Она отметила, что на ней не было головокружительно пестрых и сложных рисунков вроде "утка-мандаринка плещется в воде" или "летающие бабочки".

Внутри сумка была обшита чистым шелком, а снаружи покрывалась тонким, мягким слоем кожи. На самой коже виднелся незамысловатый узор, напоминавший резьбу на рукояти клинка. Такой же узор был выгравирован на железном браслете, внутри которого скрывались тонкие ножи, стремившиеся вырваться наружу. Сами ножи были сделаны очень искусно.

— Откуда у тебя эта сумка? – поинтересовалась госпожа. – Она необыкновенно прелестна...

— Я сам ее сделал, – улыбнулся Чан Гэн. – Хотите такою же?

Чэнь Цинсюй ничего не ответила.

Лекарь Чэнь, выражение лица которой оставалось непоколебимо спокойным даже перед взорами тысячного войска, в эту секунду почувствовала себя неловко.

— Она очень прочная, – заверил Чан Гэн. – Ах, да, я хотел спросить: фестиваль середины осени [1] уже закончился. Почему вы все еще здесь, в Чжунгуаньцунь?

— Аньдинхоу отправится на юг, пересекая Чжунгуаньцунь. Он попросил меня встретиться с ним, – объяснила Чэнь Цинсюй. – Ты разве не знал?

Круг Фэн-шуй снова перевернулся, и теперь неловко себя чувствовал совсем другой человек.

Как говорить, Чан Гэн вспомнил лишь спустя минуту молчания, продлившуюся целую вечность. Он очнулся благодаря приятному аромату эликсира.

— Нет, я не знал, что мой ифу... Зачем ему отправляться на юг?

Чэнь Цинсюй удивилась:

— Аньдинхоу покинул северо-западную границу, потому что у него могут появиться военные дела и другие вопросы, касающиеся армии. Я могу судить лишь по нескольким брошенным мне словам, не более. Зачем ему рассказывать мне о своих планах?

— Но младший брат из Черного Железного Лагеря сказал мне, что он вернется на Новый Год...

Услышав слова Чан Гэна, Чэнь Цинсюй еще больше запуталась.

— Праздник хризантем еще не прошел [1]. Вернется ли Аньдинхоу на Новый Год или нет – разве это не зависит о того, где ему прикажут нести службу?

Чан Гэн был в замешательстве. И тут он рассмеялся, понимая, каким же глупцом он был. Достаточно было подумать о том, что только такие, как он – кто постоянно стремится к чему-то и, одновременно, это чего-то страшиться, – будут считать срок в три-четыре месяца пустяком.

— Я подумала, что ты пришел сюда, потому что знаешь об этом. Оказалось, что это просто совпадение, – вслух размышляла Чэнь Цинсюй. – В письме он указал, что прибудет через несколько дней. Если ты никуда не торопишься, то дождись его.

Чан Гэн от растерянности издал невнятный звук в знак согласия. Его мысли уже давно улетели за тысячи ли [2] прочь.

Чэнь Цинсюй подошла к Чан Гэну и закричала ему прямо в ухо:

— Чан Гэн! Чан Гэн!

Лишь тогда Чан Гэн наконец-то пришел в себя.

Чэнь Цинсюй вновь заговорила со всей строгостью в голосе:

— Я уже говорила тебе, что мой эликсир не является противоядием. Это всего-навсего простая формула, которая может помочь тебе немного успокоить нервы.

Чтобы Кость Нечистоты не тревожила, необходимо учиться не поддаваться тревогам. Все мысли, что беспокоят тебя, что забираются в твое сердце, – будут пищей для яда. Только сегодня за короткий промежуток времени твой разум уже дважды рассеивался. Что, в конце то концов, происходит с тобой?

— Мне жаль... – ответил Чан Гэн и опустил свой взгляд. Он больше не хотел возвращаться к этой теме и поспешил перевести разговор в иное русло: к вопросу о рецепте, который он только что выписал.

Он думал о том, как Чэнь Цинсюй путешествовала по стране, излечив множество тяжелых заболеваний, исцеляя бесчисленные раны на смертной плоти. Но знала ли она, как спасти человеческое сердце?

Вернув пациентов домой, молодой солдат Черного Железного Лагеря поспешил обратно. Увидев, что Чан Гэн остался на том же месте и не бросил солдата на произвол судьбы, он почувствовал облегчение.

Чан Гэн позаимствовал несколько книг из серии "Классика фармацевтики" и, попрощавшись с Чэнь Цинсюй, взял с собой молодого солдата. Так они вдвоем отправились в соседний город на поиски постоялого двора.

Осенние цикады и прочие насекомые с наступлением вечера стрекотали более зычно.

Чан Гэн положил успокаивающий эликсир рядом со своей подушкой, ощущая, что на этот раз лекарство госпожи Чэнь не очень ему помогало. Оно не только не успокаивало, но и заставляло чувствовать себя еще более взволнованным. Не успел он закрыть глаза, как проснулся среди ночи. В конце концов, от нечего делать молодой человек зажег свет и принялся читать.

Когда сгорела первая миска лампового масла, Чан Гэн прочитал две с половиной из трех книг "Классики фармацевтики". До самого рассвета он так и не смог заснуть.

В недра его груди, казалось, тайно разместили золотой короб, извергающий белый пар, что продолжал сжигать нескончаемые запасы Цзылюцзиня.

Чан Гэн неоднократно уговаривал себе сохранять спокойствие. Он повторял эти слова десятки тысяч раз, заставляя вторить их сердцем. Гу Юнь собирался вскоре приехать сюда – сможет ли Чан Гэн невозмутимо разговаривать с ним? Он не мог себе этого даже представить. Его безудержное влечение к нему и постоянные тревоги переплелись вокруг его костей. Каждую минуту – нет, каждую секунду – его сердце нещадно сжимала лоза, покрытая острыми шипами, и болезненно впивалась в плоть все глубже и глубже. Этот самообман оказался совершенно бесполезен...