Изменить стиль страницы

Глава 111 «Сквозь года»

 

____

Века, как и десятилетия, быстро сменяют друг друга.

____

На поле боя на северной границе царила полная неразбериха. Потеряв сыновей, Цзялай Инхо окончательно сошёл с ума. Он дрался не на жизнь, а на смерть; лучше сжечь разом все запасы топлива, чем отдать врагу хоть каплю. Если варвары видели, что Черный Железный Лагерь пытается наступать, то поджигали цзылюцзинь, чтобы помешать им.

В окружении фиолетового пламени кармы невозможно было сойтись в ближнем бою. Солдаты Великой Лян ничего не могли с этим поделать и жутко злились. Так незаметно пролетел третий день битвы.

Цао Чунхуа больше не заботил внешний вид. Он снял соболью шапку и обмахивался ей на манер веера. Это не помогало — горячий пот продолжал струиться по вискам. Цао Чунхуа с завистью уставился на обнаженного по пояс Шэнь И.

— Ох, Небо, бывало ли на северной границе так жарко во второй месяц года? Генералу захотелось освежиться?

Шэнь И сердито на него посмотрел и про себя подумал: «Освежиться, как же!»

На его спине был длинный ожог. На передовой некогда было заниматься ранами. Только сейчас, благодаря тому, что Хэ Жунхуэй взял на себя командование, Шэнь И удалось немного передохнуть. Он снял броню, чтобы нанести лекарственную мазь. Волдыри лопнули, и его спина превратилась в кровавое месиво — словно с Шэнь И пытались заживо содрать кожу и вытянуть жилы.

Обратив внимание на его напряженные плечи, Чэнь Цинсюй поспешила уточнить:

— Генерал, вам не больно?

Шэнь И покачал головой. Лицо и уши у него покраснели. Жгучая боль от ожога не могла сравниться с тем ударом, что получила его самооценка. Предстать перед незамужней девушкой полуобнаженным — ужасно неприлично и неудобно. Шэнь И не смел даже заговаривать с барышней Чэнь.

Чэнь Цинсюй решила, что его уши и шея покраснели от жара. Она пребывала в немного растерянных чувствах. Во время своих путешествий она не раз попадала в разные передряги и занималась лечением раненых солдат в лагере, но ей редко доводилось бывать непосредственно на поле боя.

Нынешнее сражение резко отличалось от того, когда Гу Юнь одурачил в Восточном море мятежников — сторонников Вэй-вана. На этот раз сражались десятки тысяч опытных солдат, а людские крики, ржание лошадей и грохот выстрелов тонули в воцарившемся хаосе. Стоило чуть отвлечься, как становилось невозможно понять, что происходит, и выполнять вбитые многолетней муштрой приказы командира — не говоря уж о том, чтобы тщательно все взвесить и самому принимать решения.

То, насколько опытен и хорош солдат был в бою, не особо влияло на ход сражения. Будь ты хоть каменным столпом, способным держать небеса, все равно сгинешь в гуще сражения и стенах пламени.

Чэнь Цинсюй и раньше лечила солдат, доставленных с поля боля. Их жуткие раны ужасали: у кого-то не хватало руки, у кого-то — ноги. Но теперь ей довелось своими глазами увидеть настоящее сражение.

«Словно чудовищная мясорубка», — подумала про себя Чэнь Цинсюй и быстро срезала омертвевшую кожу, затем промыла ожог и нанесла лекарство.

Когда солдаты сошлись врукопашную, Шэнь И приходилось постоянно следить за обстановкой на поле боя. Тем не менее, несмотря на неразбериху, он нашел время взять поводья ее коня, пристально на нее посмотрел и решительно произнес:

— Следуйте за мной.

Его взгляд запомнился Чэнь Цинсюй гораздо больше, чем взметнувшееся до Небес пламя.

— Генерал, пока вам нельзя носить легкую броню, — предупредила Чэнь Цинсюй. — Она слишком тяжелая и будет натирать края раны. Это может привести к заражению. Рана загноится и начнется лихорадка, которую гораздо труднее вылечить.

Шэнь И весь вспотел. Хотя умом он понимал, что ее слова не подразумевали двусмысленностей, от ее шепота по телу пошли мурашки. Его тело будто пришло в замешательство и никак не могло выбрать — активно потеть или дрожать.

К счастью, его спас вовремя подоспевший гонец.

— Генерал Шэнь! — тяжело дыша, воскликнул он. — Ударом из пушки варвары сбили генерала Цая с лошади. Теперь варвары пытаются пробить нашу линию обороны на северной границе!

Шэнь И резко вскочил, потревожив ожог на спине. От дикой боли ему хотелось громко заорать. Но будучи временно исполняющим обязанности главнокомандующего он не имел права проявлять слабость, тем более, перед любимой женщиной.

— Генерал, срочное донесение из Цзяннани!

Когда Гу Юнь отправился в Цзяннань за сбежавшим Чан Гэном, на дорогу от Великого шелкового пути до Западного края ему в броне Орла понадобилось где-то три дня. После того, как институт Линшу усовершенствовал золотой короб на броне разведчиков, Черные Орлы начали летать еще быстрее. Если дело не терпело отлагательств, чтобы добраться по воздуху от Северобережного лагеря до северной границы, у них уходило несколько часов.

С учетом того, какая неразбериха царила на поле боя, письма Гу Юня придавали Шэнь И уверенности. Стоило ему услышать об этом, как душа его успокоилась, но сам он потерял равновесие. В панике он замахал руками, ища точку опоры. Придя в чувство, он понял, что барышню Чэнь поймала его за руку.

Руки ее были не менее холодны, чем ее нрав. Несмотря на то, что ее пальцы были тонкими и изящными, хватка у нее была крепкая.

Шэнь И едва не умер от смущения...

Он поспешно отдернул руку и поторопил гонца:

— Так что там великий маршал просил передать?

Черный Орел на одном дыхании отрапортовал:

— Войска Запада в Цзяннани напали на Северобережный лагерь. Великий маршал поручил мне передать генералам, что если им не удастся удержать северный фронт, то пусть готовятся молить о прощении своих предков!

Эти слова упали на плечи Шэнь И тяжким грузом подобно горе Тайшань. Когда он услышал о «предках», его едва не вырвало кровью. Ему хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки. Он и раньше-то не завидовал славе и почёту Гу Юня, верховного главнокомандующего. Теперь ему хотелось умолять Гу Юня вернуться из Цзяннани и принять на себя командование.

Разве они не договаривались о том, что Гу Юнь узнает, как обстоят дела и сразу же вернется обратно?

Разве назначение Шэнь И на пост главнокомандующего не было временной мерой?

Шэнь И решил, что самая главная его проблема — неумение выбирать друзей. Он ведь был самым обычным человеком, искренне любящим, лишенным амбиций и карьерных притязаний, разве нет? Он никогда не претендовал на высокие должности с помощью сильных мира сего и не мечтал покрыть славой свое имя. Почему же тогда ответственность за северный фронт тяжким грузом пала именно на его плечи?

В палатку вбежал Хэ Жунхуэй, впустив волну жара:

— Цзипин, боюсь, фланг старины Цая долго не продержится! Поспешу к нему на подмогу!

Это быстро привело Шэнь И в чувство. Он нахмурился и взял в руки приказ Гу Юня.

— Сейчас дикарей сдерживают только Черные Орлы. Вам пока нельзя отступать. Дайте-ка мне еще раз все обдумать...

— Генерал Шэнь, позвольте ничтожному генералу поехать вместо него!

Шэнь И заметил стоявшего в углу молодого человека. Черты его лица все еще казались немного детскими — его выдавали круглые гладкие щеки. Молодой человек едва достиг совершеннолетия.

— Этот молодой генерал — младший сын генерала Цая, — прошептал Цао Чунхуа. — В северном гарнизоне он часто сражался на передовой. Ему всего девятнадцать, но он уже десятки раз сталкивался в бою с варварами.

— Я поеду вместо него, — повторил молодой человек. Поймав на себе взгляд Шэнь И, он сделал шаг вперед и с непоколебимой решимостью заявил: — Я лучше умру, чем позволю варварам вторгнуться на наши земли!

Сердце Шэнь И забилось чаще. Ему показалось, что перед ним предстал Гу Юнь из прошлого... Тогда в столицу только пришли вести о восстании, поднятом государствами Западного края. Прошлого императора больше интересовали радости мирной жизни, чем война, а придворные чиновники лишь растерянно переглядывались. Во время состоявшейся на следующий день императорской аудиенции разразились бурные споры. Некоторые предлагали вернуть из отставки старого генерала Чжун Чаня... И тут вмешался сирота по фамилии Гу и положил конец спорам...

В семнадцать лет своей самонадеянностью Гу Юнь напоминал новорожденного теленка, что не боится тигров [1]:

— Ваш подданный просит дозволения отправиться на границу Западной Лян [2]. Они не более чем нелепые шуты. Неужели они действительно поверили в то, что гэфэнжэни Черного Железного Лагеря настолько проржавели, что ими нельзя поотрубать их крысиные головы?

Сейчас же молодой генерал Цай втянул носом горячий воздух, и, не моргая, невозмутимо выпалил:

— Дикие северные псы живы лишь потому, что оказали нам отчаянное сопротивление. Ничтожный генерал еще молод и неопытен, но готов поднять меч и копье своего отца, чтобы враги больше никогда не посмели вернуться!

Прославленные генералы прошлого поколения или успели отдать жизнь в бою, или сильно постарели. Ничто ни вечно — ни реки, ни горы. В армии всегда найдутся самонадеянные молодые люди, готовые отважно облачиться в черную броню и взять в руки луки байхун.

Века, как и десятилетия, быстро сменяют друг друга.

Наконец Шэнь И привел мысли в порядок и протянул молодому генералу Цаю военный жетон:

— Хорошо, брат, ступай.

Получив приказ, молодой генерал Цай ушел. Шэнь И вскрыл письмо со срочным донесением Гу Юня.

Если переданный Черным Орлом устный наказ звучал безжалостно и кровожадно, то письмо было вполне разумным: «Варвары стоят насмерть и оказывают отчаянное сопротивление. Учитывая разногласия внутри восемнадцати племен, так явно не может долго продолжаться. Самое трудное — выстоять первые три-пять дней. После того, как вы удержите линию фронта, останется продержаться всего два-три дня. Поначалу варвары будут выигрывать, но постепенно начнут сдавать позиции и в итоге выбьются из сил. Когда военные действия прекратятся, варвары направят посла, что усилит разногласия внутри их племен. Возможно, когда-нибудь нам удастся раз и навсегда разобраться с угрозой на северной границе. Действуй осторожно, но ничего не бойся. Пусть я не смог приехать лично, но сердце мое с солдатами трех батальонов Черного Железного Лагеря».