Глава 103 «Встреча»

 

____

Барышня Чэнь, у вас есть серебряный нож?

____

Когда прием был в самом разгаре, Чан Гэн помогал барышне Чэнь собирать лекарственные травы в саду дома, где она остановилась на время пребывания в столице.

Поправился он также стремительно, как и простыл — для выздоровления достаточно было принять несколько лекарств. Сейчас он почти пришёл в себя. На прием Чан Гэн не пошел из-за своего темного прошлого, а Гу Юнь не стал настаивать. Кроме того, Чан Гэну стало известно, что у Чэнь Цинсюй появилась новая зацепка об излечении Кости Нечистоты.

— Вы думаете, что Кость Нечистоты течет в моих венах?

В руках Чэнь Цинсюй держала толстую стопку пожелтевших старинных трактатов, откуда периодически выпадали страницы и их приходилось возвращать на место. Она явно была занята, но тем не менее, ответила ему:

— Кость Нечистоты лишает человека разума. Поэтому я считала ее душевным недугом. Если бы не замечание Аньдинхоу, мне бы никогда не пришло в голову, что... Видите ли... Первые легенды варваров о злом божестве Уэргу гласят, что с самого рождения он отличался коварством и переродился, пожрав плоть и кровь своего брата. У него четыре ноги, четыре руки, два сердца, а когда кровь бушует у него в груди, он особенно свиреп. Я всегда думала, что «бушующая в груди кровь» — это метафора, но похоже, что именно так пробуждается Кость Нечистоты.

Барышня Чэнь не отличалась болтливостью — она оживлялась, лишь когда речь заходила о пациентах и болезнях.

— Плоть и кровь, — сказал Чан Гэн и замер. Чуть погодя он покачал головой и с горькой усмешкой спросил: — Барышня Чэнь намекает, что тело мое отравлено? И остается лишь поверить сказкам, содрать плоть и соскоблить яд с костей?

Уж лучше сойти с ума.

Чан Гэн неторопливо разбирал травы и раскладывал по коробочкам, после чего расставлял их в правильном порядке. Шестеренки со скрежетом провернулись, полки медленно поднялись наверх, оставив внизу свободное место. Эта кропотливая работа требовала необычайного терпения.

Чэнь Цинсюй благовейно посмотрела на Чан Гэна. Среди легенд ей не удалось найти историй о том, чтобы жертва Кости Нечистоты дожила до совершеннолетия, сохранив трезвый рассудок. Что уж говорить о том, чтобы этот человек имел столь невозмутимый характер, как Чан Гэн.

Неведомо, досталась ли подобная стойкость Чан Гэну от рождения или это было заслугой Гу Юня.

— Честно говоря, в последнее время я неважно себя чувствую, — признался Чан Гэн. — Приступы Кости Нечистоты стали чаще.

— Аньдинхоу уже сообщил мне об этом, — ненароком бросила Чэнь Цинсюй.

Чан Гэн запнулся:

— Он...

Создавалось впечатление, что Гу Юнь с самого начала считал Кость Нечистоты варварским шаманством и никогда не относился к этой небольшой проблеме всерьез. Он редко поднимал тему и не выказывал особого беспокойства перед Чан Гэном.

Выходит... это всегда его тревожило?

Чэнь Цинсюй поняла, что сказала лишнего, и замерла. Затем как ни в чем не бывало она сменила тему:

— Если у Вашего Высочества нет для меня новых поручений, я бы хотела вернуться в своё родовое поместье в Шаньси. Теперь, когда удалось понять причину болезни, рано или поздно мы сможем от неё избавиться.

— Ох, — ответил Чан Гэн и сложил руки в поклоне, — простите за беспокойство. А что насчет противоядия для Цзыси...

Не успел он договорить, как явился гонец из дворца.

Вместе с учеником Чэнь Цинсюй вошел придворных евнух. Он уважительно поприветствовал Чан Гэна и сказал:

— Узнав о болезни Вашего Высочества, Император послал вашего покорного слугу справиться о вашем здоровье. Со мной приехал и придворный лекарь. Он не посмел без приглашения войти в дом лекарки Чэнь и ждет снаружи.

Чан Гэн нахмурился:

— Спасибо брату-императору за любезность, но это обычная простуда, а не тяжелый недуг.

Евнух засмеялся и сказал:

— Да, ваш ничтожный раб видит, что Вашему Высочеству гораздо лучше, эм... Ваше Высочество, сейчас во дворце проходит прием в честь приезда третьего принца и делегации от северных варваров. Посол восемнадцати племен спрашивал о Вашем Высочестве у Императора. Его Величество просил передать, что если вы еще плохо себя чувствуете, не утруждайте себя, а вот если вам лучше — император приглашает вас присоединиться к празднику.

Чэнь Цинсюй растерянно оглянулась на Чан Гэна. Не обрати никто внимания, он мог проигнорировать прием. Но раз посол северных варваров выразил пожелание увидеться с Чан Гэном, нехорошо будет отвечать ему отказом. Все складывалось довольно неоднозначно: с одной стороны северные варвары являлись врагами Великой Лян, а с другой — приходились Янь-вану родней по матери. Разумеется, он не собирался искать с ними встречи, но совсем избегать их было неприлично.

Хоть на приеме Чан Гэном и интересовался посол, гораздо важнее было не обидеть Ли Фэна.

Чан Гэн достал кошелек и щедро протянул евнуху:

— Простите, а как в точности выразился брат-император?

Придворный евнух взвесил кошель, отметив, что Янь-ван не поскупился, и смущенно засмеялся. Его крупное круглое лицо покраснело, и он бессвязно залепетал:

— Слуга не смеет, не смеет... Ваше Высочество оказывает ему слишком большую честь... Слуге действительно неудобно принять этот подарок...

Тем не менее, как бы он не прибеднялся, но в итоге радостно взял деньги и доложил:

— Такому человеку как Янь-ван эти дикие варвары не указ. Император просил передать, что если хотите развеять тоску, то приходите во дворец, чтобы поздравить его с праздником, посидите там немного, да вернетесь домой. Вам не обязательно общаться с этими бездельниками. Новый год на носу. Император будет счастлив увидеться с вами.

Чан Гэн принял решение.

— Дайте мне немного передохнуть и переодеться. Я поеду с вами во дворец.

Евнух обрадовался.

— Тогда ваш нижайший слуга подготовит повозку.

Чан Гэн слегка улыбнулся и проследил за тем, как евнух скрылся из виду. Но стоило ему войти в комнату, как улыбка его резко поблекла.

Последовавшая за ним Чэнь Цинсюй спросила:

— Чем я могу помочь?

Чан Гэн покачал головой.

— Охрана в этом году довольно строгая. У Цзыси все под контролем, на входе и выходе гостей несколько раз досматривают. На прием пригласили только третьего принца и посла, остальную делегацию заперли на почтовой станции. Даже если у третьего принца там цзылюцзинь в венах бежит, сомневаюсь, что он сумеет устроить беспорядки... Прошу барышню лишь предоставить мне комнату, чтобы привести одежду в порядок.

Чэнь Цинсюй не разбиралась в подобных вещах, поэтому промолчала и попросила своего ученика показать дорогу.

Чан Гэн заложил руки за спину. Вдруг он неожиданно обернулся к ней.

— Барышня Чэнь, у вас есть серебряный нож?

Ван Го расположился в окружении придворных чиновников и слушал, как эта языкастыя компания изливает свою ненависть и соревнуются в остроумии, оскорбляя посла северных варваров.

Сам посол не отличался красноречием, но был довольно сметлив. Когда тема их разговора становилась особенно острой, он не спешил отвечать, а лишь молча кривил губы в улыбке. Создавалось впечатление, что он действительно готов стерпеть унижение ради мирных переговоров.

Взгляд Ван Го ненадолго задержался на склонившем голову в поклоне молчаливом третьем принце, но вскоре он ему наскучил. Охота ему пялиться на этого дурачка, когда есть зрелище куда интереснее.

В отличие от чиновников вроде Фан Циня, Ван Го не любил думать о развитии экономики и улучшении благосостояния народа. Он прекрасно понимал, что все вокруг невысокого о нем мнения. Взять Фан Циня с его сторонниками — они уважительно именовали его господином или по титулу, лишь когда хотели использовать в своих целях. А за глаза прозвали «дядюшка евнух», поскольку Ван Го так рьяно исполнял свои обязанности, что порой влезал в дела внутреннего управления.

В прошлом Ван Го был всего лишь мелкой сошкой на побегушках у покойного императора. При дворе он играл роль придворного подхалима, которого все ненавидят вместо государя. С тех пор, как правда о покойном императоре и его драгоценной варварской супруге выплыла на поверхность, Ван Го жил в страхе.

Изначально он не имел ничего против Гу Юня и его семьи, поскольку обычно интересы гражданских и военных чиновников в Великой Лян не пересекались. Пока ни один из них не питал чрезмерных амбиций и не пытался рукой затмить небеса... хотя в любом случае им нечего было делить. Род Гу принадлежал к потомственной знати, пусть и был малочислен, но его наследник являлся крайне сомнительной партией. Взгляды Ван Го и Гу Юня не особо отличались. Ван Го не интересовали важные государственные дела. Его заботило лишь то, как угодить Императору.

При дворе служило множество людей с прекрасным характером, одаренных в боевых искусстве и литературе, полных идей. Поэтому в противовес должны были существовать люди вроде Ван Го, чтобы Император мог немного передохнуть от состязаний в смелости и мудрости.

Имей Ван Го право выбора, он бы лучше принял крысиный яд, чем посмел тронуть семью Гу.

Не зря говорят, что волю Небес нелегко разгадать, а императорский наказ непросто исполнить. Император Юаньхэ избавился от бремени бытия, когда жизнь его угасла подобно свече. Но даже на том свете этот гнусный старик желал смерти своему подданному по фамилии Гу. А Ван Го превратился в козла отпущения, которого все возненавидели за исполнение приказа.

Пока Император Лунань был настроен из родственных чувств покрывать это ничтожество, позволяя ему дышать и молить о пище.

Но какое будущее его ждет?

Ван Го пугали вовсе не земельная, торговая и реформа системы государственного управления. Гораздо больше его тревожил вопрос, а что с ним станет, когда Янь-ван займет трон?

С самого детства у Янь-вана установились близкие отношения с Гу Юнем. Будучи сыном императора и его супруги-варварки, он, конечно, не мог лично расследовать грехи родителей. Но было очевидно, что, желая заручиться поддержкой Гу Юня и армии, Янь-ван первым делом отдаст его на растерзание семье Гу.