Глава 37 «Барабанный бой»
***
Четыре года назад его "сопроводил" в столицу Черный Орел после большой ссоры с Гу Юнем.
***
И славное имя Императора в век его правления заняло свое место на страницах истории.
На протяжении веков множество династий претерпевали коренные изменения, ныне увековеченные на страницах истории. Великая империя с каждой эпохой неизбежно отличалась от предыдущей. В одну из династий Император мог принести мир и процветание на свои земли. В другой же век правитель пожелал стремиться к уничтожению империи и истреблению народа. Некоторых правителей заботили лишь вопросы просветления, пренебрегая вопросами политическими. А кому-то суждено было стать причиной безудержного ненастья.
Император Юань Хэ, несомненно, был из тех, кого интересовали учения школы самосовершенствования. Он был великодушным и снисходительным. Наследника же интриговали лишь собственные политические убеждения. Он как раз был из тех, кто способен поднять волны и ветер, затеяв необузданные житейские бури.
Император Лунань – Ли Фэн – никогда не верил, что "управление большим царством напоминает приготовление блюда из мелких рыб" [2]. Вступив на престол, он усердно занимался не только политическими вопросами, но стремился стать умнейшим и трудолюбивым человеком. Держа в руках бразды правления, он неустанно работал над кардинальной реформой политического режима отца. И в море начали подниматься волны...
В первый год правления он отправил Аньдинхоу императорский указ: сопроводить наследника княжеского дома Цзялай Инхо обратно на север. В этот же год он заключил несколько торговых соглашений с западными странами [3] и открыл торговые дороги вдоль Шелкового Пути.
Будь то восстановление дружеских отношений и союз с народом мань [4] или распоряжение маршалу осесть на западной границе, следуя указу Императора, из-за поспешного расширения Шелкового Пути – каждое подобное действие выражали его притязания к императорской казне, что пустела день ото дня у всех на глазах. Император как будто приказывал: "Гу Юнь, если ты не можешь заработать денег, иди и продай себя" [5].
Второй год правления Лунань. Брат Императора, Вэй-ван, в тайне вступил в сговор с народом островов Дунъин в тщетной попытке расширить свое влияние на море и устранить драконов Великой Лян, подстроив им засаду. Однако совершенно неожиданно его заговор оказался раскрытым. Цзяннаньский военно-морской флот немедленно захватил предводителя мятежников. Вэй-ван был пойман и брошен в тюрьму. В конце концов, он сдался и "покончил с собой", выпив яд.
Император Лунань воспользовался поводом и занялся чисткой среди цзяннаньских офицеров. В деле оказалось замешано восемьдесят шесть мелких и крупных чиновников. Более сорока из них были приговорены к обезглавливанию. К концу осени приказ привели в исполнение, хотя он затронул не всех виновных чиновников – оставшихся разделили на три группы. Одну группу приговорили к кастрации и отправили служить старикам, другую группу приговорили к ссылке и отправили в изгнание, третьи лишились титула – в будущем их никогда не смогут назначить на службу и принять на любую работу.
В тот же год, Император издал новый указ, который, начиная с Цзанняня, вскоре распространился и на другие районы Центральной Равнины. Указ был направлен на усиление контроля над землями деревенских шэньши и крестьян. Однако даже после того, как земли будут осмотрены и описаны, их не вернут простым людям – их передадут во власть императорского двора.
Вплоть до третьего года правления Лунань, когда полномочия местных властей были переданы столичным чиновникам, каждый кусочек земли подлежал новым правилам: все, что будет высажено или построено на такой земле, должно пройти через ряд одобрений. Степень централизации власти превзошла даже указы при правлении Императора У-ди. Не говоря уже об ограничениях на использование Цзылюцзиня, достигших небывалого ранее уровня.
Никто не смел не согласиться с действующим режимом нынешнего правителя. А если кто-то решится, то этот человек, несомненно, будет назван одним из сторонников Вэй-вана, и его немедленно прикажут казнить.
Шел четвертый год правления Лунань. В силу вступил указ Ли Фэна – "Чжан Лин": чтобы продолжить заниматься своей работой, механики обязаны зарегистрировать свои имена в местных населенных пунктах и получить жетоны "Чжан Лин".
В зависимости от квалификации и опыта каждого мастера, императорский двор разделил механиков на пять рангов. На второй стороне жетона ставилась печать с уникальным номером. Все, кто получил такой жетон, и все, что они починили или создали – обязательно должно быть зафиксировано и внесено в протокол.
Также отныне существовали жесткие рамки в отношении того, какую работу разрешалось выполнять в зависимости от ранга. Незарегистрированным механикам запрещалось браться за любую работу.
Что касалось военного снабжения и оборудования – механикам, не состоящим в списках личного состава на службе в армии, запрещалось вмешиваться в ремонт техники. В случае нарушения указа механику ломали пальцы и отправляли в изгнание.
Когда слухи про указы Императора добрались до сановников, в столице вспыхнуло множество споров. Однако, как бы упорно не спорили придворные министры, императорская канцелярия выгораживала себя, давая один и тот же ответ: если не ограничить механиков, как тогда «закрутить клапан» постоянной утечки Цзылюциня?
Не успел этот указ выйти в свет, как Ли Фэн бросил очередной, пугающий, словно гром средь ясного неба, указ. Император дал ему название "Цзигу Лин", направленный непосредственно на военную службу в армии.
В соответствии с различными функциями по всей территории Великой Лян, в каждом регионе было установлено семь основных военных подразделений, которыми руководило по одному командиру. Эти командиры были отправлены в Цзяннань, Чжунъюань, Сайбей, западные земли и Наньцзян. Военным министерством координировались назначения и увольнения военнослужащих, денежные довольствия, пайки, военная броня и снаряжение. Остальные вопросы решались главнокомандующими пяти военных округов.
Аньдинхоу, на руках которого был жетон Черного Тигра, в критической ситуации мог взять командование войсками любого региона по всей стране.
Ли Фэн влиял на работу пяти основных регионов, но не прикасался к жетону Черного тигра в руках Аньдинхоу. Он назначил нескольких инспекторов в дополнение к нынешним командирам по регионам. Командиры подчинялись непосредственно военному министерству. Один раз в три года на эту должность назначался новый человек. Работа действующего командования состояла лишь в том, чтобы запросить у военного министерства "Цзигу Лин".
Если при переброске войск по "Цзигу Лин" солдаты не прибыли по приказу, действия командира, развернувшего войска, рассматривались как восстание против императорского двора.
Все военные силы, размещенные в пяти основных регионах, должны были соблюдать этот закон. За исключением Черного Железного Лагеря.
Когда о "Цзигу Лин" узнали среди народа, по всей Центральной Равнине пронеслась волна громких возмущений. Кого в такой ситуации будет заботить судьба простых механиков? Неужели "Чжан Лин" выеденного яйца не стоит [6]?
Император и придворные министры шумно спорили в течение всего года: трое из пяти командиров подали в отставку. Ситуация выходила из под контроля, что вызывало тревогу Аньдинхоу, служащего на северо-западной границе.
Маршал еще не успел выразить свое мнение по поводу указа Его Величества, вероятно искавшего смерти подобными указами, как оказался вынужден, отвердив кожу головы [7], отправиться в путешествие через всю империю, дабы укрепить боевой дух в регионах. Не смотря на трудности, ему пришлось вооружиться терпением и начать успокаивать сердца военнослужащих, мирясь с криками старых генералов. Стоило решить один вопрос, как незамедлительно возникал другой, отчего маршалу пришлось метаться по всей Центральной Равнине.
На первое полнолуние в вечер празднования фонарей [7,5], Гу Юнь вернулся в столицу, чтобы предоставить Императору ежегодный доклад. На выходе из города по всей улице было разбросано более пятидесяти платков молодых барышень и невесток [8]. Даже представить было сложно, какое войско прошло через столицу. Через несколько дней главная дорога в столицу была убрана. Даже пеленки расходовали не так расточительно.
Помимо военных, этим законом были обеспокоены и мирные жители. Ученые каждой библиотеки по всей Центральной Равнине не могли говорить ни о чем другом – каждый день пересуживали его снова и снова. И снова – этот указ, этот указ, указ, указ! Все неустанно спорили только о нем.
В стенах императорского двора, погруженного в тяжелую и безмолвную атмосферу под властью Императора Юань Хэ, наконец-то нашли, о чем поспорить.
Эта сумятица из-за нового указа продлилась до шестого года правления Лунань. Споры о "Цзигу Лин" до сих пор не прекращались. Император отказывался отзывать указ, в то же время, ему не хватало инспекторов на службу в регионы. Закон был подобен подвешенному в воздухе мечу, готовый в любую секунду перерубить одну из сторон. Никому не было известно, что ожидало после: победа Императора или его поражение.
В тот год стояла прохладная осень. С событий в Цзяннане прошло четыре года. Кости Вэй-вана давно остыли. Указ Императора исчерпал свой интерес, и никто о нем больше не говорил.
Возле казенного тракта Чжунгуаньцунь расположилась таверна, носившая название "Деревня Синхуа". Говорят, на территории всей Великой Лян "Деревня Синхуа" – самое распространенное название. Если где-то и стояла лавка по продаже алкоголя, восемь из десяти таких лавок носили название "Деревня Синхуа".