— Цзыси, прошу, не лишай меня того, что уже мне дал.

— Хорошо, — спокойно ответил ему Гу Юнь. — Все доходы от поместья теперь твои, но можешь хотя бы раз в месяц давать мне немного серебра на карманные расходы?

Выслушав его отговорку, Чан Гэн помрачнел, а Гу Юнь лишь рассмеялся, обнял его и повалил на кровать.

— Да не брошу я тебя, клянусь Небесам. Что ж ты такой недоверчивый? Лучше засыпай поскорее. Я вот ужасно устал.

Чан Гэн не хотел менять тему:

— А если я и правда...

— Я тебя не оставлю, даже если ты сойдешь с ума, — Гу Юнь удобно устроился на его согнутой руке, используя её вместо подушки. Пару раз он легонько шлепнул Чан Гэна, а затем закрыл глаза. — Если ты сбежишь и кого-нибудь покалечишь, то я переломаю тебе ноги и запру в поместье. Будешь круглые сутки сидеть под моим неусыпным надзором. Теперь доволен? Вот зачем ты среди ночи напрашиваешься на взбучку...

Хотя ему не сказали ни одного ласкового слова, дыхание Чан Гэна резко участилось, а глаза загорелись от голодного желания. И тут он наконец вспомнил наказ барышни Чэнь. Помня ее совет, он решил не провоцировать Кость Нечистоты, поэтому лишь одарил Гу Юня внимательным взглядом и покорно прилег рядом.

С закрытыми глазами Чан Гэн мысленно представлял описанную им сцену. Все его тело напряглось. В его фантазиях Гу Юнь действительно сломал ему ноги и запер в поместье — сойдет и маленькая темная комната, он бы ни слова против не сказал.

Страдая от бессонницы, Чан Гэн долго ворочался — пока наконец не протянул руку и не схватил Гу Юня за запястье.

— Говоришь, что если я сойду с ума, то ты запрешь меня в поместье. Так вот, если потом ты пожелаешь от меня избавиться, дай мне бутылочку "Хэдинхун" [3]. После того, как ты уедешь, я покончу с собой... Ай!

Гу Юнь замахнулся и шлепнул его по заднице. Вот только на этот раз бил он в полную силу, а не просто заигрывал. Тело Чан Гэна заныло от боли.

— Покончит он тут с собой. Заткнись, — резко осадил его Гу Юнь. — Если не собираешься спать, тогда выметайся.

Стоило маршалу вытащить иглы, как язык Янь-вана стал плести полную чушь. Понадобился шлепок, чтобы тот наконец заткнулся. Уже засыпая, Гу Юнь все равно за него тревожился. Он боялся, что Чан Гэн не шутил по поводу принятия яда и действительно готов сдержать слово и покончить с собой. Было непонятно — тяга к самоубийству у него в крови или его подтолкнула к этому Кость Нечистоты? Как бы Чан Гэн не пытался сдерживать свой нрав, Гу Юнь прекрасно знал, каким упрямым и резким принц может быть.

Сколько это ещё будет продолжаться?

Обычно Император устраивал утреннюю аудиенцию раз в десять дней. Поскольку в последнее время в стране накопилось множество нерешенных проблем, императорская аудиенция стала ежедневной обязанностью. Гражданские и военные чиновникам вставали в пятую ночную стражу [4] и трудились до полуночи. Членам Военного совета этим утром пришлось приехать во дворец на час раньше остальных.

Когда Гу Юня с утра разбудил Хо Дань, выяснилось, что Чан Гэн уже тихонько уехал, не потревожив его сон. Или принц крайне осторожно собирался, или маршал крепко дрых.

— Потуши, — попросил Гу Юнь, потирая виски, и указал пальцем на курильницу для благовоний. — Если я еще раз вдохну этот дым, боюсь, никогда уже не проснусь.

Повинуясь его приказу, Хо Дань потушил курильницу.

— Маршал, это довольно безобидные успокоительные травы. Обычно они никому не мешают. Почему же вас так сильно клонит от них в сон? Дело явно не в курильнице. Вы слишком сильно устаете. У вас явно недостаток ци и малокровие. Вы ведь еще так молоды. Не лучше ли поберечь себя?

— Тсс, — понизив голос, сказал Гу Юнь и подмигнул ему. — Попрошу барышню Чэнь выписать мне какое-нибудь лекарство. Ты главное не распускай сплетни о моем слабом здоровье. Понял?

Командир Хо всегда беспрекословно исполнял воинские приказы, поэтому тут же отозвался:

— Слушаюсь!

Тем временем, про себя он подумал: «Аньдинхоу запретил мне сплетничать, однако не запретил в принципе кому-то рассказывать. Надо тщательно все обдумать и изыскать способ, чтобы объективно и тайно обо всем этом доложить».

С самого начала императорской аудиенции там царила напряженная атмосфера. Как и следовало ожидать, знатные семьи объединились, чтобы представить Императору донесение министра Фана, которое благодаря Цзян Чуну Чан Гэн успел прочесть минувшей ночью. Люй Чан, шилан министра финансов, обрушился на министра труда с резкой критикой, утверждая, что тот выказал свои истинные намерения, когда собрался передать цзылюцзинь в руки тринадцати торговцев. Распаленные спорщики едва не разорвали друг друга на кусочки. Императору пришлось сердито на них прикрикнуть, чтобы они успокоились.

Стоявший в сторонке Фан Цинь с интересом наблюдал за недовольным выражением лица своего правителя. Чувствуя, что ударил по-больному, министр подмигнул членам своей партии.

Вскоре Ли Фэн перевел дыхание, потер виски и произнес:

— Если смотреть в долгосрочной перспективе, то частный оборот цзылюцзиня...

Не успел Император договорить, как неожиданно вперед вышел Цзян Чун и доложил:

— Ваше Величество, члены Военного совета собрались рано утром до начала аудиенции, чтобы обсудить тоже этот вопрос. Мы разделяем обеспокоенность шилана Люя. Нам кажется, что нельзя продавать цзылюцзинь частным образом гражданским лицам.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. В растерянности Фан Цинь перевел взгляд на Янь-вана. Вдруг до него дошло, что он точно не знает, ни на чьей стороне их загадочный циньван, ни что тот замышляет.

Поскольку Ли Фэн сам повысил Цзян Чуна, то был о нем высокого мнения. Кроме того, этот прежде бедный чиновник только что поддержал его в вопросе оборота цзылюцзиня. Поэтому Император махнул рукой, разрешая ему продолжить свой доклад.

— Однако, с беженцами вскоре может случиться беда. Провинция Сычуань на центральной равнине кишит бандитами. Да, Аньдинхоу убил Холуна, но нет никаких гарантий, что на его место не придут Шуйлун [5] или Фэнлун [6]. Пока разбой выгоден, место главаря пустовать не будет. На данный момент беженцы вполне добропорядочные граждане Великой Лян. Но если им не на что станет жить, они примкнут к разбойникам. Сейчас на территории страны повсюду ведутся боевые действия. Если мы не разрешим внутренние конфликты, не говоря уже о том, чтобы дать армии передышку, не осмеют ли иностранцы при встрече наши беды? Более того, ваш покорный слуга слышал, что в Цзянбэй разразилась эпидемия. Если слухи окажутся правдивы, то дела наши плохи и...

Не успел он договорить, как двор буквально закипел от таких неожиданных вестей.

У Ли Фэна потемнело перед глазами:

— Эпидемия? Какая еще эпидемия?

Заскучавший было Фан Цинь был потрясен услышанным. Он неверяще уставился на шилана Люя, который еще недавно резко критиковал других. В прошлом году проведенные Янь-ваном проверки резко сократили число чиновников, работавших вдоль Великого канала. Все знатные семьи старались продвинуть своих людей на освободившиеся должности. Наместник Лянцзяна был зятем старшей сестры шилана Люя. Хотя нынешнее поколение этой семьи не добилось больших успехов, по сравнению с остальными придворными они имели одно значительное преимущество. Так как драгоценная супруга императора [7], госпожа Люй — родная мать старшего сына государя, ее родня обладала огромным влиянием... Но Фан Цинь никак не ожидал, что они настолько обнаглеют!

В отдаленных провинциях Великой Лян нередко преуменьшали или наоборот преувеличивали постигшее их бедствие. Первое делалось для того, чтобы сохранить репутацию и заслуги местных чиновников, а второе — чтобы обманом вытянуть из казны побольше средств на устранение проблемы. Сейчас, в период кризиса, когда страна была бедна и уязвима перед внешним врагом, никаких денег им не светило, и местные чиновники боялись, что эпидемия выставит их в дурном свете. Кроме того, члены семьи Люй полагали себя умнее прочих и боялись, что обеспокоенный судьбой простого народа государь пойдет на поводу у купцов. Поэтому они намеренно скрыли новости о разразившейся эпидемии.

Фан Цинь сразу все понял. Он крепко сжал зубы и одарил шилана, носившего фамилию Люй, недовольным взглядом. Ему хотелось покусать этого идиота. С чего это они решили, что тайное не станет явным? Разве не прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Янь-ван проехался вдоль Великого канала с неожиданной проверкой? Отрубленная голова последнего продажного чиновника не успела сгнить!

По характеру Император Лунань был прилежен, бережлив и трудолюбив и больше всего на свете презирал взяточничество. А если говорить про Янь-вана, то он тоже явно был себе на уме — не примкнул ни к одной партии и не выказал ни разу эгоистичных намерений. Вот урод. Семья Люй сама копала себе могилу прямо перед носом принца и государя.

Если из-за них все труды министра Фана пойдут прахом, то виноваты будут эти идиоты, мнящие себя самыми умными!

— Дорогой сановник Цзян, говорите яснее! — сердито воскликнул Ли Фэн.

Чан Гэн неспешно вышел вперед и заговорил:

— Ваше Величество, брат императора в свободное время любит переписывать сутры и совершать поклонения Будде. У нас с монахом Ляо Жанем установились крайне теплые отношения. Мне известно, что, отказавшись от поста настоятеля храма Хуго, Ляо Жань отправился на юг в Цзянбэй, чтобы позаботиться о беженцах. Во время своего путешествия он жил жизнью простого человека, собирая подаяния и не смея беспокоить знать и провинциальных чиновников. Недавно ваш подданный получил от монаха письмо о том, что провинцию постигло серьезное бедствие, и умолял как можно скорее найти решение. Местные богачи пожертвовали немного денежных средств, дабы ликвидировать последствия. Впрочем, прежде ваш подданный ничего не слышал ни о какой эпидемии в Цзянбэй, упомянутой в письме. Известие пришло совсем недавно, и мне не удалось пока подтвердить или опровергнуть данную информацию. Прошу брата-императора простить господина Цзяна. Он переволновался и поспешил с докладом.