Глава 78 «Страхи и печали»

 

____

Цзыси, одно твоё слово, и я пройду через горы мечей и море огня.

____

Гу Юнь и раньше видел приступы Кости Нечистоты, но тогда не знал, чему именно становился свидетелем. За что бы Чан Гэн ни брался, он ни перед чем не останавливался в достижении своей цели и порой его увлеченность делом граничила с помешательством. Но даже тогда приступы не были настолько жуткими.

Казалось, Чан Гэн испытывал невероятные муки — свернулся калачиком, его била крупная дрожь. Чан Гэн был настолько силен, что Гу Юнь не смог его удержать.

Неожиданно Чан Гэн яростно его оттолкнул. Изогнутые наподобие ястребиных когтей пальцы безжалостно впились в руку Гу Юня. Ужасно тяжело было смотреть на то, как Чан Гэн себя калечит.

— Чан Гэн! — воскликнул Гу Юнь, схватив его за руку.

От этого окрика разум Чан Гэна немного прояснился, но просветление не продлилось долго.

Погасшая паровая лампа в изголовье кровати качнулась — цепь, на которой она висела, заскрипела — медленно повернулась и постепенно начала вновь разгораться. В мерцающем призрачном свете глаза Чан Гэна имели кроваво-красный оттенок. А губы у него были страшно бледные — в них не осталось ни кровинки. Кроме того в его глазах, обычно ничем не примечательных, будто появились смутные очертания ещё одной пары зрачков.

Теперь этот молодой человек действительно напоминал злое божество из легенд.

«Уэргу» как называла его барышня Чэнь. Когда Гу Юнь впервые слушал эту историю, сердце сжалось от тревоги. Тогда ему было трудно поверить до конца в ее слова, а уж вообразить, что он увидит это воочию, Гу Юнь точно не мог — до сегодняшней ночи. По спине прошел холодок. Одной пары яростных глаз оказалось достаточно, чтобы до смерти перепугать закаленного в боях полководца.

Они пристально смотрели друг на друга. Это напоминало встречу с диким зверем в безлюдном месте: боясь хоть на мгновение отвести взгляд, Гу Юнь медленно протянул к Чан Гэну руку. Тот не стал ее отталкивать. Когда теплая ладонь коснулась лица, Чан Гэн чуть наклонил голову и с бесстрастным видом потерся о нее.

— Ты узнаешь меня? — тихо и испуганно спросил Гу Юнь.

Чан Гэн опустил густые ресницы — гуще, чем у жителей центральной равнины, — и прошептал:

— ... Цзыси.

Хорошо, что пока тот его узнавал. Гу Юнь испытал облегчение и не обратил внимания на странную интонацию. Ещё было рано радоваться. Не дав ему перевести дыхание, Чан Гэн вдруг накинулся на него и попытался сжать руку на горле.

— Ни за что не отпущу!

Гу Юнь оторопел.

Горло — очень уязвимое место, Гу Юнь рефлекторно ушел от атаки и выставил вперед руку. Чан Гэн воспользовался этим и грубо схватил его за запястье. Гу Юню ничего не оставалось, кроме как в ответ сжать пальцы на его локте. В узком пространстве спальни они успели обменяться несколькими ударами. Наделенный безграничной силой злого божества и великолепно владевший боевыми искусствами Чан Гэн впал в буйство и неудержимо бросался на Гу Юня. Тот боялся случайно ему навредить и от натуги покрылся потом.

— Твою мать! — сердито выругался Гу Юнь. — Я только домой вернулся, куда мне теперь податься?

Чан Гэн внезапно замер. Гу Юнь ласково погладил его шею и подбородок.

— Очнись!

Похоже, этого было мало. Чан Гэн неожиданно прищурился, напомнив Гу Юню молодого леопарда, а затем повернулся и зубами впился в его руку.

Гу Юнь потерял дар речи.

Ух, знай он, как Чан Гэн себя поведет — сразу отвесил бы ему пощечину!

Гу Юнь зашипел, уголки его глаз гневно опустились. В жизни бывало всякое — его избивали, он чуть не погиб во взрыве, но прежде никто настолько не ненавидел его, чтобы кусаться и пытаться буквально сожрать живьем. От возмущения ему захотелось выбить этому сумасшедшему передние зубы!

Укушенная рука онемела. Но Гу Юнь так и не решился навредить Чан Гэну и постепенно расслабился. Вместо этого он погладил его затылок свободной рукой и прошептал:

— До того ненавидишь, что решил содрать с меня шкуру и сожрать живьем? Неужели ты настолько сильно меня презираешь?

Казалось, ему удалось достучаться до Чан Гэна — тот моргнул, и из его глаз потекли слезы.

Молодой человек не издал больше не звука — лишь покусывал руку Гу Юня и беззвучно плакал. Рыдания немного смягчили его жуткий кровожадный взгляд. Постепенно он разжал зубы. Гу Юнь высвободил окровавленную руку и, осмотрев ее, выругался:

— Вот ублюдок.

Тем не менее, Гу Юнь все равно обнял Чан Гэна, протянул другую руку, чтобы утереть ему слезы, и мягко похлопал его по спине.

Чан Гэн лежал у него на груди.

Спустя час к юноше вернулся рассудок. Казалось, Чан Гэн только-только очнулся от долгого сна. Поначалу он не понимал, что происходит, а потом на него накатили спутанные воспоминания.

Когда до него дошло, что же он натворил, волосы встали дыбом. Если до этого Чан Гэн напоминал мягкую глину, то сейчас будто превратился в камень. Так Гу Юнь понял, что ему стало лучше.

— Очнулся? — с невозмутимым видом Гу Юнь размял занемевшее плечо и спросил, протянув руку: — Ну так что?

Пребывавший в полном смятении Чан Гэн боялся смотреть ему в глаза. Взглянув на покалеченную руку Гу Юня, он еще сильнее помрачнел. Его губы дрожали, а слова застряли в горле.

— М? Да так, собака покусала, — беспечно бросил Гу Юнь, мельком посмотрев на Чан Гэна, и тут же добавил: — Правда зубы у пса ужасно острые.

Чан Гэн с трудом поднялся, нашел рядом лоскут шёлка и воду, опустил голову и стал обрабатывать раны. Он выглядел совершенно опустошенным и отстраненным, и, казалось, испытывал невероятные муки.

Гу Юнь всегда стремился оберегать других людей: чужая беззащитность трогала его сердце гораздо сильнее милой внешности. Взгляд его смягчился. Гу Юнь нежно коснулся длинных волос Чан Гэна, запутавшихся во время драки, и принялся осторожно их расчёсывать пальцами.

— Прошлой осенью мы с Цзипином отправились на центральную равнину. По пути нам встретилась шайка разбойников. Они притворялись повстанцами и нападали на людей, — голос Гу Юня был еще нежнее, чем движения его рук. — Вместе со стариной Цаем нам удалось справиться с этой напастью и изловить разбойников. Их главарь звался Холун, и все его тело покрывали шрамы. Во время допроса при нем нашли короткий меч, принадлежавший варварке... Ху Гээр.

Рука Чан Гэна мелко задрожала, и он выронил шелковый лоскут. Чан Гэн, сраженный этими словами, потянулся было поднять его, но Гу Юнь ловко перехватил юношу за запястье.

— Ты был совсем малышом, но все прекрасно помнишь?

Рука Чан Гэна была холодной, как у покойника.

— Честно говоря, барышня Чэнь уже рассказала мне о... — вздохнул Гу Юнь.

— Ни слова больше, — перебил его Чан Гэн.

Гу Юнь послушно замолк и лишь внимательно на него смотрел.

Чан Гэн замер, а затем вдруг с легкостью обработал рану от укуса, поднялся на ноги и, повернувшись спиной к Гу Юню, произнес:

— Строительство поместья Янь-вана завершилось несколько лет назад, но дом простаивает. Нехорошо это. Я... с рассветом вернусь в Военный совет, а когда горячая пора спадет, то перееду в...

Гу Юнь побледнел.

Бессвязная речь Чан Гэна оборвалась на середине фразы. Вдруг в памяти всплыло то, с какой нежностью обращался с ним Гу Юнь перед новым годом, когда Чан Гэн прибыл на северо-западную границу, чтобы передать подарки для армии. Так дело было лишь в том, что Гу Юнь узнал правду о Кости Нечистоты? И на самом деле не питал к нему ничего, кроме жалости?

Некоторые вещи трудно объяснить. Чан Гэн спокойно обнажил перед Ли Фэном свои старые шрамы, но ужасно боялся, что их увидит Гу Юнь. Рано или поздно правда выплывет на поверхность, как бы тщательно ты ее ни скрывал. Чан Гэн крепче сжал зубы — после приступа во рту остался солоноватый вкус крови.

С тех пор как Гу Юнь сообщил ему в письме о том, что скоро вернется для доклада в столицу, Чан Гэн буквально считал часы до его возвращения. Но стоило желанию сбыться, как больше всего на свете Чан Гэну хотелось никогда не показываться ему на глаза.

Разум его бился в агонии, страстно хотелось сбежать. Он отвернулся и быстрым шагом пошел прочь.

— Погоди, куда это ты собрался? — спросил Гу Юнь.

Все еще пребывавший в смятении Чан Гэн не удостоил его ответом.

Тогда Гу Юнь резко закричал:

— Ли Минь!

Гу Юнь обычно не ругался и не злился на него — ни когда Чан Гэн был совсем ребенком, ни когда он вырос. В армии маршалу не приходилось повторять дважды. Поскольку авторитет его среди подчиненных был крайне высок, стоило Гу Юню чуть повысить голос, и это сразу превращалось в неоспоримый приказ. Чан Гэн насторожился и остановился.

Мрачный Гу Юнь все еще сидел у кровати.

— Вернись ко мне.

— Я... — растерялся Чан Гэн.

— Если ты сейчас выйдешь за порог, — холодно произнес Гу Юнь, — то я переломаю тебе ноги. Тут даже Император тебя на спасет. Возвращайся, не заставляй меня повторять трижды!

Чан Гэн растерялся.

Впервые кто-то дерзнул угрожать переломать ноги возглавлявшему Военный совет Янь-вану. Сбитый с толку поведением Гу Юня Чан Гэн не посмел переступить порог. Ему потребовалось собрать всю свою смелость, чтобы посмотреть на Гу Юня. Невозможно было выразить словами боль и сожаления, терзавшие его сердце.

... В глазах все еще стояли слезы. Наконец Чан Гэн полностью очнулся ото сна, но у него не осталось сил плакать.

Гу Юнь не мог больше на это смотреть, поэтому поднялся и обнял Чан Гэна со спины, а затем решительно толкнул его на кровать, чтобы закутать в холодное покрывало.

— Почему ты столько лет молчал об этом?

Чан Гэн глубоко вдохнул и прошептал:

— Я боялся, что...

Боялся?

Потрясенный этим признанием Гу Юнь поднял его лицо за подбородок и спросил:

— Кого боялся? Меня?

Чан Гэн посмотрел ему прямо в глаза. Гу Юнь сразу понял, что выражал этот взгляд: любовь, печаль и страх.

Гу Юню хотелось спросить: «Так чего ты боялся? Что я тебя возненавижу? Начну относиться к тебе с недоверием?», но он прикусил язык. В растерянности он предпочел словам действия — притянул к себе за ворот и страстно поцеловал. Дыхание Чан Гэна участилось.