Изменить стиль страницы

Эпилог

В бескрайных горах Шу Ли Юнем за десять дней был возведен огромный вытягивающий души массив. 

Создание массива мало чем отличалось от рытья траншей. Больше всего на свете юноша опасался допустить ошибку. Он боялся, что, если что-то пойдет не так, это обернется бедой для всех.

Вокруг Ли Юня собрались все выжившие заклинатели. Кто-то показывал дорогу, кто-то искал духовные камни, кто-то помогал вычислять местоположение массива. Через десять дней все они выбились из сил, не говоря уже о Хань Юане и Луже, попеременно сдерживавших ярость жертвоприношения. 

Все пилюли, что были у заклинателей, оказались в желудках Лужи и Хань Юаня.  

Проглотив демоническую пилюлю, Лужа думала, что она вот-вот взорвется. Но теперь ей казалось, что опыта трех тысяч лет совершенствования было недостаточно. Ей нужно было тридцать тысяч!

Когда Ли Юнь, наконец, объявил о завершении создания массива, Хань Юань окончательно обессилел. Демонический дракон исчез, превратившись в едва живого человека, и юноша ничком рухнул на землю. Сейчас он больше напоминал больного при смерти. 

Но, даже несмотря на это, демон никак не желал сдаваться. Из последних сил он протянул когтистую лапу и схватил Ли Юня за ногу. 

— Ты... Не забудь... знамя истинного дракона... — сердито произнес Хань Юань.

Ли Юню некогда было с ним препираться. Скинув с ноги сапог, он босиком взмыл в небо. 

Его меч, подобно ветру, носился по вытягивающему души массиву, загоняя внутрь яростную силу жертвенной техники Бянь Сюя. Теперь Ли Юня немало беспокоило то, что его богатая сокровищами сумка в конец опустела. Он истратил все свои артефакты и заклинания. Похоже, он недооценил это жертвоприношение. 

Несколько раз барьер, окружавший массив, грозился рухнуть. Каждый раз, когда в нем появлялась новая брешь, толпа заклинателей внизу становилась похожей на рабочих у реки. Они разом устремлялись вперед, восстанавливая границы барьера. Их старания действительно напоминали попытки выкопать посреди Шу глубокий ров.

Старейшина горы Белого тигра был ранен призрачными тенями. Ему было ужасно стыдно за то, что он не мог присоединиться к остальным. Он сидел на мече поджав ноги и наблюдал за работой свысока. Его руки безвольно свисали с колен. Вдруг, старейшина в изумлении открыл рот и вытянул шею. Мощь жертвенной техники Бянь Сюя хлынула вниз, словно разлившаяся река. Ловко подхватив налетевшего на него Нянь Дада, метавшегося, словно безголовая муха1, мужчина оставил юношу в стороне и пробормотал: 

1 没头苍蝇 (méi tóu cāng ying) — китайская идиома. Метафора, означающая людей, столкнувшихся с беспорядком.

— Кто бы мог подумать, у нас действительно получилось…

Увидев это, Ли Юнь тут же бросился подавать сигналы. Он отчаянно замахал руками, призывая всех, кто находился в воздухе, спуститься вниз.

В следующий же момент по окрестностям прокатился громкий шум, земля содрогнулась и треснула, и все глупцы, что так и остались висеть в небе, один за другим попадали со своих мечей.

Жертвоприношение Бянь Сюя, казалось, вобрало в себя все обиды, всю ярость, ненависть и отчаяние. Дойдя до края высокой скалы, оно рухнуло вниз, словно перевернутый Млечный Путь, и, булькая, упало в озеро. Безлюдные горы были стерты с лица земли, и древний пейзаж изменился до неузнаваемости. На бесчисленных скалах появились чудовищные рвы.

Небеса…

Дрожь земли, вызванная этим жертвоприношением, не утихала полтора дня, прежде чем пыль окончательно осела. Стоя как петух на одной ноге, Ли Юнь ошарашенно пробормотал:

— Это должно сдержать его на какое-то время... Хань Юань, а ты действительно хорош… 

Находившийся при смерти Хань Юань не мог ему ответить. Казалось, он уже давно находился в объятиях предков. 

Лужа поспешно бросилась к юноше. 

— Что с ним?

Ли Юнь наклонился, мельком взглянул на Хань Юаня и покачал головой.

— Что ж, похоже, я не смогу раздобыть для тебя хребет истинного дракона. Ведь даже если я отдам его тебе, разве ты не захочешь перевернуть Небеса?

Умиравший Хань Юань тут же воскрес, и, что есть мочи светясь отраженным светом2, попытался швырнуть в Ли Юня сапогом: 

2 回光返照 (huí guāng fǎn zhào) — светить отражённым светом (обр. о временном улучшении перед смертью).

— Да как ты смеешь! Я не желаю жить с тобой под одним небом3

3 不共戴天 (bùgòngdàitiān) — не жить вместе с врагом под одним небом (обр. в знач.: пылать смертельной ненавистью).

Освободившись, старейшина горы Белого тигра тут же связался с несколькими крупными кланами из Шу, включая долину Минмин. 

Во многих кланах были свои осведомители. На следующий же день они прислали к безлюдным горам различные снадобья и лекарства. Пробыв в Шу еще около полумесяца, люди, наконец, отправились на юг. 

Расправившись с Тан Чжэнем и Бянь Сюем и залечив свои раны, Хань Юань стал еще невыносимее. Он лично вызвался проследить за группой восставших демонов и даже казнил одного в назидание другим4.

杀一儆百 (shā yī jǐng bǎi) — казнить одного в назидание сотне (обр. в знач.: наказать одного человека в качества предупреждения другим).

К тому моменту, как они достигли Южных окраин, пользуясь гибелью девяти мудрецов, Хань Юаню удалось запугать множество темных заклинателей. На юге ненадолго стало тихо. 

— Дальше идти нельзя, путь преграждают ядовитые испарения. В этих землях обитают «кошмарные путники». Вам здесь не рады, праведные заклинатели. Убирайтесь отсюда. 

Лужа с любопытством огляделась по сторонам, горя небывалым интересом к самому большому в Поднебесной логову чудищ5.

5 魔窟 (mókū) — логово чудища (обр. дыра, притон, заведение с плохой репутацией). 

— Четвертый брат, вы, темные заклинатели, только и делаете, что грабите и насилуете?

— Грабим, — Хан Юань взглянул на нее и презрительно усмехнулся, — но только людей, а не длиннохвостых хохлатых майн, тебе не о чем беспокоиться.

Лужа разозлилась и плюнула огнем ему в затылок. 

— Не забудь прислать мне знамя истинного дракона, — Хань Юань вскинул руку, отмахнувшись от ярких искр, и спокойно зашагал к логову «кошмарных путников».

Юноша резко взмахнул рукавом, и, словно из ниоткуда, появились огромные ворота. Над ними, слово летящий дракон и танцующий феникс6 виднелась надпись «кошмарные путники». Слова напоминали чудовище с широко открытой пастью7. Вокруг, сливаясь с ядовитыми испарениями, клубилась темная энергия. Все это представляло собой крайне зловещую картину.

6 龙飞凤舞 (lóng fēi fèng wǔ) — взлет дракона и пляска феникса (обр. об исключительно красивом почерке или о небрежном скорописном почерке).

血盆大口 (xuè pén dà kǒu) — букв. пасть размером с таз для крови (о твари, животном).

Из потрепанного рукава драконьего одеяния Хань Юаня медленно показался круг багуа, и, стоило только юноше остановиться под иероглифом «кошмарные», как круг тут же превратился в кровавую метку. 

Кровь напоминала капающее в кипяток масло. Земли «кошмарных путников» смотрели на Хань Юаня множеством глаз. Все они наблюдали за возвращением великого демона. 

Одежды Хань Юаня давно превратились в нищенские лохмотья, но он шел, словно возвратившийся во дворец император. Он вел себя так, будто рядом никого не было, пока его одинокий силуэт не ступил в обитель демонов. 

Но, к сожалению, пройдя лишь несколько шагов, он внезапно исчез. Лужа, совсем недавно пытавшаяся его сжечь, окончательно потеряла его из виду. Сердце девушки опустело, и она громко закричала: 

— Четвертый брат, позже мы придем к тебе, чтобы поиграть!

Хань Юань ничего не ответил. 

«Играть с яйцом, — скрипнув зубами, подумал он, — какой позор». 

За спиной Хань Юаня мелькнула тень огромного дракона. Цан-Лун8, наконец, возвратился в море. Окончательно погрузившись в ядовитый туман, окутавший Южные окраины, он больше не осмеливался оглядываться назад.

8 苍龙 (cānglóng) — Цан-Лун (зеленый дракон) дух-покровитель востока.

Он проведет здесь всю оставшуюся жизнь.

Вскоре заклинатели разошлись, и только Ю Ляну, уладившему все свои дела с Управлением небесных гаданий, некуда было идти. Помня об обещании, данном Янь Чжэнмином У Чантяню, Ли Юнь решил взять юношу с собой на гору Фуяо. 

Отчитавшись о своих планах, Нянь Дада в одиночку отправился к Восточному морю, чтобы разыскать душу своего отца, Нянь Минмина. 

Но людей как воды в океане. Возможно ли разыскать среди них одного новорожденного мальчика? Кроме того, Хань Юань лишь указал ему направление. Он ни слова не сказал о том, возможно это или нет.

Проведя у побережья Восточного моря несколько дней, Нянь Дада, наконец, решил подыскать себе временное пристанище, чтобы неспеша продолжить поиски.

Притворившись смертным, он расспрашивал людей о дешевом ночлеге. Однажды, один из рыбаков привел его в отдаленное место, и юноша увидел поблизости великолепное дерево годжи, чьи ветви уходили прямо в небеса. С дерева свисали красные, словно кровь, плоды, а у его корней лежал полуразрушенный постоялый двор. 

Прямо у входа во двор, окруженный несколькими валунами, расположился свинарник, а на дверях дома виднелись парные надписи. Слева было написано: «Три письма за целую ночь», а справа: «Любовь до сих пор жива». 

Прошло много времени, прежде чем Нянь Дада набрался храбрости и робко постучал в дверь. Юноша не хотел шуметь, потому стук больше напоминал скребущуюся мышь. 

Однако, на его неловкое царапанье так никто и не вышел. Нянь Дада хотел было развернуться и уйти, как вдруг услышал в доме какой-то скрип. В следующий же момент на пороге появился рослый и крепкий человек. Он был смертным, но казался невероятно серьезным и внушительным. 

Мужчина внимательно уставился на юношу.

— Ты что, голодный? Кто так в дверь стучит? К слову, она не заперта!

Нянь Дада был ошеломлен манерами этого смертного.