В прошлом, Чэн Цянь не стал бы слушать всю эту чушь. Он давно бы уже забрал камень исполнения желаний и ушел. Однако, он и сам не мог сказать, когда именно, но юноша стал понимать, что такое отношение причиняло его брату сильную боль.
Израсходовав на Янь Чжэнмина все свое терпение, Чэн Цянь дождался, пока глава Янь перестанет жаловаться, и спокойно спросил:
— Ты идешь или нет?
Янь Чжэнмин с тревогой взглянул на окутавший гору черный туман, и у него опустились плечи:
— Иду...
С этими словами он крепче сжал свой клинок и первым направился к павильону Цинъань.
— Что ж, попробуем полечить военачальника как живую лошадь. Проблем больше, чем решений... Тьфу!
Он был истощен, во рту стояла горечь, в его сердце стояла горечь, и все это, конечно же, вылилось в оговорку5.
5 Оригинальная идиома звучит как 死马当作活马医 (sǐmǎ dàngzuò huómǎ yī) — лечить мертвую лошадь как будто она живая, обр. предпринять отчаянную попытку, не сдаваться до последнего. Янь Чжэнмин же произнес ее как 司马当成活马医 (Sīmǎ dàngchéng huó mǎ yī) — где 司马 (Sīmǎ) может означать как имя — Сыма, так и воевода, военачальник; (в оригинальной идиоме 死马 (sǐmǎ) — мертвая лошадь).
Оказавшись в павильоне Цинъань, он сразу же увидел камень, похожий на озеро со стоячей водой. Внутри камня что-то поблескивало, напоминая мирные «течения». Это было ни с чем не сравнимое зрелище.
Сияние этих течений напоминало глаза возлюбленного, заставляя всех, кто в них смотрел, невольно тонуть в их глубине. С минуту глядя на камень, Янь Чжэнмин неловко протянул руку.
Но, едва его пальцы коснулись гладкой поверхности, как юноша вспомнил, что «настоящий товар» все это время стоял рядом с ним. В итоге, описав круг, его ладонь неловко приземлилась на плечо Чэн Цяня.
Приобняв Чэн Цяня за шею, Янь Чжэнмин облегченно выдохнул и произнес:
— Хорошо, что ты здесь.
Однако сам Чэн Цянь не спешил прикасаться к камню. Он принес с собой разрубленное Шуанжэнем Пламя ледяного сердца. Одна половина камня была разбита, а вторая оказалась почти нетронутой. Когда-то Тан Чжэнь отполировал его, и теперь юноша кое-как сумел втиснуть внутрь камень исполнения желаний, на время оградив его от темной энергии.
— Перестань нести чушь, — отозвался Чэн Цянь, — скорее, открой мне проход в печать главы.
Осознав, что дело не терпит отлагательств, Янь Чжэнмин поспешно открыл путь во владения внутреннего демона. Но, так и не сумев сдержать негодование, он спросил:
— А почему на тебя это не действует?
Держа в руках половину Пламени ледяного сердца, Чэн Цянь перенес свое сознание в печать главы и, не оглядываясь, произнес:
— Откуда ты знаешь, что на меня это не действует?
Янь Чжэнмин был ошеломлен. Он тут же шагнул следом и, не удержавшись, задал еще один вопрос:
— Правда? Как это на тебя действует? Если вся эта чушь не имеет к делу никакого отношения, то и ладно. Но если это имеет какое-то отношение ко мне, ты мог бы хоть иногда показывать что-то, мне было бы приятно... Ты идешь слишком быстро!
— Это чтобы ты немного проветрил свои мозги, — отозвался Чэн Цянь.
В этот раз юноши быстро добрались до Башни отсутствия сожалений.
Вороний рот Янь Чжэнмина вновь дал о себе знать, однако, он действительно верно уловил суть — проблем было больше, чем решений.
Эти двое перепробовали бесчисленное множество способов вернуть камень на платформу. Но и изначальный дух, и всевозможные артефакты в итоге потерпели неудачу.
Сто восемь тысяч висевших в пустоте ступеней Башни отсутствия сожалений уходили прямо в небеса, холодно глядя с высоты на все живое на земле. Здесь не было места для легких путей.
Решив взять инициативу на себя, Чэн Цянь шагнул вперед. Вдруг, изначальный дух покинул его тело. Однако юношу это не остановило. Тогда на них обоих обрушился яростный ветер.
Барьер изначального духа исчез, и конечности Чэн Цяня стали тяжелыми, словно железные кандалы. Юноше казалось, что он ничем не отличался от обычного смертного. Он тут же выхватил Шуанжэнь, но клинок не отозвался на его зов. Все, что ему оставалось — положиться на собственное тело. Встретившись с атакой яростного ветра, Чэн Цянь почувствовал, как заныло запястье. Если бы не годы упорных тренировок и не своевременное распределение сил, Чэн Цянь давно свалился бы вниз.
Янь Чжэнмин поспешно поддержал его за талию.
— Будь осторожен. Как туда забраться? Наш старший наставник, похоже, был тягловым животным.
Чэн Цянь потер онемевшее запястье и произнес:
— Старший брат, глава, словесно оскорбляя наставников и позоря предков ты нарушаешь устои. Если ты не можешь туда подняться, тогда скажи, что нам делать?
Что делать?
Первой мыслью Янь Чжэнмина было быстро запечатать этот разлом и оставить проблему в наследство будущим поколениям. Если в будущем в клане появится такой же способный ученик, как Тун Жу, ему придется приложить намного больше усилий.
Однако он не хотел потерять лицо перед Чэн Цянем. Все эти мысли так и застряли в его сердце, и юноша не рискнул озвучить их. В конце концов, Янь Чжэнмин вздохнул и вместе с Чэн Цянем отправился на платформу Башни отсутствия сожалений.
Пройдя так около сотни или более шагов, Чэн Цянь почувствовал, что дышать стало намного тяжелее. Он вновь пошевелил запястьем, и его кости скрипнули, будто сломанные.
Янь Чжэнмин тут же сунул камень ему в руки и одновременно с этим выхватил Шуанжэнь.
— Почему ты не сказал, что у тебя не осталось сил? С этого момента мы будем меняться через каждые сто шагов, и никто из нас не будет кичиться своими способностями6.
6 逞强 (chěngqiáng) — показывать свою силу. кичиться своим влиянием (способностями); бравировать, показывать своё превосходство.
С Пламенем ледяного сердца вес камня исполнения желаний составлял не более ста цзиней7. Для совершенствующего это было легче перышка. Но сейчас камень так сильно давил на обессилевшего Чэн Цяня, что юноша даже пошатнулся, и его запястье свело от боли.
7 Китайский фунт; 10 лянов/500 грамм в КНР и Малайзии, 16 лянов/600 грамм в Гонконге, Сингапуре, на Тайване и других территориях); полкилограмма.
Он вскинул голову, взглянул на бесконечную лестницу и криво усмехнулся:
— Похоже, только вновь став смертным я осознал, насколько мне не хватает навыков.
Янь Чжэнмин взмахнул мечом, отражая натиск яростного ветра и, найдя время, оглянулся на Чэн Цяня, ответив с теплой улыбкой:
— Такой красивый молодой господин, даже будь ты смертным, кто позволил бы тебе таскать камни и тяжело работать?
Сказав это, Янь Чжэнмин не стал дожидаться ответа. Он уже успел вообразить себе невесть что и теперь тешил себя иллюзиями:
— Если мы теперь смертные, я определенно должен быть богатым земледельцем, а ты… хм… ты, в лучшем случае, потянешь на бедного ученого.
— Почему это я бедный ученый?... — осведомился Чэн Цянь.
— Ты можешь тратить деньги, но не умеешь их зарабатывать, — уверенно ответил Янь Чжэнмин. — Даже будь у твоей семьи золотые и серебряные горы8, ты все равно был бы беспутным сыном. Если ты когда-нибудь разбогатеешь, солнце начнет вставать на западе. А вот я, пожалуй, истинный аристократ, что не признает ни законов, ни порядков. И такому аристократу как я не составило бы труда наткнуться на бедного ученого. Мне даже не пришлось бы беспокоиться, используя свои богатство и власть, я нанял бы кучку прислужников и похитил бы тебя!
8 银山(yínshān) — рит. утварь и деньги из серебряной бумаги (складываются горкой и сжигаются на могиле); а также Горы, богатые богатством и серебром.
Чэн Цянь ошеломленно замолчал.
Его невероятно впечатлило самопознание старшего брата.
— Заполучив тебя, я бы действовал всеми доступными мне способами, угрозами и посулами. Я дал бы тебе лучшее место, дал тебе все, что ты любишь. Но если бы ты не согласился, я бы угрожал твоим родственникам и друзьям. В конце концов, ты был бы согласен на все. Ты бы сделал все, что потребуется, в любое время. Ты бы посмел меня ослушаться?
Янь Чжэнмин продолжал в красках описывать свои фантазии, и сведенные на переносице брови Чэн Цяня постепенно разгладились.
Сделав еще один шаг, он коварно улыбнулся и бессовестно сказал:
— Едва ли.
— О, да, ты с детства был твердолобым упрямцем. Ты притворяешься благовоспитанным, но у тебя характер как у камня из выгребной ямы. Уверен, тебя непросто было бы заполучить. Ох… и что же мне тогда следовало сделать?
— Попробовал бы соблазнение, кто знает, это может сработать, — ответил Чэн Цянь.
Вниз сорвался еще один порыв ветра, и очарованный мыслями о «соблазнении» глава Янь тут же пришел в себя. Смутившись, он поспешно блокировал атаку стихии Шуанжэнем и отступил на два шага назад. Однако, его сразу же повело в сторону, да так быстро, что юноша даже не успел пожалеть о своем решении. К счастью, когда Янь Чжэнмин шагнул назад, Чэн Цянь высвободил одну руку, чтобы поймать его.
После этого Чэн Цянь мягко передал ему камень исполнения желаний и забрал себе Шуанжэнь.
— Сто шагов, пора меняться.
А потом, немного подумав и весь покрывшись мурашками, он обернулся и добавил:
— Красавец…
Янь Чжэнмин смущенно потер нос:
— Смеешь приставать к главе семьи? Я так привык к твоим бунтарским выходкам… Ох, ты уже оправился от влияния того странного наследия?
Улыбка исчезла с лица Чэн Цяня. В абсолютной тишине он прошел еще три или пять шагов, сопровождаемый лишь звоном клинка.
Но ровно в тот момент, как Янь Чжэнмин решил, что юноша больше не намерен с ним говорить, Чэн Цянь внезапно произнес:
— В тайном царстве горы Дасюэшань, чтобы выбраться из-под влияния «души художника», я позаимствовал силу твоего меча и, сломав печать цянькунь, принял это наследие…
Чэн Цянь снова замолчал. Все последующие слова оказались под запретом. Долго шагая в тишине, он, наконец, вновь заговорил: