ГЛАВА 20

ГЛАВА 19

Несмотря на то, что Юстус говорит приглушённым голосом, я всё равно бросаю взгляд на вход в туннель, так как у чистокровных фейри непревзойдённый слух.

— Магический знак на месте. Я проверить.

Юстус подходит ближе к моей клетке.

— И говори на шаббианском, как я.

Меня снова поражает то, что я не сразу поняла причину его странной манеры выражать свои мысли.

— Я более чем готова покончить с Данте, нонно, — тихо отвечаю я, а затем шепчу, — это сейчас был шаббианский?

Он широко улыбается, что довольно странно наблюдать. Я видела, как хитрая ухмылка кривила его губы, но никогда не видела на его лице широких улыбок. Сейчас этот мужчина средних лет выглядит почти как мальчишка.

— Да.

Невероятно... Просто невероятно.

Я касаюсь платья, отделанного дорогим золотым кружевом.

— И я должна одеться как первоклассная шлюха?

— Я выбрал этот платье, чтобы он отвлекаться.

Манера речи Юстуса заставляет меня вспомнить про Ифу, и моё сердце сжимается. Если мне удастся убить Данте сегодня вечером, она будет свободна. Если только она уже не освободилась.

Я уже собираюсь спросить об этом Юстуса, как вдруг он понижает голос:

— Я заменить вещество, которое он принимает, на, — он как будто бы ищет в голове подходящее слово, — плацебо. Это значит, что он теперь восприимчив к железу, но также его магия должна была вернуться к нему.

Он подмигивает мне, что так для него не характерно, и добавляет:

— Дотторе Ванче просто кудесник.

Я перекатываю ткань между пальцами.

— Жаль, что Дотторе не смог подмешать ему дополнительную порцию того яда.

— Яд не убивать чистокровных фейри, Фэллон.

— Он бы его ослабил. Я, конечно, не профессиональный киллер, но разве это не облегчило бы мне работу?

— Нет. Он настолько невосприимчив к железу, что излечится.

— Даже, если его сердце пронзить железом?

— Неббийский порошок делать кожу более плотной. Тебе потребуется пила и сила десяти фейри, чтобы его обезглавить.

Желчь подступает к моему горлу при мысли о том, чтобы разрубить чью-то плоть.

— Но когда я его укусила, мои зубы без проблем проткнули его руку.

— Потому что кожа уплотняться в районе шеи и груди, так как это самые слабые места. Отсюда гнилое дыхание.

Я провожу верхней губой по нижней губе, переваривая информацию.

— Напомните мне... почему вы не можете убить его сами?

— Потому что это должна быть кровная родственница Мириам, которая снимать заклятие, иначе Котёл не простит.

Я приподнимаю бровь. Я, конечно, знала, что Котёл источник всей магии, но я не знала, что он разумен.

— То есть, теоретически, моя мать могла бы это сделать?

Он кивает.

— Но твоя мать... она сейчас не понимает.

Я хмурюсь.

— Почему?

— Сейчас нет времени объяснять, Фэллон... Быстро надевай платье.

Я со вздохом разворачиваю прозрачное платье и приподнимаю его.

— Оно слишком прозрачное, что заставляет меня задаться вопросом: где, по-вашему, я должна спрятать оружие?

— Я спрятал кинжал в изголовье.

Я резко перевожу взгляд с платья на лицо Юстуса, который смотрит в потолок.

— В изголовье?

Он кивает.

— Поправьте меня, если я не права, но разве изголовье — не часть кровати?

— Ты будешь ужинать в покоях короля.

— С Антони?

Что ещё за ужин запланировал Данте для нас троих?

— Вы тоже будете присутствовать?

— Да.

По какой-то причине это меня успокаивает, хотя мне всё еще не нравится идея отправиться в опочивальню Данте в прозрачной ночнушке.

— Надеюсь, вы не ожидаете, что я буду с ним спать?

—Только убийство. Но платье поможет ослабить бдительность.

Я заключаю, что он имеет в виду бдительность Данте.

— Могу я надеть это под своё платье?

Не то, чтобы мне очень нравился колючий золотой фатин, но это лучше, чем разгуливать полуголой перед кучкой солдат.

— Нет. Ты должна отвлечь короля. И тебе будет проще двигаться в простом платье.

— Мне было бы проще двигаться в штанах и рубашке, — ворчу я. — А нельзя ли достать для меня свежие трусы?

— Разве я не... не приносить тебе недавно сумку?

— Я все их использовала.

— Все?

— Да, все. Не знаю, как часто вы меняете свои трусы, нонно, и не хочу знать, так что можете не рассказывать, но я бы очень хотела получить чистое нижнее белье.

Он что-то бормочет себе под нос.

— Ладно. Надевай платье, а я пока что-нибудь подыщу.

— И если вы случайно наткнётесь на бюстгальтер, я всеми руками за! — кричу я ему вслед, после чего он фыркает и выходит из погреба.

Этот неловкая сцена заставляет мои губы приподняться в улыбке, которая начинает исчезать по мере того, как я застегиваю пуговицы. Сегодня я покончу с Данте Регио. Мне уже кажется, что я готовилась к этому моменту много лет, хотя прошло всего несколько недель.

Нервы подрывают мою уверенность в себе, и я уже начинаю сомневаться в том, что способна выполнить эту задачу.

Человек, который тебя похитил, очень жесток, Фэллон. Он пускал тебе кровь. Он тебе врал. Он убил твоего коня. Он выдрал ногти у Антони. Он ничего так не жаждет, как уничтожения воронов.

Последние два напоминания заставляют мой позвоночник выпрямиться точно стальной прут. Одно дело — причинять боль мне, но другое дело — причинять боль тем, кого я люблю.

К тому моменту, как я надеваю перламутровое платье, Юстус возвращается. Он входит внутрь весьма запыхавшимся. Похоже, шкаф, в котором он все это достал, находится за пределами обсидиановых туннелей.

Он бросает нижнее белье в мою клетку.

— Вот.

Когда он не разворачивается, я шевелю пальцами и говорю:

— Отвернитесь.

— Верно.

Он оттягивает ворот рубашки и, наконец, разворачивается.

— После... ужина, вы расскажете, где находится моя мать?

Я не произношу её имени на случай, если магический знак потерял свою силу. А могут ли знаки терять силу?

Наступает долгая пауза, во время которой он переступает с ноги на ногу. Мне это только кажется, или его сапоги выглядят нехарактерно потрёпанно? Может быть, его путешествие к шкафу Домитины оказалось более изнурительным, чем я себе представляла?

— Юстус.

— Тебе скажут.

Еще один стимул... Я не только верну себе свою пару, но так же и мать.

— Я верю вашему слову, но предпочла бы клятву.

Он собирается провести рукой по волосам, но останавливается, когда касается кожаной веревочки, которой они перевязаны. Боги, он ещё более взволнован, чем я, а ведь это не ему скоро придётся заколоть человека.

— Никаких клятв, — он стучит по своему бицепсу. — Клятвы раскрывают магию.

Хвала Котлу, что он про это помнит.

Надев нижнее белье и перетянув грудь, я обхватываю руками прутья клетки и начинаю медленно дышать, чтобы набраться смелости.

Я думаю о Лоре и представляю его так ярко, что он неожиданно появляется передо мной во всем своём мрачном великолепии.

Лор?

Он говорит с Кианом чёрт знает о чём. Они явно говорят не на люсинском.

Лор!

Я пытаюсь подойти к нему, но как бы я ни старалась, мне не удаётся приблизиться. Я с грустью понимаю, что к нему перенеслось не моё тело, а только моё сознание.

Наконец, Бронвен чувствует моё присутствие, потому что шепчет:

— Морргот?

Он резко поворачивает лицо к моей тётке, а она добавляет:

— Фэллон смотрит.

Он подходит к ней, тёмные тени размывают очертания его тела.

— Behach Éan?

Я знаю, что ни он, ни Бронвен не могут меня слышать, но всё равно шепчу:

— Да. Да, это я.

Его золотые глаза вспыхивают.

— Святая Морриган, я ненавижу то, что это наш единственный способ связи. Ты, и правда, не видишь, как у неё дела, Бронвен?

— Нет. Не вижу.

Его грудь вздымается от прерывистых вдохов.

— Но она может меня слышать?

— Может.

— Mo khrà, Бронвен сказала, что тебе помогает Юстус. Пожалуйста, скажи ему, — он издаёт рычание, произнеся какое-то слово, состоящее из одних согласных и прерывистых гласных, которое, как я понимаю, отражает его отношение к генералу, — чтобы он послал нам, мать его, дымовой сигнал и показал, где ты находишься. Мои вороны облетели уже всё королевство.

Бронвен говорит:

— Он свяжется с нами, когда...

— Магия Фэллон разблокирована. Я хочу вернуть себе свою пару, и я хочу, чтобы она вернулась немедленно, твою мать!

— Она всё ещё должна убить Данте, Лоркан.

— Что ей нужно, так это вернуться домой, ко мне.

Хриплый голос Лоркана наполнен яростью, что заставляет моё и без того уже разбитое сердце сжаться ещё сильнее.

Несмотря на то, что я силюсь остаться вместе с Лором, я покидаю сознание Бронвен и снова оказываюсь в обсидиановом подземелье с крепко сжатыми кулаками и челюстью.

— Ты в порядке?

Одна из бровей Юстуса приподнимается.

Похоже, мои глаза побелели.

— Да. Я в порядке.

Ложь. Я не буду в порядке, пока не вернусь к Лору.

Юстус всё еще странно на меня смотрит, нахмурив лоб, словно это первый раз, когда он наблюдает за тем, как мои глаза меняют цвет.

— Я могу использовать какое-нибудь заклинание?

Брови Юстуса распрямляются.

— Кровь не действовать на него.

Другими словами, мне придётся положиться на свои физические и умственные способности.

Легче лёгкого.

Плёвое дело.

Всё равно, что забрать конфету у эльфа.

Кого я обманываю?

Я вытираю вспотевшие руки о розовую ткань. Как же я хочу быть смелой, как же хочу, чтобы Лоркан был со мной рядом. Но если бы это случилось, он бы сам свершил правосудие. Пророческие слова Бронвен проникают мне в голову, ясные, как то утро, в которое она их произнесла.

Лоркан всё ещё думает, что убьёт Данте, потеряв в процессе свою человечность, ведь именно это должно произойти, если он заставит моего бывшего любовника исчезнуть прежде, чем его проклятие будет снято.

А я слишком эгоистична, чтобы рисковать человечностью Лоркана, потому что отказываюсь жить в мире, где его нет. По этой причине, я не говорю Юстусу о том, чтобы он сообщил о нашем местонахождении.

— Было бы здорово, если бы Мириам могла снять магический барьер.

— Скоро.

К слову о барьере...

— Лор упоминал, что Данте стёр магический знак в подземелье. Это неправда?

— Если магический знак свежий, его не стереть, потому что кровь проникает глубоко в камень. Чтобы отменить заклинание, ведьма должна вернуть себе свою кровь.