— Сейчас принесет, — сказал Кока, вернувшись к столу.

— Успеем, время еще детское, — ответил Роте и посмотрел на часы. — Впрочем, уже половина десятого.

Прохор по настоянию Бригитты заказал опять лимонад. Сам он не любил этот напиток. Он предпочитал настоящую сельтерскую воду, холодную, шипучую. Выпьешь — приятно бьет в нос. Пунке разлила лимонад по бокалам, предложила Прохору. Он не отказался. От дыма, висевшего облаком в гасштете, немного шумело в голове и хотелось освежиться. Отпив лимонад, он спросил:

— Скажите, Бригитта, а кто это с Онкелем?

Бригитта на миг посуровела:

— Мне не хочется говорить о нем.

— Что, неприятная личность?

— Нет, не совсем, но все же...

— Не понимаю...

— Может быть, как-нибудь расскажу.

— Другой случай вряд ли подвернется.

Бригитта заколебалась, неопределенно пожала плечами:

— Это Кока. Работает со мной и Паулем в цехе. Русский, эмигрант. Приехал к нам еще мальчишкой. Вот и живет.

Новиков посмотрел на Коку. В чертах его лица действительно было что-то русское: немного вздернутый нос, светлые волосы и, кажется, голубые глаза.

— И привык к обстановке, доволен жизнью? — спросил он.

— Как вам сказать, по-моему, не очень. Представьте, до сих пор одинок.

— Сколько же ему лет?

— Лет сорок, сорок с небольшим.

— Да, пора было бы обзавестись семьей.

— Наверное, что-то не получается. Хотя, я знаю, он любит одну женщину, очень любит.

— А она не отвечает взаимностью?

— Нет, кажется, она могла бы. Она любит его. Но.

— В чем же дело?

— На их пути есть препятствие. И они его не могу перешагнуть.

— Какое же?

Бригитта выпрямилась, внимательно посмотрела Прохору в глаза:

— Этим препятствием являюсь я, Прохор.

— Вы?

— Он любит мою маму. Заходит к нам. Даже помогает по хозяйству. Но я не уважаю Коку: он много пьет.

— Так, может, потому и пьет, что неудачник?

— Не знаю, Прохор, но я считаю: мама достойна лучшего.

Прохор заметил: к Коке подошел Петкер, что-то сказал на ухо. Кока встал и пошел к роялю. Сел на пуфик, заиграл. Несколько пар начали танцевать.

Пауль сел за стол с Прохором и Бригиттой.

— Идите танцевать, молодежь, — сказал он, улыбаясь.

— Мы посмотрим, как другие танцуют, — ответил Прохор. — Не так ли, Бригитта?

— Да, посмотрим.

Разговорились, вспомнили знакомых. Роте спросил, не ездил ли Новиков в отпуск.

— Нет еще, — ответил Прохор. — Есть у меня забота одна. — Он повертел картонный кружочек. — Отец у меня, Пауль, здесь погиб. А вот до сих пор не знаю где.

— Похоронная, наверное, была?

— Была. Но хата у мамы сгорела — и бумага пропала. Хочу в отпуск поездить по Германии, походить по кладбищам, может быть...

— Ох, трудно это, Прохор. Даже в последние дни ваших много тут полегло. — Пауль тяжело вздохнул. — Хоть и говорят некоторые: мол, русским здесь не с кем было драться, фольксштурмовцы-де одни воевали. Чепуха! Я видел своими глазами, много было крови...

— Отца перед самым концом убили, — сказал Прохор.

Бригитта слушала, притаившись. Помнится, она говорила Прохору, что русские отняли у нее отца, теперь почти то же говорит и Прохор о немцах. Она настороженно смотрела в глаза Пауля: может быть, он что-нибудь скажет и успокоит ее.

— Да, конечно, Прохор. — Пауль Роте пододвинулся к нему поближе. — Много нацисты причинили вам бед, очень много...

К столу подошел Костя Вилков. Петкер познакомил его с Роте и Кокой. Прохор представился сам и представил Бригитту. Костя пошутил:

— Хорошо, лейтенант, претворяешь в жизнь указания — особенно по части лимонада.

— На том стоим, — отшутился Прохор.

Пауль, присмотревшись к Вилкову, воскликнул:

— Я будто вас видел, обер-лейтенант. Вы где работаете, если не секрет? — спросил он.

— Секрета нет. Наверное, слушаете наши радиопередачи? Позывные известны: «Много песен про Волгу пропето...» — ответил Костя.

— На радиостанции?

— Да.

— Это же рядом с клубом молодежи.

— Я там иногда бываю.

— И я заглядываю. Как говорят, я функционер, наставник молодежи. Приходите. У нас весело.

— Спасибо, зайду. — Костя расплатился, взял ружье и снаряжение, вышел на воздух.

Ночь была тихая, лунная. На небе, высоком и чистом, горели звезды, в канале, что рядом с гасштетом, плескались кряквы. Костя сбил на затылок фуражку, поднял голову к небу, глубоко вздохнул прохладный ночной воздух: «Ночь-то как хороша!»

Из гасштета вышли Прохор и Бригитта. Костя спросил:

— Вместе махнем, лейтенант?

— Нет, вы поезжайте, а мы пешочком пройдемся. Смотрите, ночь-то, как у нас под Рязанью.

— У нас под Новгородом бирюзовая. Эй, мотор, — крикнул Костя таксисту, — заводи!

— Будьте здоровы, Костя, — помахал рукой Прохор.

— Фрейлейн Бригитта, ауфвидерзеен! — крикнул Костя, садясь в такси, хлопнул дверцей, и машина скрылась в лесу.

Прохор и Бригитта взялись за руки, пошли в город тропинкой вдоль канала, и им было хорошо в эту летнюю ночь.