ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Тревога!

Это слово, как выстрел, прозвучало в расположении авиационного полка. У Крапивина в изголовье на тумбочке стоял телефон, и дежурный по части сразу позвонил о тревоге командиру полка.

— Кто объявил тревогу? — только успел спросить Крапивин и, услыхав в ответ пароль начальника, одним махом надел обмундирование, кинулся к выходу. Возле подъезда стояла машина, рядом — автобусы. «Молодцы, быстро управились», — подумал Крапивин о водителях и крикнул шоферу:

— В штаб!

Газик шустро рванулся с места и помчался по аллеям городка. Через несколько минут остановился у штаба. Крапивина встретил дежурный, тихонько сказал:

— Полковник Бурков здесь.

— Где? — на ходу спросил Иван Иванович. Он бегом поднялся на крыльцо, привычно рванул дверь кабинета, представился:

— Товарищ полковник, подполковник Крапивин прибыл по тревоге.

Трифон Макеевич взглянул на часы, сделал пометку в своем блокноте.

— Разрешите перенести свой командный пункт на аэродром? — спросил Крапивин.

Бурков пожевал губами, поднял правую бровь, прищурил левый глаз, словно прицелился в командира полка:

— Делайте, что хотите, здесь полковника Буркова не существует. Пока!

Крапивин сел в машину, поехал на аэродром. Поднялся на стартовый командный пункт. Там уже находился Фадеев. Вслед за командиром полка прибыл Бурков. Он опять сделал пометку в книжечке.

— Какие отдали распоряжения, товарищ Фадеев? — спросил Крапивин.

— Предупредил командиров эскадрилий, чтобы доложили о готовности.

— Никто еще не доложил? — Крапивин подошел к аппарату, проговорил зычно, требовательно: — Я «Третий». Прошу доложить о готовности. Товарищ инженер, доложите о работе радиолокационных станций. — Крапивин узнал, на месте ли начальники служб, готовы ли выдать боеприпасы, горючее...

Трифон Макеевич, вздернув бровь, сделал новую пометку в блокноте.

Крапивин посмотрел на часы и передал:

— Всем, всем! Сверить часы. Сейчас ровно... — Он подождал несколько секунд. — Сейчас ровно три часа утра по местному времени. — И повернулся к Буркову: — Полк готов выполнить боевое задание.

Полковник, плотно сидевший в кресле, оперся руками о подлокотники, прищурил глаз.

— Ладно, — сказал он и посмотрел на часы. — Вот теперь послушайте, подполковник, что я вам скажу. — Бурков поднялся с кресла, грузно подошел к карте, ткнул в нее пальцем: — Вот здесь ожидается нарушение воздушного пространства самолетом «противника». Ваша задача, — Бурков пристально посмотрел на Крапивина, — перехватить и сбить самолет. Задача ясна? — Бурков взметнул бровь.

— Ясна, товарищ полковник.

— Ладно. А теперь Бурков опять исчез, растворился. Амба! — Трифон Макеевич устроился в кресле, достал пачку «Казбека», вынул папиросу, постучал мундштуком по столу. Все он делал солидно, размеренно, как и подобает человеку, который знает себе цену и хорошо представляет, какой он наделен властью. Но, вспомнив, что курить на СКП нельзя, он неторопливо раскрыл блокнот, автоматической ручкой написал какие-то цифры, против них поставил галочки.

Крапивин принял решение атаковать «противника» двумя самолетами. Взлет по одному. Собираются в зоне аэродрома и, прикрывая друг друга, на небольшой высоте выходят на рубеж перехвата, вступают в свободный воздушный бой. Свое решение командир полка довел до командира эскадрильи.

— «Десятый»! На старт! — скомандовал Крапивин. — Взлет вам и лейтенанту Веселову. «Двадцатый», быть в готовности!

Машины, будто огненные кометы, ушли в воздух. Командир эскадрильи и Веселов через несколько секунд слились с пурпурной зарей, вспыхнувшей над горизонтом. И только на экранах радиолокаторов да на планшетах операторов было видно, где сейчас находятся истребители. На стартовом командном пункте беззвучно крутился магнитофон. На его ленту записывались команды, распоряжения. В динамиках было слышно, как летчики строят свой боевой порядок, чтобы сподручнее атаковать «противника».

— Говорит «Двадцатый», — раздалось в динамике. — Прошу отложить полет «Двадцать четвертого». Неважное самочувствие. — Это о лейтенанте Новикове.

«Эх, черт возьми, — подумал Крапивин. — Если понадобится поднять еще самолет, один из лучших летчиков не выйдет на задание». Он взглянул на Буркова. «Посмотрим, — взглядом ответил полковник, — какое ты примешь решение, командир...» Автоматическая ручка насторожилась чиркнуть новую «птичку» в блокноте. И чиркнула.

— Пусть немедленно обследует врач, даст заключение, результат доложить, — передал Крапивин. — Остальным повторяю — готовность номер один!

— Готовы! — сообщил «Двадцатый».

Доложил полковой врач:

— «Двадцать четвертый» по состоянию здоровья отстранен от полетов, но сам он просит разрешить вылет. Крапивин, выслушав доклад, на мгновение задумался. «Конечно, — размышлял он, — за то, что вторая эскадрилья не полностью готова, поставят минус. А если выпустить Новикова в полет и он не справится с управлением...»

Распорядился:

— Решение врача утверждаю, личную просьбу в расчет не принимать.

Трифон Макеевич нахмурился, чиркнул что-то в блокноте.

— Вот и опять на свет божий появился полковник Бурков. Сумеете ли, подполковник, посадить свои самолеты на другом аэродроме? Ну хотя бы... — Бурков встал, подошел к карте. — Вот хотя бы на этом. — Он показал пункт, повернулся к Крапивину. — Кстати, там полк тоже поднят по тревоге...

— Разрешите выполнять вводную? — спросил Крапивин.

— Полковника Буркова нет. Исчез. Амба! — прозвучало в ответ.

Крапивин связался с другим аэродромом. Доложил о решении старшего начальника посадить самолеты. Получил «добро», отдал распоряжение.

Самолеты тем временем вышли на рубеж перехвата. Они обнаружили цель, имитировавшую «противника», перехватили ее и атаковали. Запросили разрешение вернуться на аэродром.

Вдруг на рубеже перехвата появилась новая цель, вызванная по указанию Буркова. Завязался свободный учебный бой, который длился несколько минут. В бою участвовал, конечно, и лейтенант Веселов. Командир эскадрильи, чтобы лучше атаковать цель, много маневрировал, занимал наиболее выгодные позиции. Веселов, стараясь не отстать, держался за ним. Но у Веселова не все получалось: он делал пологие виражи, отчего иногда терял своего командира из виду.

В пылу боя Веселов не заметил, как стрелка, контролирующая горючее в баках, приблизилась к критической черте. Спохватился и оторопел: долетит ли до аэродрома? Как раз в это время и поступило на борт истребителя приказание Крапивина садиться на соседнем аэродроме. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», — подумал Веселов и, мысленно прикинув расстояние до «чужого» аэродрома, решив, что не дотянет туда, доложил:

— «Третий», «Третий», говорит «Четырнадцатый». Лететь на аэродром Н. не хватит горючего, не хватит горючего...

Командир полка бросил взгляд на часы — у него была такая привычка часто смотреть на часы — и, как всегда, подумав, распорядился:

— «Четырнадцатому» совершить посадку на свой аэродром.

Бурков сделал очередную пометку в блокноте. Взял новую папиросу «Казбек», вынул зажигалку-пистолетик, прикурил, но тут же погасил папиросу. Командиру полка показалось, что Бурков, прицелившись левым глазом, выстрелил в него, Крапивина. Но за суетой, за горячкой летной работы мгновенно забыл об этом. Его тревожило другое — дотянет или не дотянет до аэродрома Веселов? Летчик он недостаточно опытный. Мастак лирические стишки сочинять и читать со сцены.

— «Четырнадцатый», доложите, как с горючим? — запросил Крапивин.

Веселов назвал цифру.

— Наберите высоту, планируйте.

— Набираю высоту, планирую.

— Снова наберите высоту.

— Есть!

— Планируйте!

— Есть, планировать!

— Доложите, как с топливом?

Веселов несколько минут молчал.

— «Четырнадцатый», почему молчите?

— Рассчитываю, хватит ли?

— Назовите цифру.

Веселов назвал. Крапивин сдвинул брови. Рядом с ним стоял настороженный Фадеев. Цифра, названная Веселовым, была критической.

— Наберите предельную высоту. Планируйте! — снова скомандовал Крапивин. В такой обстановке это решение, пожалуй, было наиболее верным. Крапивин рассчитал, что, спланировав с максимальной высоты, истребитель появится в районе аэродрома и его можно будет посадить, может быть, даже на грунт.

Веселов, выполняя команду, стал набирать высоту. Но самолет с каждой минутой становился менее управляемым: он неожиданно срывался с траекторий полета, проваливался.

— «Четырнадцатый», доложите высоту! — запросил Крапивин.

— Самолет ведет себя неустойчиво, — радировал Веселов. — Горючее на исходе.

— Высота?! — с раздражением спросил командир полка.

— Восемь тысяч.

Крапивин взглянул на Фадеева. Тот побледнел, стоял не шелохнувшись. Командир полка понял: замполит разделяет его решение — катапультироваться. А может быть, все же дотянет Веселов? «Ах ты, частушечник!» — зло подумал Крапивин и потребовал от оператора доложить, сколько самолету лететь до аэродрома. «Не дойдет», — решил Крапивин и подал команду:

— «Четырнадцатый», приказываю катапультироваться.

С борта прозвучал ответ:

— Вас понял, катапультироваться.

Полковник Бурков давно вскочил со своего кресла, стоял рядом с Крапивиным. Волнение людей, работавших на СКП, невольно передалось и ему. Он мял ладони, спрятанные за широкую спину, нервно жевал губы, сверлил левым прищуренным глазом Крапивина.

Несколько минут длилось тягостное молчание. Магнитофонная лента чутко записывала каждый шорох, каждый вздох. Веселов безмолвствовал. Крапивин и Фадеев, очевидно, догадывались: лейтенант делает последние усилия, чтобы спасти машину.

— Товарищ подполковник, «Четырнадцатый» выходит на приводную, — доложил штурман.