Глава 17

Юра явился в субботу утром. Вихрем ворвался в квартиру, закидал вопросами.

— В деревню едете? Во сколько? Что дарить станете? Игнат звонил? Просил приехать? Сама звонила? Когда звонила?

У Яны даже голова закружилась. Неделю назад действительно звонил Игнат, сын одной из маминых племянниц. Кто он получается Яне? Девушка уже давно перестала забивать себе голову запутанным семейным родством. Есть ли смысл во всех этих странных названиях?

Две маминых племянницы жили в деревне, куда переехали с крайнего севера двадцать пять лет назад. Старшая, тётя Нина, стала крёстной Яны. С её дочерью Ликой у Яны долгие годы не прекращалась скрытая вражда, закончившаяся аварией. Самая младшая сестра Вера, оставшаяся на севере, два года назад умерла, и её сын Игнат переехал к родственникам в Подмосковье.

Ему было одиннадцать лет, и он очень проникся к Яне, часто звонил ей, делился проблемами и радостными событиями. Они могли говорить обо всём на свете. Быть может, дело в том, что Яна никогда не ругала мальчика, не учила жить, а просто слушала, что само по себе немало.

— Игнат приглашал на день рождения, — ответила она. — Но я не знаю, стоит ли. Я звонила крёстной. Она вроде бы не против.

— С чего ей против-то быть! — Юра вскочил со стула, забегал кругами. — Янчик, поехали! У меня машина под боком! Мотанёмся туда, а если не понравится, мигом назад вернёмся. Я даже пить не буду ради такого случая. А? И ты, дядь Вова, поехали! Чего сидеть в убогой каморке!

Владимира Николаевича передёрнуло. Он плохо переносил Юрино обращение «дядь Вова», не считал свою квартиру убогой каморкой, но главное: он испытывал почти физическое отвращение, находясь рядом с родственниками покойной жены. Чувства этого он стыдился, но ничего не мог с ним поделать. Он думал, что дело в той презрительной ухмылке, которой при первой встрече одарила его Нина. «Деревенский птушник», — сказала она тихо, но он всё равно услышал. Не чета, стало быть, умной и образованной Ане. Впоследствии при каждой встрече сёстры старались указать на его необразованность.

— У меня что-то спина побаливает, — соврал Владимир Николаевич. — Вдвоём езжайте!

Яна, зная об отношении отца, спорить не стала.

— Юра, — спросила она вдруг. — А почему ты из дома бежишь? Тебе зачем в деревню ехать?

— Ах, Янчик, — произнёс тот. — Проблемы у меня с матушкой. Представь только, женить меня надумала. Не успел в родных пенатах приземлиться, а она уже список накатала из дочерей подруг и сослуживцев. Но я успел вовремя отбрехаться. Сказал, что на тебе женюсь.

— С ума сошёл! — Яна задохнулась от возмущения.

— Как же Лёша? — подал голос её отец.

— Да не по правде же! — засмеялся Юра. — Так, для острастки, чтобы успокоилась. А пока успокаивается, мы в деревню и скатаемся.

Он подскочил, пообещал заехать через пару часов и убежал. В назначенное время Яна вышла на улицу. Юра не появился. Позвонил, сказал, что у него образовалось очень важное дело и не могла бы она сама доехать, например на такси.

Яна не разозлилась. Лишь почувствовала неприятную досаду. В конечном счёте, всё было понятно с этим Юрой. Он никогда не слыл обязательным человеком, подчиняясь неожиданным порывам и совершенно не думая об окружающих. Читать нотации, воспитывать: такие методы на взрослого человека не действуют. Следует либо принимать его таким, какой он есть, либо отойти в сторону и никогда больше не общаться. Уходить в сторону не хотелось.

Уже в деревне она подумала о том, как плохо, что Юра не приехал. В воздухе почти физически чувствовалось напряжение. Никто не сказал ни одного грубого слова в сторону Яны, но ей казалось, что её просто не замечают. Все они вместе, они семья, а Яна так, приблудилась. Лишь Игнат радовался её присутствию, засыпал вопросами и веселил. Иначе было бы совсем тошно. Как бы здесь пригодился Юра с его неиссякаемым потоком слов и шуток на грани приличия. Он умел развернуть любую ситуацию в противоположную сторону, сделать трагическое смешным, а смешное нелепым.

Отчуждение не появилось после аварии. Оно существовало всегда. Яна хорошо помнила, когда в семь или восемь лет приехала с отцом на день рождения крёстной. Перед застольем гости дружно дорезали салаты, накрывали на стол, а вечером помогали всё убрать. Яна вместе с Ликой мыла посуду.

— Какой же это праздник, если нужно самим всё мыть и готовить? — удивилась она.

Произнесено это было спокойным тоном, без жалоб и капризов. Так, недоумение. Но глупую фразу маленькой девочки запомнили. Вместо того, чтобы посмеяться и забыть, её каждый раз доставали из недр памяти, встряхивали от пыли, чтобы напомнить, что Яна белоручка и лентяйка. Всегда со смехом, будто бы со смехом не обидно. Сейчас девушка никогда бы не сказала подобного. Но кому это важно? Почему люди никогда не помнят твоих достижений, а мельчайшую промашку держат в памяти долгие годы? Яна не знала ответа.

Сидели на веранде, ждали, пока мужчины подготовят мангал и пожарят шашлык. Игнат всё порывался рассказать Яне о компьютерной игре, которой он увлёкся, но тётя Ира в унисон с крёстной перебивала его словами: «Опять ты о своей ерунде! Это никому не интересно!» Мальчик замолкал.

— В июле мы с Максимом женимся, — как бы невзначай обронила Лика. — Уже и заявление подали.

— Поздравляю, — совершенно искренне сказала Яна.

— Конечно, что тянуть. Уже целый год знакомы. Как говорят, если после года знакомства мужчина не сделает предложения, значит, не сделает уже никогда.

Она многозначительно посмотрела на Яну, потом опомнилась, признав, что взгляд никак не может подействовать и спросила:

— Вы же с Лёшей уже лет десять знакомы? Да?

Отрицать было бессмысленно.

— Ой, ну где десять, там и двадцать, — засмеялась крёстная. — В конечном счёте штамп не всем нужен. Если нет надежды на семью и детей, то зачем. Правда, Яна?

Девушка вздрогнула:

— Что значит нет надежды? — спросила она.

— Яночка, — вступила в разговор тётя Ира. — Ты же должна понимать, что за мужем нужно ухаживать, а за детьми тем более.

— Не понимаю, — во рту сразу стало горько. Горечь поднималась изнутри, душила. — Зачем за мужем ухаживать? Он, что маленький? Нет, я понимаю, что вы имеете в виду, но ведь и он тоже должен. Нет? Это же обоюдный процесс...

Яна начала задыхаться. Напряжение в воздухе словно зазвенело, ударило током, лишило возможности дышать и двигаться. Лика хмыкнула, пробормотала почти неслышно: «Легче удавиться, чем так жить». И в этот момент на Яну снизошло полнейшее спокойствие. Всё вокруг стало чужим, неважным и безразличным.

— Мне нужно домой, — сказала она. — Я заехала только Игната поздравить. Папа болеет.

Голос казался незнакомым, словно принадлежащим другому человеку.

— Хорошо, — сказала крёстная.

— Пока! — попрощалась Лика.

Игнат вызвался проводить Яну до остановки.

— Не хочу здесь жить, — сказал мальчик, когда они вышли за калитку. — Они злые. Тебя не любят.

— Я тоже не всех люблю, — возразила Яна. — Нельзя всем нравиться. Они же не говорят обо мне гадости?

Спросила и испугалась своего вопроса. Как будто выпытывает тайные сведения.

— Нет, — покачал головой Игнат. — Не говорят. Только с ними всё равно тяжело. Их так много, шумно, все носятся, разговаривают. Я даже дверь закрыть не могу. Тёть Нин сразу кричит: «Ты чего закрылся? Что ты там скрываешь? Нормальные люди не закрываются!» И в комп запрещает играть. Как будто я много играю! Дома лучше было.

— Ты же в Норильске жил? — спросила Яна. — Представляю, как там холодно. Зима, наверное, по полгода.

— Холодно. Зато там мои друзья, там моя мама, — Игнат шмыгнул носом. — Была моя мама.

Дальше шли молча.

— Посмотришь мне расписание? — попросила Яна.

— Такси вызови, — предложил мальчик.

— Не будет автобуса — вызову, — девушка вздохнула: на такси не наездишься — ползарплаты прокатаешь.

Судя по расписанию автобус ожидался через двадцать минут. Но это не точно. Местные водители редко придерживались графика.