Глава 8
Абсолон
Я просыпаюсь от собачьего дыхания. Влажный язык лижет мое лицо.
Открываю глаза, моргаю, видя перед собой Одина, его темные глаза изучают мои, словно спрашивая, все ли в порядке, говоря, что он волновался, что ему удалось научиться открывать дверь, и я должен гордиться им.
Мгновение я смотрю на него, пытаясь понять, почему лежу на полу, рассеянно замечая открытую дверь, потом осматриваю остальную часть спальни.
Хаос.
Кровать покосилась, рама сломана, изголовье разломано напополам.
Матрас соскользнул на пол.
Весь в крови.
Нет.
Нет.
Я поднимаюсь на колени, на ноги, шатаюсь, делая шаг вперед, опираюсь на столбик кровати, кое-как держусь, смотря на это зрелище.
Повсюду кровь.
Комната вся красная.
Свежая кровь, пропитавшая подушку, простыни, матрас, ковер. Мне даже не нужно много времени, чтобы понять, чья это кровь.
Ленор.
— Нет, — хриплю я, падая на колени, провожу руками по матрасу, все еще чувствуя влагу. Так много крови, слишком много.
Что я наделал?
Что я с ней сделал?
Чувствую, как шестеренки в мозгу начинают ломаться, провода рвутся, все выходит из строя. Запрокидываю голову и кричу во всю мощь своих легких. Долгий, оглушительный, гортанный крик вырывается из нутра, разрывает горло, наполняет комнату, пока не трескаются все стекла, происходит симфония взрывов, от картин на стенах до зеркал в ванной, до стеклянной баночки, в которой хранится ее зубная щетка. Все это разлетается вдребезги, как фейерверк, стекло сыплется дождем.
Воспоминания возвращаются, все сразу. Я трахал ее, она кончала… Сказала, что любит меня. Со слезами на глазах. Я чувствовал все ее эмоции, как будто они исходили откуда-то изнутри, мое сердце расширялось, было готово разорваться, и тогда я понял, что не контролирую себя.
Я никогда не контролировал себя.
Уже тогда, приведя Ленор в свой дом, понял, что потерял все столетия тщательно и скрупулезно оберегаемого контроля. Оно исчезло в одно мгновение, когда она остановила на мне свой взгляд. Я наблюдал, как та росла, любопытно задаваясь вопросом, какой станет. Но когда она появилась в моей жизни, произошло то, чего я не ожидал. Мы стали близки. И поэтому надо было держать ее на расстоянии всеми возможными способами, потому что потеря всего того контроля, который поддерживал во мне здравомыслие и жизнь, означала, что я больше не буду тем вампиром, как раньше.
Зверь воспользовался этим прошлой ночью.
Мои эмоции были слишком сильны, вырвались из запертой коробки, подпитываемые любовью к ней, той самой любовью, которая, как я знал, попытается уничтожить ее. Любовью, против которой боролся с самого начала.
Я знал, что происходит, чувствовал перемены глубоко внутри, нарастание тьмы, гнева и голода, но подавлял ее.
Надо было бежать.
Я сказал Ленор бежать.
Она не послушалась.
Ленор слишком упряма, или, может быть, слишком сильно любит меня, или, может быть, все сразу, но в любом случае она не сбежала.
Осталась со зверем.
Думала, что сможет приручить его.
Думала, что сможет полюбить.
Но зверь ее не любит.
Ее любовь сводит его с ума.
Сводит с ума.
Я ускользнул в темноту, на задний план, но контролировал все, не желая причинять ей вреда. Но мне не хватило самообладания перестать трахать ее, с хвостом и всем прочим, не смог. Хотелось узнать, как далеко она позволит этому зайти, как далеко я позволю этому зайти. Жаждал ее как ничто другое, даже в своей самой мерзкой форме. Хотел трахнуть ее, как животное, подарить удовольствие, о котором она и не догадывалась.
Не знаю, получилось ли.
Память начинает барахлить.
Затем все пустеет.
Нет, становится красным.
Как кровь, которая повсюду.
Кровь моей любимой.
Внутри все разрывается.
Открываю рот и снова реву, звук сотрясает мои кости, сотрясает комнату, а затем я чувствую запах Аметист и слышу ее позади себя.
— Солон? — а потом: — О боже, что случилось?
Я качаю головой, не в силах сосредоточиться, заговорить.
Кровь, так много крови.
Я убил ее?
Где она?
— Солон, — снова зовет меня Аметист, и я чувствую ее руку на своем плече. — Почему ты голый? Где Ленор? Боже мой, здесь так много крови…
Я могу только смотреть.
Если я убил ее…
Если причинил ей боль…
— Давай, вставай, — говорит Аметист, просовывая руку мне под мышку, пытаясь поднять на ноги, но я повисаю мертвым грузом.
— Что, черт возьми, произошло? — гремит голос Вульфа, а затем он оказывается в комнате и хватает меня, с легкостью поднимая. Но я не могу перестать смотреть на кровь, пока каждая структура внутри меня медленно рушится, появляются трещины в фундаменте моей сущности.
— Солон? — говорит он, держа меня за плечи и вглядываясь в глаза. — Что случилось?
— Нужна одежда, — говорит Аметист и исчезает в ванной. — У тебя нет халата?
Рассеянно киваю, пока Вульф впивается ногтями в мою кожу, чтобы привлечь мое внимание. Я медленно встречаюсь с ним взглядом, ужас притупляет мои чувства.
— Солон. Скажи, что произошло. Чья это кровь? Где Ленор?
Я сглатываю. У меня такое чувство, будто в горле застрял кирпич.
— Не знаю. Я проснулся и увидел это. Я не… — закрываю глаза, пытаясь глубоко вдохнуть.
— Я не смогла найти твой халат, — слышу голос Аметист, хотя я уверен, что он висит в ванной. — Брюки. Тебе нужны какие-нибудь брюки. Я найду.
Слышу шум выдвижных ящиков, и все это звучит как будто издалека. Я задаюсь вопросом, может, все это нереально? Может быть, это ночной кошмар. Может, у меня галлюцинации.
— Ты превратился, — говорит Вульф. Делает долгий выдох, и я практически слышу его разочарование. — И не помнишь.
Я киваю. Мои губы словно наждачная бумага.
— Я сказал Ленор бежать. Она этого не сделала. Дальше не помню. Вульф, — я смотрю на него, — здесь слишком много крови.
Его брови хмурятся, когда он смотрит на бойню.
— Она может исцеляться, верно? — спрашивает Аметист, подходя с парой черных шелковых пижамных штанов, и сует их мне в руки. Ее улыбка натянута, голос полон ложной надежды, потому что не хочет верить в альтернативу.
Я на мгновение бросаю взгляд на Вульфа, прежде чем снова посмотреть на нее.
— Мы не знаем, что может убить Ленор, а что нет. Тут… тут много крови. Слишком много крови даже для вампира.
— Тогда куда она делась? — спрашивает Аметист. — Почему не позвала на помощь?
— Невозможно кричать с разорванным горлом, — говорю ей. — Я мог разорвать ее на куски.
Она вздрагивает от резкости моих слов, но мне нужно быть прямолинейным. Я монстр до мозга костей. И сделал это с ее подругой, со своей любимой.
— Она права, — говорит Вульф, обходя кровать, проводя пальцами по крови и нюхая ее. — Если бы рана была смертельной, тело Ленор было бы здесь. Его нет. Она ушла. Но не проходила через дом, я бы учуял ее запах. Остался бы след. Как же она вышла из комнаты?
Мы все смотрим на открытое окно.
Вульф подходит к нему, отодвигает занавески, осматривая край.
— Никаких признаков повреждения. Но обычно ты не спишь с открытыми окнами, да?
— Обычно нет, — отвечаю ему. — Но Ленор любит свежий воздух, она… — Я замолкаю, мое сердце сжимается, когда вспоминаю, как мы ссорились перед сном, потому что ей хотелось прохладного ветерка, а мне хотелось, чтобы в комнате было как можно больше темноты и безопасности. Сглатываю. — Они могли быть открыты, не помню.
Вульф качает головой, в то время как Аметист снова указывает на мою пижаму.
— Прикройся, Солон.
— Люди, — бормочу я, свирепо глядя на нее, пока натягиваю штаны.
Она отвечает мне взглядом.
Который говорит «а ты монстр».
— Думаю, она выбралась через окно, — говорит Вульф, выглядывая наружу. — Я чувствую здесь запах ее крови, хотя никаких капель нет. И еще кое-что. Серость.
— Серость? — повторяет Аметист. — Такой запах существует?
— Да, — размышляет Вульф, обводя взглядом окно.
Теперь я чувствую.
— Сера, — объясняю Аметист. — Это запах серы.
— Ведьмы, — размышляет Вульф. — Ее родители?
— Черт, надеюсь, — говорю я. Сера часто ассоциируется с магией, хотя от ее родителей никогда не пахло серой. Только разными травами, ничего особо неприятного. Я и не знал, что у них есть способность летать или, по крайней мере, взбираться на дом такой высоты, но магия часто удивляет.
Направляюсь к гардеробу и достаю футболку, надеваю ее, затем создаю пламя посреди спальни.
— Куда ты? — спрашивает Вульф.
— Повидаться с ее родителями, — отвечаю ему. — Она может быть у них.
Пожалуйста, пусть она будет у них. Пожалуйста, пусть она будет жива.
Я вхожу в «Черное солнце», быстро закрываю портал за собой, затем, не теряя времени, выхожу из дома и бегу по пустому городу в этом сером мертвом мире. Иногда вижу призрачную душу, притаившуюся вдалеке, но знаю, что они притягиваются из-за моего отчаяния, поэтому продолжаю бежать, пока не оказываюсь перед домом на Лили-стрит.
Мне хотелось бы просто появиться в их квартире, но приход через портал к истребителям вампиров, которые могут быть злы, вероятно, приведет к моей смерти. И хотя не сомневаюсь, что заслуживаю такой смерти, я не умру, пока не узнаю, что случилось с Ленор.
Оглядываюсь вокруг, а затем поднимаюсь на крыльцо, по крайней мере частично защищенное от улицы, и после того, как убеждаюсь, что здесь нет любопытных глаз или проходящих мимо людей, создаю пылающую дверь, снова выходя в реальный мир.
Прикладываю ухо к двери в квартиру Ленор, прислушиваясь в поисках признаков ее присутствия, но ничего нет. Не чувствую ее запаха. Внезапно мои надежды тают.
Затем проделываю то же самое с дверью ее родителей, расположенной рядом, ведущей в их квартиру этажом выше. Я слышу слабое бормотание, Элейн и Джим разговаривают друг с другом. Звоню в звонок, понимая, что следовало взять с собой телефон. Возможно, отправить им сообщение из дома, но показалось, что так будет быстрее.
Через несколько мгновений дверь открывается.
Элейн удивленно смотрит на меня.