— Николай. Ты должен меня отпустить.

— Пять минут.

— Хорошо, — я провожу пальцами по его татуировкам и останавливаюсь, когда дохожу до пустого места возле левой грудной мышцы. — Есть ли причина, по которой ты оставил это место пустым?

— О, это. Оно прямо над сердцем, поэтому я хочу подождать, пока не придумаю что-то особенное.

— Значит ли это, что ты планируешь полностью покрыться татуировками?

— Да, блять. У меня много пустого места на спине и бедрах. Может, ты нарисуешь мне что-нибудь?

— Ты хочешь этого?

— Почему бы и нет? Ты ведь художник, верно?

— Я пишу пейзажи.

— Уверен, ты сможешь придумать что-нибудь такое же уникальное, как я.

— Твое высокомерие просто поражает.

— Не делай вид, что тебе оно не нравится, — он поглаживает мою шею сзади. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы набить татуировку?

— Нет. Не люблю такое. Я предпочитаю, чтобы моя кожа оставалась чистой и нетронутой.

— Ты такой чопорный и правильный.

— Не все могут носить татуировки. Но тебе они идут.

— Ты только что признался, что тебе нравятся мои татуировки?

— Я не говорил, что они мне нравятся.

— К черту меня. Они тебе нравятся. Ты покраснел, малыш.

— Тебе показалось, — я отталкиваюсь, и на этот раз мне удается выбраться. — Я собираюсь приготовить завтрак.

— О, не стесняйся. Иди сюда, — он разжимает обе руки, ухмыляясь, как идиот, пока я иду в ванную.

Мне удается умыться и почистить зубы, не глядя в зеркало, но мне снова приходится спасаться от Николая, когда он пытается облапать меня на выходе.

Он просто невозможен.

Поскольку продуктов практически нет, мне удается приготовить яичницу, и я натыкаюсь на наполовину съеденную коробку макарун, выкладывая остатки на тарелку. Он умеет покупать только пирожные, как монстр-сладкоежка.

Я наливаю воду в чайник для утреннего чая, когда тяжелая рука обхватывает меня за талию, а большая грудь прижимается к спине. Николай целует мое горло в том месте, где остался засос, который он оставил прошлой ночью, а затем кладет подбородок мне на плечо.

— Может, вернемся в постель?

— Перестань быть ребенком и отпусти меня. Я не могу ничего сделать, когда ты так на меня наваливаешься.

— В этом-то и смысл.

Я поднимаю тарелку с пирожными, и он ухмыляется, мгновенно отпуская меня, чтобы схватить одно.

— Макаруны!

Его так легко читать, что это радует. Николай может быть известным жестоким и грубым Язычником, но на самом деле он поразительно простой человек, и мне это в нем нравится. Я достаточно сложный для нас обоих.

Прижимаясь к стойке рядом со мной, он одним махом съедает два макаруна. На нем только трусы, его крупные мышцы выставлены на всеобщее обозрение, а волосы плавными волнами спадают на плечи. Честно говоря, я не жалуюсь. Всегда приятно смотреть на него в таком виде и знать, что он мой. Этот чудовищный мужчина принадлежит мне.

— Цветок лотоса?

— Хм? — я щелкаю чайником и достаю два пакетика чая.

Николай никогда раньше не любил чай, но когда я предлагаю ему выпить чашечку со мной, он соглашается без особых препирательств. Медленно, но верно я его переубеждаю.

— Я собираюсь задать тебе серьезный вопрос.

— Какой?

— Ты сказал, что однажды был влюблен. В кого ты был влюблен?

— А? — я смотрю на него так, будто у него выросли две головы.

— В тот день во время игры «Я никогда не». Ты выпил, когда Килл сказал «Я никогда не был влюблен». Кто украл твое сердце? Я хочу знать.

Блять.

Он выглядит таким серьезным и раненным, что мне хочется его поцеловать.

И я целую. Мои губы прижимаются к его губам, и я смахиваю крошки отвратительно сладких макарун с его губ.

— Я солгал. Я никогда не был влюблен.

Его улыбка ослепляет, он облизывает свои губы, словно прогоняя след моих, а потом хмурится.

— Почему ты солгал?

— Ты странно на меня смотрел.

— Как странно?

— Как будто хотел сожрать меня на месте.

— Я всегда хотел сожрать тебя, малыш.

— Оу, правда? Я, должно быть, не заметил этого.

— Господи. Это опять был сарказм?

Я беру чайник и наливаю воду в две кружки.

— Будь полезен и помоги мне накрыть на стол.

— Сначала поцелуй меня еще раз.

Я сжимаю в кулак его волосы и подталкиваю к себе, а затем захватываю его рот в медленном, чувственном поцелуе, проводя языком по его губам и пробуя сладость.

Целовать его вне секса – совсем другое. Что-то новое. От этого у меня болит в груди и туманится мозг, но я всегда любил боль.

Когда я отпускаю его, он стонет.

— М-м-м. С этого момента я хочу, чтобы ты целовал меня по утрам именно так.

Я отпускаю его, толкая.

— Иди.

— Хорошо, иду, иду, — он шлепает меня по заднице, направляясь к противоположной стойке.

— Николай!

Он только ухмыляется и роется почти во всех шкафах, пока наконец не находит два чертовых ножа и вилки.

В итоге большую часть работы делаю я, потому что то, как он все перепутал, сводит меня с ума.

Когда мы садимся за стол, я потягиваю чай «Английский завтрак», и просматриваю электронную почту на своем телефоне, пока Николай поедает макаруны, как монстр.

— С кем ты переписываешься? — спрашивает он после того, как проглатывает.

— Не переписываюсь. Читаю новости.

— Зачем?

— Потому что мне нравится быть в курсе того, что происходит в мире.

— Но какой в этом смысл?

— Серьезно? Тебе все равно?

— Разве что-то изменится, если мне будет не все равно?

— Делать что-то лучше, чем ничего не делать.

— Поэтому ты участвуешь во всех этих волонтерских акциях?

— Да. Я родился с золотой ложкой во рту и стараюсь помочь тем, кому не так сильно повезло.

— Хм. А как насчет лакросса? Почему ты в него играешь?

Я кладу телефон и делаю глоток чая.

— У меня хорошо получается.

— И этого достаточно, чтобы играть?

— Наверное.

— Я играл в футбол в старших классах, но не только потому, что был хорош в нем. Мне нравился адреналин.

— Американский футбол, как я понимаю.

— Единственный существующий футбол.

— Единственный существующий футбол – это тот, где мяч пинают ногой, и который является самым популярным видом спорта в мире.

Он пожимает плечами.

— Ты имеешь в виду соккер?

— Не называй его так в моем присутствии. Отвратительно.

Он хихикает, звук эхом разносится вокруг нас с редкой легкостью, и я не могу удержаться от улыбки.

Проснувшись сегодня утром, я подумал, что моя жизнь перевернется с ног на голову, потому что я пропустил самую важную часть своей рутины, но все оказалось не так апокалиптично, как я думал.

Если уж на то пошло, мне нравится наша легкая беседа.

— А если серьезно. Тебе действительно нравится лакросс? — настаивает он.

— Я бы не играл в него, если бы не любил.

Хотя на самом деле причина в том, что это единственный вид спорта, которым Лэн не занимается. Мы вместе играли в поло, когда росли, но я отдалился от этого вида спорта и от него, как только достиг половой зрелости.

Мне нужно было играть в то, что его не интересовало. Футбол, крикет и мое любимое поло были исключены. Регби – слишком физическая игра на мой вкус. Оставался только лакросс.

Но я не говорю об этом вслух. Не могу допустить, чтобы Николай почувствовал мой комплекс неполноценности и решил, что я менее совершенен.

Он смотрит на меня слишком напряженными глазами, и мне это не нравится. Нужно сменить тему разговора, чтобы внимание было сосредоточено на нем.

— Эй, Николай.

— Да?

— Если бы ты мог оказаться в любой точке мира, куда бы ты отправился?

— Внутрь тебя, малыш.

Я чуть не поперхнулся чаем.

— Я серьезно.

— Я тоже серьезно. Я принимаю требования Коли близко к сердцу.

Поднося чашку ко рту, я приостанавливаюсь, прежде чем сделать глоток.

— Ты сказал, что всегда был сверху. Но ты когда-нибудь думал о том, чтобы быть снизу?

— Зачем? — он поднимает бровь. — Ты хочешь трахнуть меня?

Я чувствую, как жар поднимается к моим щекам, и проглатываю чай, находящийся во рту.

— Я не это имел в виду. Просто спросил.

— Мне такое не нравится, но я бы позволил тебе, если бы ты захотел попробовать.

— Но ты только что сказал, что тебе это не нравится.

— Я лучше позволю тебе трахнуть меня, чем ты убежишь экспериментировать с кем-то другим.

Мои губы приоткрываются. Ух-ты. Он действительно зайдет так далеко ради меня?

Я не думаю об этом, пока встаю, сокращаю расстояние между нами и останавливаюсь между его раздвинутыми бедрами. Мои пальцы хватают его за челюсть, и я смотрю в эти прекрасные глаза.

— Я не хочу тебя трахать. Но спасибо за предложение. Правда.

Его руки ложатся на мои бедра.

— Скажи мне, если захочешь. Не подавляй это желание только потому, что знаешь, что я не фанат такого.

— Тебе не стоит об этом беспокоиться. Мне действительно нравится, когда меня трахаешь ты. Мне нравится ощущение… э-э-э… потери контроля.

— Ты уверен?

— Определенно.

Он тянет меня к себе, и я издаю испуганный звук, когда оказываюсь у него на коленях. Мои руки хватают его за плечи, чтобы удержать равновесие.

— Что ты делаешь?

— Я солгал. Мне нужен не только утренний поцелуй, — его губы скользят по моим. — Мне также нужен утренний секс.

Этот человек меня уничтожит.

Надеюсь, я не уничтожу его в ответ.