Автору есть что сказать:

Гу Манман[2]: — Как долго я еще буду жить в диалогах/воспоминаниях/твоих монологах/добавочных сценах?

Мо Си: — Пока не начнешь вести себя хорошо.

Гу Манман: — Блять, да я чертовски хорош!

Мо Си: — Следи за своим языком.

Гу Манман: — Я же самый известный дебошир в армии. Что мне до того, что подумают другие люди?

Мо Си: — Если не будешь послушен, в следующей главе я запру тебя под замок[3].

Гу Манман: — Старший брат, великий мастер, Учитель, Мой господин, Прославленный герой, ты можешь позвать меня любым из этих обращений, если захочешь обсудить что-то со мной...

Мо Си: — Да, тогда я могу позвать тебя «Моя любимая подстилка»?

Гу Манман: — ???

[2] 顾茫茫 Гу Манман — авторская шутка: в таком написании можно перевести как «заботиться о ком-то утомленном или позаботиться об утомлении кого-то».

[3]в 5 главе Гу Ман появился только в «Автору есть что сказать».

Глава 5. Сексуальный Мо Си умеет держать лицо

  На второй день войско вошло в столицу.

Город плавился от удушливой жары. Женщины и дети, молодые и старики — десятки тысяч людей заполнили улицы и переулки.

— Приветствуем Северную Пограничную Армию! Добро пожаловать домой!

Когда войска вошли в город, по пути их следования воцарилась странная атмосфера. Как будто воду плеснули на раскаленное в сковороде масло и сразу накрыли деревянной крышкой. Внутри казана нарастал жар, грозящий в любую секунду вырваться наружу.

Люди склонили головы, но исподлобья постоянно следили за лучшим генералом Чунхуа, который ехал впереди войска на хорошо обученном боевом коне.

Мо Си был в полном военном облачении. Кроме кушака, оцинкованных железных сапог, твердо держащих стремена, и сверкающей серебром защитной брони на руках, он был с ног до головы облачен в черные одежды.

— Князь Сихэ такой красивый!

— Я сейчас умру, держите меня!

— Ох, он посмотрел на меня!

— Эй, не шути так! Его глаза не видят никого, кроме принцессы Мэнцзэ, ясно тебе?

— Но он же до сих пор не женился на принцессе. Ему в следующем году тридцать, но у него нет ни жены, ни невесты, ни ребенка. Такая растрата!

Что же касается остальных офицеров и солдат, то их лица были куда живее, чем каменное выражение Мо Си.

Они все радостно махали людям, принимая приветствия и улыбки. Особенно наслаждался парадом Юэ Чэньцин. Он с нескрываемым энтузиазмом поймал цветы, которые ему бросила красивая девушка, и хотел было прицепить их к своим волосам. Поймав предостерегающий взгляд Мо Си, юноша с обиженным выражением на лице только понюхал ароматный букетик.

Но Юэ Чэньцин был слишком открытым парнем, а дорога была длинна. Не прошло и минуты, как он снова расцвел улыбкой и начал махать руками, подмигивая красивым девушкам:

— Приветствую, юная леди…

— Вы так прекрасны!

— Этот смиренный воин с искренностью в сердце ищет наложницу, еду и кров…

— Юэ Чэньцин! — процедил Мо Си.

Юноша тут же прикрыл рот рукой.

Начищенные до блеска доспехи и мечи Северной Пограничной Армии сияли на солнце, солдаты поражали своей отличной выправкой и достойным поведением. Иными словами, этот военный парад в корне отличался от любого из парадов Ублюдочной Армии. Когда Гу Ман возвращался с победой, он вел себя очень провокационно и из-за своих выходок всегда оказывался в центре внимания. Его солдаты не отставали от него, от души веселясь, они с удовольствием принимали закуски и вино от приветствующих их людей. Но сейчас лидером армии являлся князь Сихэ, который даже ни разу не улыбнулся. Естественно, его армия не осмеливалась вести себя вызывающе разнузданно.

Дорога от городских ворот до дворца заняла более получаса. Во дворце состоялась долгая церемония награждения, во время которой многократно преклонялись колени, отдавалась дань уважения, и пелись хвалы его ратным подвигам. Это раздражало до смерти, но ему пришлось выдержать и остаться еще и на ужин, данный в его честь. Хотя Мо Си был раздосадован, внешне он оставался совершенно спокойным.

На банкете ему пришлось выдержать натиск девиц из аристократических семей, говоря словами Юэ Чэньцина, с «целомудрием на грани высокомерия, отчуждением на грани приличия».

Кстати, когда Юэ Чэньцин впервые пошутил о «девственности» Мо Си, тот наказал его, заставив сто раз скопировать трактат «О женской добродетели». Князь Сихэ тогда холодно сказал:

— Юэ Чэньцин, уверен ли ты в том, что знаешь, что такое целомудрие? Подойди! Иди сюда, я дам тебе возможность изучать этот вопрос, пока не надоест.

Однако независимо от того, сколько раз Юэ Чэньцин в слезах переписывал: «женская добродетель — начало всех начал, женской обиде нет конца», шутка о князе Сихэ, чье «целомудрие на грани высокомерия, а отчуждение на грани приличия», быстро стала достоянием всей армии Чунхуа.

Подобное поведение князя оправдывали тем, что, храня верность принцессе Мэнцзэ, он отказался заводить семью до тридцати лет. Достаточно было посмотреть на его поведение на званом вечере: группа молодых леди взяла его в плотное кольцо, но он даже не смотрел на них, «не попробовав ни одно блюдо» на празднике в его честь.

— Князь Сихэ, давно не виделись.

— Князь Сихэ, кажется, вы стали еще стройнее.

— Князь Сихэ, как думаете, украшение для волос, которое я надела сегодня, достаточно изысканно?

Среди всех этих золотых ветвей и яшмовых листьев[1] самой навязчивой была младшая сестра принцессы Мэнцзэ принцесса Яньпин. Она только в этом году достигла брачного возраста[2], но все ее женские прелести уже выглядели очень соблазнительно. Глаза девушки горели от любовного томления, а тело подавало однозначные сигналы о готовности вкусить плоды ее первой весны.

[1] 金枝玉叶 jīnzhī yùyè цзиньчжи юйе «золотые ветви и яшмовые листья» — поэтичное название членов императорской фамилии и приближенной к трону высшей аристократии.

[2]Брачный возраст для девушки в древнем Китае — 15 лет.

Улыбаясь своими мягкими и нежными, как сочные ягоды, губами, она подошла к Мо Си.

Юэ Чэньцин никогда не жаловался на плохое зрение. Не дожевав торт, он уже вцепился в руку друга[3], с которым встретился после долгой разлуки:

[3] 兄弟 xiōngdì сюнди — младший брат, друг; сленг: братан.

— Эй-ей-ей!

— Что ты делаешь? — юноша был удивлен.

Юэ Чэньцин взволнованно сказал:

— Скорее, смотри туда!

— Разве это не принцесса Яньпин и князь Сихэ... Что там может быть интересного? У принцессы нет ни одного шанса!

— Нет, нет, нет. Я позволю тебе увидеть, что такое «целомудрие на грани высокомерия, отчуждение на грани приличия».

— Мало ты копировал трактат «О женской добродетели»?

Но Юэ Чэньцин забыл о перенесенных страданиях, как только рана зажила, и, радостно посмеиваясь, потащил своего друга подслушивать.

— Зятек... — принцесса Яньпин с довольно насмешливым видом посмотрела на Мо Си.

Тот опустил ресницы, пряча раздражение в глазах. Подобное обращение всегда вызывало у него только «целомудренное» желание уйти.

Но Яньпин крепко вцепилась в его руку:

— Зятек, ты совсем не уделяешь внимания девушкам. Стоишь здесь с каменным лицом. Злишься, что моя сестра не пришла?

Помолчав, Мо Си ответил ледяным тоном «на грани высокомерия»:

— Принцесса, вы меня с кем-то путаете. Я еще не женат.

— Ладно-ладно. Я же просто хотела немного пошутить и подразнить тебя.

Мо Си подавил свое раздражение и «отчужденно» ответил:

— Как это может быть поводом для шуток?

— Ладно, не сердись, моя сестра плохо себя чувствовала в прошлом месяце. Она отправилась во дворец Танцюань в Янчжоу, чтобы поправить здоровье. Если бы сестра была в столице, она непременно пришла бы к вам.

Мо Си знал, что состояние здоровья принцессы Мэнцзэ ухудшилось, но на самом деле их отношения от этого никак не пострадали.

Соблюдая «приличия», он спросил:

— С ней все в порядке?

Юэ Чэньцин расхохотался:

— Ха-ха-ха-ха! Я же говорил что так и будет? Я никогда не ошибаюсь!

Его приятель подумал, что он смеется слишком громко. Даже несмотря на гул голосов собравшихся, была опасность быть замеченными князем Сихэ. Даже если Юэ Чэньцин не боится опять засесть за копирование трактата «О женской добродетели», как его друг он не мог позволить себе потерять такого отличного собутыльника. Поэтому парень благоразумно заткнул рукой рот Юэ Чэньцина и потащил его прочь.

Эти двое ушли, но разговор девушки и Мо Си еще не был завершен.

Яньпин, продолжая улыбаться, сказала:

— Те два года, что вы провели на границе, неужели думали только о моей старшей сестре? Не волнуйтесь, это лишь обострение старой болезни. Вы ведь знаете, ей нужно немного отдохнуть в одиночестве, и ее состояние улучшится.

Мо Си промолчал.

— Но, может быть, я могу помочь князю Сихэ выдержать разлуку, пока тело моей сестры не придет в достойную форму? — спросила Яньпин, с восхищением и жадностью разглядывая длинные ноги Мо Си, затем ее взгляд скользнул вверх и залип на его прекрасном профиле.

Такие длинные ноги, такой прямой нос, а какой гортанный узел и эти длинные сильные пальцы. Просто глядя на него, можно было представить, как это идеально сложенное обнаженное тело накроет тебя, и его мощный стержень будет вбивать твое тело в землю, вознесся на небеса плотских удовольствий.

Яньпин вздохнула:

— Если моя сестра не сможет выздороветь, она никогда не выйдет замуж. Вы действительно собираетесь ждать ее всю жизнь?

— ...

— Разве это не слишком расточительно...

Она наклонилась к нему так близко, что Мо Си мог почувствовать сладкий аромат ее тела и рассмотреть каждую жемчужину на нефритовой заколке, скрепляющей тяжелые черные локоны. На нежных щеках выступил румянец, который мог поспорить яркостью с пионами. Девушка намеренно наклонилась так, чтобы его взгляду предстала лишь наполовину скрытая платьем, трепетавшая от частого дыхания, белая как снег, пышная грудь.