— Это к лучшему. Остальные должны последовать его примеру. Я не хочу видеть ни бритых лиц, ни свежеподстриженных волос. Мы должны соответствовать остальным гражданским, чтобы никто не взглянул на нас дважды на улице. Если наш враг догадается о нашем присутствии и о том, что мы замышляем, то битва будет проиграна. — Он окинул их пристальным взглядом.

— Это означает, что никаких вольных разговоров и никакой выпивки, пока дело не будет сделано.

Раздалось несколько стонов и бормотаний протеста.

— Тихо! — рявкнул Катон. — Братья, я прослужил достаточно долго, чтобы знать, как мы, солдаты, любим выпить. И я знаю, как часто это приводит к случайно оброненным лишним словам и дракам. Для этого будет время, когда мы выполним нашу миссию, и я с радостью куплю первую порцию для каждого из присутствующих. До тех пор, никакой выпивки. Любой, кто нарушит этот приказ, будет отправлен обратно в колонию, где его ждет бесчестье, уготованное нарушителям присяги. Ни один из тех, кто нас подведет, не получит доли в добыче, о которой говорил Макрон. Ни одного сестерция. Я ясно выразился?

Он позволил своим словам укорениться в их сознании, а затем продолжил.

— Как только мы займем позицию, мы будем готовы нанести первые удары. Тогда же я вкратце расскажу вам об общем плане. Если все пойдет так, как я надеюсь, банды разорвут друг друга на части, и когда это произойдет, мы уберем выживших и покончим с этими преступными ублюдками. Вот и все. Свободны!

Ветераны покидали зал, глаза их сияли от предвкушения грядущей драки и перспективы получить добычу, чтобы облегчить свою отставку. Катона поразило, как много среди них седоволосых или лысых. У многих были шрамы, а некоторые двигались чуть более скованно, чем ему хотелось бы. Но они были закаленными ветеранами, и их опыт и выносливость с лихвой компенсировали прожитые годы. Если — что более вероятно — дело дойдет до борьбы за контроль над улицами Лондиниума, он предпочел бы иметь на своей стороне таких людей, а не кого-либо другого. Особенно таких, как Макрон и Рамирий, которые пробились в центурионы благодаря мужеству и упорству.

Его взгляд метнулся к Аполлонию, который поднялся с табурета и отложил пилочку. Бывший шпион смотрел на последнего из ветеранов, покидавших комнату, с насмешливой улыбкой, которая все еще не нравилась Катону, хотя он уже давно к ней привык.

— Префект Катон, мне просто не терпится узнать подробности твоего плана, когда мы достигнем комфорта и безопасности упомянутого тобой склада. У нас нет и тридцати человек, а ты каким-то образом предлагаешь свергнуть банды Лондиниума. Должен сказать, что мне не терпится узнать о твоих намерениях.

— У нас? — Катон улыбнулся. — Я так понимаю, когда придет время, ты будешь с нами?

— Конечно. — Аполлоний сделал обиженный вид. — Неужели ты думаешь, что я захочу пропустить твою боевую операцию.

— Мне вот стало интересно. Ты предпочитаешь роль наблюдателя или участника, если тебя не заставляют. Просто никто не заставляет тебя идти с нами на эту авантюру.

— Верно. Однако, это будет отличаться от обычных солдатских будней, которыми я был занят, будучи прикрепленным к твоей небольшой свите. Так что это больше похоже на мою работу, по крайней мере на то, чем я привык заниматься.

— Работа? — Макрон насмешливо фыркнул. — Это то, что ты называешь шпионить и наносить удары в спину?

— Это то, что делают шпионы, центурион. И сейчас мои навыки как раз то, что нужно, учитывая характер того, что нас ждет. — Аполлоний улыбнулся. — Все эти разговоры о сражениях и секретности мне уже порядком поднадоели. Мне нужно выпить, чтобы успокоить нервы. — Он зашагал легкой походкой, выходя из комнаты и поворачивая в направлении кухни.

Макрон смотрел ему вслед с кислым выражением лица. — Не могу сказать, что за все время пока его не видел, я начал испытывать симпатию к этому самодовольному ублюдку. Я ему не доверяю, Катон.

— Может, и нет. Просто будь благодарен, что он на нашей стороне.

Макрон бросил на него косой взгляд. — Пока на нашей стороне…

— Пока, — согласился Катон. — Не пытайся его разозлить. У него есть навыки, которые нам могут понадобиться. Он хорошо владеет кинжалом и один из самых умных людей, которых я встречал. Это сопряжено с определенным бременем. К тем, у кого есть ум, другие относятся с неприязнью и подозрением, особенно если они не пытаются скрыть свой интеллект.

— Аполлоний не только не пытается скрыть это, он выставляет это напоказ.

— Достаточно! — Катон ненадолго задумался, прежде чем продолжить. — До сих пор он меня не подводил и вытаскивал из крутых поворотов. Так что я научился жить с его неловкими манерами. И ты тоже должен. Я не могу позволить себе, чтобы вы вцепились друг другу в глотки. Ясно?

Макрон разочарованно вздохнул.

— Как пожелаешь, парень. Ты главный.

Катон улыбнулся.

— Все как в старые добрые времена. Шансы складываются против нас. Наш враг безжалостен, и нам придется выкручиваться за счет мужества, решимости и удачи.

— А также наличия хорошего клинка в руках и желания его использовать. — Макрон усмехнулся. — Я мог бы привыкнуть к такой пенсии. Но, ради богов, никогда не говори Петронелле, что я так сказал.

— Уезжаешь? — Луций нахмурился сидя с другой стороны низкого обеденного стола, когда все уже закончили вечернюю трапезу. Петронелла жестом велела прислуге убрать тарелки и миски, а Макрон с тихим весельем наблюдал за тем, как его жена легко приняла на себя эту роль. Проведя столько времени в рабстве и получив свободу всего несколько лет назад, Петронелла впервые почувствовала себя хозяйкой в собственном доме. Его сердце наполнялось радостью, когда он видел ее в этой новой роли.

Катон кивнул, и вытирая остатки гарума с подбородка, ответил.

— У нас с Макроном есть дела в Лондиниуме. Мы вернемся, как только сможем, обещаю.

— Дела? — лукаво повторил Аполлоний. — Так мы теперь это называем?

Катон бросил на него предостерегающий взгляд. Не стоило вдаваться в подробности, которые могли бы встревожить его сына. Шпион пожал плечами и продолжил разделывать хрящи в своей миске, бросая куски Кассию, который ловил их в воздухе и облизывался длинным розовым языком в ожидании продолжения.

— Что вы с дядей Макроном собираетесь делать в Лондиниуме? — спросил Луций. — Будет ли это опасно?

Катон колебался, потом решил, что мальчик уже достаточно взрослый, чтобы посвятить его в некоторые подробности.

— Возможно. Но в основном для плохих людей, которые встанут у нас на пути.

— Ой…

— Послушай, парень, — вмешался Макрон. — Мы с твоим отцом всегда проходили через любые неприятности невредимыми, не так ли?

Луций скорчил гримасу и указал на свежий шрам над глазом отца. Катон не смог удержаться от смеха.

— А ты точно подметил. Но в этот раз я сделаю все возможное, чтобы мне не причинили вреда.

— Пожалуйста, сделай это, — сказала Клавдия. Она слабо улыбнулась, но беспокойство в ее голосе было очевидным. — Возвращайся к нам в целости и сохранности, Катон.

Он кивнул. Это был не первый раз, когда он оставлял позади любимую женщину, идя навстречу опасности. Но он понимал, что все изменилось. В первые дни у них с Макроном не было никого, кто бы беспокоился о них, когда они шли на войну. Их единственной семьей было солдатское братство. Воины, которых связывали узы даже более тесные, чем братьев и сестер в гражданских семьях.

Теперь Катон стал отцом, и с самого начала он почувствовал к сыну любовь, которая была столь же глубокой, сколь и неожиданной. Он понял, что чувствовал к нему его собственный отец, и ощутил груз стыда за то, что не оценил этого, пока старик был жив. А еще была Клавдия, энергичная женщина с умом и находчивостью, которыми он восхищался. Хотя они познакомились меньше года назад, Катон был уверен, что именно с ней он проведет остаток своих дней. Возможно, они построят свой дом здесь, в новой провинции. Может быть, даже в колонии, где его лучший друг уже пустил корни. Британия обретет мир сразу же, как только последние из племен и гнезд друидов, которые еще держались, поймут бесполезность сопротивления Риму. По мнению Катона, разумно было предположить, что все закончится в течение года. Он просто молился Фортуне, чтобы дожить до этого времени и поселиться со своей семьей, возлюбленной и друзьями.

— Клавдия, я вернусь. У меня теперь есть все, ради чего стоит жить.

— Я знаю. — Она поцеловала его.

Луций поймал взгляд Макрона и незаметно положил палец в рот, имитируя рвотное движение. Макрон только что сделав большой глоток вина, и теперь он выдохнул жидкость через ноздри, подавившись смехом. Петронелла посмотрела на него с беспокойством и постучала его по спине. — Ты плохо влияешь на этого мальчика.

Катон повернулся к сыну, заставляя себя не улыбаться.

— Я все видел. Слушай сюда, ты — хозяин дома, пока нас с Макроном не будет. Это значит, что ты должен присматривать за Клавдией вместо меня и делать все, что скажет тебе Петронелла.

Макрон вытер нос и прочистил горло, поморщившись от жжения в ноздрях.

— Твой отец прав, парень. Петронелла имеет право командовать в этом доме, и забыть об этом может только настоящий храбрец. Делай, как она говорит, а?

Петронелла сузила глаза на мальчика, и они обменялись озорной улыбкой.

— Я бы предложил тост: за дом, очаг, семью и дружбу, — объявил Аполлоний, — если бы не проблемы с алкоголем у центуриона.

— Ба.

«Это был прекрасный момент», — подумал Катон. Их шестерых объединяло счастье, и даже напряженность между шпионом и Макроном ослабла. Это было воспоминание, которое он решил бережно хранить, особенно учитывая опасность, грозившую им всем. Если они потерпят неудачу, он не сомневался, что лидеры преступных группировок не удовлетворятся только их головами. Если бы они были похожи на римские банды, то сначала убили бы тех, кто бросил им вызов, а затем их женщин и детей, чтобы те послужили предупреждением несчастным, над которыми они имели власть.