- Чего вы ждете? - крикнул один ауксилларий. - Придите и возьмите нас, вы, хреновы варвары!

- Тише! - крикнул Галерий, его голос напрягся. - Тишина в строю!

Дождь лил с тихим ревом, перемежаясь молниями и громом, когда гроза прошла над головой. Обе армии казались замороженными. Затем одинокая фигура вырвалась между Десятой когортой и легионерами Двадцатой и побежала, пока не оказалась на полпути между двумя сторонами. Повернувшись лицом к римской линии, он взмахнул мечом в воздухе.

- Гитеций, - пробормотал Катон. - Что ты делаешь?

- Почему вы все еще стоите здесь? - в ярости закричал ветеран. - Они сожгли ваши города, убили римских граждан и уничтожили ваших товарищей из Девятого легиона... Чего же вы ждете? Убейте их! Убейте их всех! - Он развернулся и бросился вниз по склону к ожидающим бриттам. - За Альбию! За Рим!

Он врезался в щит одного из воинов. Тут же другой рубанул по его запястью, обезоруживая его. Затем руки схватили его, подняли в воздух и пронесли по линии фронта, нанося колотые ранения на ходу. Даже несмотря на то, что его снова и снова ранили, он продолжал выкрикивать свой боевой клич.

Сквозь римский строй пронесся ропот, а затем послышался голос Макрона, ясный и властный.

- Вы его слышали! Убить их! Убить их всех!

Он рванулся вперед, его отряд последовал за ним, когда он прорвался через первый ряд, а затем, словно одержимая одной волей, Восьмая Иллирийская в полном составе рванула за ним.

- Нет... - пробормотал Катон в отчаянии, но через мгновение обнаружил, что также бежит со своими людьми. Десятая Галльская последовала их примеру, а затем легионеры Двадцатого легиона с мощным ревом двинулись вперед, в полном строю.

Перепрыгивая через блестящие тела мертвых и умирающих, вспомогательные войска врезались в линию врага, импульс атаки отбрасывал передние ряды назад к их товарищам. Слева от себя Катон видел, как тяжелая пехота легионов прорывалась в центр вражеской линии, сгоняя ее вниз по склону так, что образовался широкий клин, в то время как воодушевленные единым порывом римляне продвигались вперед. Внезапность атаки, а также яростные рубящие и колющие удары римских мечей заставили врага отступить, его ряды настолько уплотнились, что они не могли свободно управляться своим оружием.

Катон сражался так же, как и его люди, без причины, без размышлений, нанося удары по врагам, оказавшимся перед ним. Десятки мятежников были уничтожены его людьми, тогда как ауксилларии сражались, словно неистовые фурии, нанося удары щитами и мечами, убивая и двигаясь дальше по мертвым и умирающим, спускаясь по склону, шаг за шагом. Огромный крик отчаяния поднялся среди вражеской массы, заглушив сплоченные крики немногих вождей и воинов-лидеров, уцелевших после римского нападения. Молния поймала и заморозила яркие картины рычащих и испуганных лиц, брызги крови и переплетения оружия, поднятого над двумя сторонами, словно поле из серебряных шипов.

Перед Катоном образовалась брешь, и он увидел, что враги рвут строй и бегут, спасая свои жизни, скользя и спотыкаясь по размякшему, грязному склону. Некоторые в ужасе бросали свои щиты и оружие, пытаясь избежать мстительного гнева римлян, сметающих все на своем пути. Его внимание привлекло стремительное движение справа, и он увидел темные тени Квадрилла и его людей, спешащих присоединиться к бойне, а не битве. Конница расколола фланг противника и атаковала тех, кто пытался от нее бежать.

Подойдя к ручью, Катон почувствовал, как его калиги увязли в грязи. Грязная жижа с прожилками крови разлеталась, когда люди с обеих сторон пробирались сквозь клейкую трясину. Многие из тех, кто падал, заставляли других падать на них сверху, и они отчаянно дергались, пока не утопали или не были сражены лезвиями римского оружия, пронзенные насквозь. Римляне прорвались через реку, вода теперь текла с кровью, капли дождя разметались от потревоженного течения. Легкие Катона горели от усилий, с которыми он боролся с мечом и щитом, пока он продирался через илистое пространство на дальнем берегу ручья. Он мог слышать испуганные крики сопровождающий бриттский лагерь, когда первый из беглецов достиг плотной линии повозок и телег и раскрыл масштаб разворачивающейся катастрофы.

Некоторые враги нашли в себе смелость повернуться и сражаться. Небольшие группы воинов и более крупные отряды мрачно удерживали свои позиции, пока их лидеры призывали их дорого продать свою жизнь. Их усилия оказались тщетными, поскольку римляне окружали и сокрушали их, прежде чем двинуться по их телам в поисках новой добычи.

Конечности Катона становились все более тяжелыми и вялыми, пока он убивал и продолжал убивать снова. Он осознавал, что темпы римского наступления замедляются и что отступление врага также приостанавливается. Когда между ним и повстанцами образовалась новая пропасть, он остановился, тяжело вздымая грудь, и поднял голову, чтобы рассмотреть ужасное зрелище. Многие из сопровождающих лиц из лагеря мятежников сидели или стояли перед фургонами и телегами, и теперь они были прижаты к ним, поскольку воины были отброшены назад, пока они не оказались слишком плотно сбиты, чтобы как-то двигаться, не говоря уже о том, чтобы сражаться. Воздух наполнился воплями и воем, пока легионеры и ауксилларии рубили своих беспомощных противников, а затем забирались на их тела, чтобы безжалостно убивать тех, кто стоял позади. Всякая сплоченность когорт рухнула, и каждый человек предался изнурительной резне вражеских воинов, их женщин и детей. Были и те, кто просил о пощаде, но их просьбы были проигнорированы людьми, которые видели и слышали сообщения и слухи о зверствах, творимых последователями Боудикки.

Отойдя от места резни, Катон оглянулся, чтобы подвести итоги и посмотреть, что случилось с его когортой. Но отличить его людей от людей Трасилла среди залитых грязью и кровью фигур, устало продолжающих резню, было невозможно. Он взял шлем с гребнем, подаренный Макрону Гитецием, и направился к своему другу через груду тел мятежников.

Макрон воткнул свой щит в землю и склонился над ним, пытаясь отдышаться. Он посмотрел на Катона, как будто не мог вспомнить его лица. Затем он моргнул и вытер кровь со своего меча, прежде чем вложить его в ножны. Сглотнув и прочистив пересохшее горло, он попытался узнать своего друга.

- Трахни меня Марс ... я просто не чувствую рук.

Они стояли бок о бок, тяжело дыша, пока дождь продолжал лить. Шторм продолжался. Молния ударила в нескольких километрах отсюда, и гром, который прогрохотал над головой со звуком истерзанного металла, теперь превратился в гул титана, потревоженного во сне. Вокруг них солдаты армии Светония были измотаны, слишком уставшие, чтобы продолжать резню. Тысячи врагов, в том числе некоторые женщины и дети, перелезали через тела, наваленные у фургонов и телег, и разбегались. Попыток их преследовать не было. Это было бессмысленно. Враг был разгромлен и побежден до такой степени, которую Катон даже не мог себе представить. Десятки тысяч трупов лежали разбросанными на огромном пространстве по обе стороны ручья, и грязь не позволяла отличить бритта от римлянина. Где-то там лежали Гитеций, Туберон и многие другие, с которыми Катон познакомился ранее.

- Все кончено, - категорически сказал Макрон. - Кончено!

- Да.

- Надеюсь, она сбежала... Боудикка.

Катон кивнул. Несмотря на все, что произошло за последний месяц или около того, он не мог заставить себя желать ей смерти. Если она была там, среди трупов, он надеялся, что ее не найдут. Она заслуживала большего, чем то, чтобы ее голову принесли Светонию в качестве трофея.

Глядя на поле боя и кровавую бойню, развязанную перед повозками, он почувствовал себя более потрясенным, чем когда-либо прежде. Ни одно другое сражение, в котором он участвовал, не было таким. Ни в масштабах, ни в отчаянии, ни в количестве отнятых жизней. Он решил, что, пока он жив, он никогда больше не захочет увидеть подобное.

 

*************