Когда Джесси встал между её ног, а затем протянул ей бритву, у неё перехватило дыхание. Это жест доверия — такой же, как показать горло.

— Ты уверен?

— Я доверяю тебе. — Джесси не шевелился, пока она начинала брить одну сторону его лица короткими, твёрдыми движениями, не забывая часто ополаскивать бритву. Она хороша. Если бы кто-нибудь сказал, что ему будет приятно, когда кто-то бреет его, он бы фыркнул.

— Расскажи о Шоне, — попросил он, пока она вертела бритву в раковине. — Я его не помню.

— Среднего роста. Пузатый. Двойной подбородок. Одевается как байкер. У него козлиная бородка, из-за которой он больше похож на фавна из Нарнии, чем на крутого парня.

— О да. Он всегда ошивался вокруг Лили.

— И до сих пор так делает. Он влюблён в неё по уши — сколько я себя помню. Она этого не замечает, слишком увлечена Клайвом, чтобы видеть другого мужчину. Я думаю, Шону нравится, что мой отец в тюрьме. Это значит, что он может быть для неё кем-то вроде… платонической пары — и всё это под видом присмотра за ней от имени Клайва.

— Клайв знает правду?

Харли вернулась к бритью.

— Я часто задавалась этим вопросом. Он редко что-то упускает, так что, вероятно, знает. Не удивлюсь, если он получает какой-то кайф от мысли, что женщина, которую так сильно хочет его брат, принадлежит ему, — Клайв может быть таким странным.

— Клайва не беспокоит, что ты видишь это? — спросил Джесси, когда она остановилась, чтобы сполоснуть бритву.

— Нет. Он не любит делить моё внимание.

Значит, существовала большая вероятность того, что ему не понравится, что на неё претендуют.

— Как, по-твоему, он отреагирует на твоё спаривание?

— Невозможно предвидеть, как Клайв отреагирует на что-либо. — Она улыбнулась и поддразнила: — Не волнуйся, я защищу тебя.

— Это очень утешает. — Некоторое время он молчал, но, интересуясь её напряжёнными отношениями с Клайвом, заговорил, когда она снова сделала паузу, чтобы сполоснуть бритву. — Ты навещала его в тюрьме, когда была ребёнком?

— Дважды в месяц, — ответила она, переходя к другой стороне его лица. — Лили делала мне красивую причёску и надевала лучший наряд. Я ненавидела ходить туда. Ненавидела, когда большие руки обыскивали меня на предмет наркотиков и контрабанды. Потом они заставляли меня стоять на месте, пока в комнату вводили собак-ищеек; когда тебе в лицо смотрит огромная собака, может быть очень страшно для ребёнка. Охранники были такими резкими и грубыми, смотрели на меня так, словно я была заключённой. — Мысль о том, что маленькая Харли так боялась… Этого хватило, чтобы заставить его кровь закипеть. — Знаешь, до шести лет я считала Клайва таким же удивительным, как и его поклонники, — неохотно призналась она.

От самообвинения в её голосе у него защемило в груди. Он нежно взял её за запястье, массируя большим пальцем пульс.

— Что случилось потом?

Она мешкала с ответом

— Ты должен понять, что в детстве я считала свою семейную ситуацию нормальной — я могла её сравнить лишь с другими семьями в прайде. Они все были не в ладах. Но когда мне было шесть лет, я начала пробираться на территории перевёртышей. — В основном, по деревьям. — Иногда заводила дружбу с детёнышами, а иногда просто наблюдала за ними.

— И начала понимать, что твоя семья не такая уж нормальная.

Хуже. Она не хотела говорить это вслух, но он заслуживал того же доверия, которое дал ей.

— Я увидела, что большинство других отцов не бьют свою пару и сына.

Джесси сжал её запястье, но заставил себя ослабить хватку.

— Клайв сделал тебе больно? — прошептал он.

Она покачала головой.

— И я не знаю почему. Он называл меня принцессой и был очень добр. Иногда я думаю, что он просто хотел, чтобы кто-то поклонялся ему. Но знаешь что? В то время я действительно любила его.

— Конечно, любила. Он был твоим отцом, и ты любила того, кем его считала.

Она жалобно кивнула, возвращаясь к бритью.

— Я любила. — И верила, что он любил её в ответ. Но это было не так. — Даже сейчас я не ненавижу его, — призналась она. — Но презираю и возмущаюсь тем, что люди считают его героем. Они представляют его как любящего, преданного отца, который был настолько опустошён потерей сына, что мстил людям так, как сделали бы другие перевёртыши. И он позволяет им так считать. Думает, что это забавно.

— Можно подумать, Лили рада, что он больше не может причинить ей боль или контролировать её, — сказал он, когда Харли закончила брить его лицо. — Вместо этого она, похоже, не может справиться без него.

— Как я уже сказала, моя семья ненормальная. — Она сделала глубокий вдох. — Ты уверен, что не против, если я побрею тебе горло?

Он легко поцеловал её.

— Вперёд. Но сначала ты должна пообещать, что перестанешь корить себя за что-то настолько естественное, как любовь к собственному отцу.

— Я постараюсь.

— Хорошая девочка.

Они погрузились в приятную тишину, когда она закончила работу, вымыла его лицо и горло, высушила, а затем нанесла лосьон. Джесси провёл рукой по лицу и горлу, не чувствуя никаких шероховатостей или пропущенных мест. Она ни разу его не порезала.

— Ты хорошо поработала, детка. — Он крепко поцеловал её. — Спасибо.

— Пожалуйста.

Джесси провёл большим пальцем по метке. Ему нравилось смотреть на неё, прикасаться к ней, напоминая себе, что Харли, наконец-то, принадлежит ему.

— Когда я проснулся сегодня, и ты была рядом, я почувствовал… спокойствие. — Ему было трудно это объяснить, но он хотел, чтобы она знала. — Я привык чувствовать тревогу. Ты приносишь покой.

Её кошка полностью растаяла.

— Я бы сказала что-нибудь столь же милое, но не хочу показаться девчонкой.

— Ты и есть девочка. Моя девочка. — Взяв её руку, он ущипнул подушечку пальца. — Всегда была. Не надо было так долго ждать, чтобы понять, где твоё место. Три года — слишком долго.

Он сказал это так, словно она бросила его.

— Ты же не соблюдал целибат всё это время.

— Нет. Я перевёртыш. Нам нужны прикосновения, сексуальные и социальные. Но это были либо короткие интрижки, либо секс на одну ночь. Ничто не значило для меня. Ничего. — Да, это жестоко, но это правда.

Если это и должно было успокоить Харли, то нет. Хотя ей не нравилось думать о Джесси с другими, также не нравилось, что он эмоционально замкнулся в себе.

— Может, это потому, что ты не дал ни одной из них шанса стать чем-то большим для тебя.

— Хмм.

Хмм?

— Что значит «хмм»?

И почему её так раздражало, когда он говорил это?

— Никто из них не смог бы сделать меня счастливым, они не были тобой. — Всё так просто. — У тебя тоже было не много отношений — только повар, адвокат и пожарный.

Харли вытаращилась на него.

— Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь?

— Ты должна была заранее знать, что они не сделают тебя счастливой. Повар был засранцем с судимостью за нападение. Адвокат женат на своей работе и постоянно отменял встречи. Пожарный…

— Изменял мне, — закончила она. — Я удивлена, что ты не пытался их отпугнуть. — Затем она вспомнила, как внезапно они все исчезли. — Боже мой, ты их спугнул.

— Мне не нравилось, что ты с другими, но, — понимая, что однажды ты станешь моей, когда будешь готова увидеть, что несчастлива среди людей — я бы справился с этим, если бы они были добры к тебе. Но они не были, поэтому им нужно было уйти.

Она посмотрела на потолок.

— Почему я не злюсь?

В конце концов, он вмешался в её личную жизнь.

Он обнял её и поцеловал в шею.

— Потому что, как я уже говорил, ты меня понимаешь.

Да. Она понимала, что он сделал это не из-за ревности, а чтобы защитить её.

Парень, потерявший свою истинную пару, не собирался просто сидеть, сложа руки, и принимать как должное, что самка, на которую он намеревался претендовать, будет в порядке без его присмотра. И эта женщина не могла быть с ним в отношениях, если не принимала это во внимание и не давала послабления. Поэтому Харли обняла его в ответ и сказала:

— Да, я тебя понимаю.