Глава 5

Арон

— Сделай перерыв, — предлагает мне дедушка несколько дней спустя во время обеда в своём гольф-клубе с видом на мост Верразано.

Спенсер Ричмонд родился и долгое время жил в Бруклине и остался привязан к этому району города. Хотя дедушка прекрасно понимает, что человек его положения должен жить на Манхэттене, он не устаёт повторять, что когда отойдёт от дел, то, несомненно, переедет в Уильямсберг. Роскошная пенсия, если учесть, что на его банковском счёту больше цифр, чем ног у сороконожки, а обставленный дом, в котором он пока проводит только День благодарения, Рождество и любые праздники, стоит не менее пятнадцати миллионов долларов.

— Разве я не должен сначала разобраться с этим интересным делом жильцов дома? — спрашиваю с сарказмом и тоном человека, который предпочёл бы повеситься на колючей проволоке.

Дедушка смеётся, покачивая головой и своими длинными серебристыми волосами.

— В своё время я имел дело с многочисленными случаями такого рода, — замечает он, не подавая виду, что собирается поучать меня.

— Прими мои искренние комплименты, но я не пойду в грёбаный гражданский суд разбирать спор, достойный начинающего адвоката, да ещё и бесплатно, — протестую я. — Особенно если этого хочет кукловод-мудак твой сын.

Говоря это, признаюсь, я инстинктивно вспоминаю Джейн Фейри. По её словам, я этакий избалованный подросток, который в свои тридцать продолжает вести битвы капризного и мятежного пятнадцатилетнего.

Я прихожу в бешенство, думая об этой фразе, потому как знаю — маленькая ведьма всё поняла. Когда мне указывают на мою ошибку, вместо того, чтобы признать неправоту, я становлюсь тигром. Полагаю, такая позиция тоже незрелая, но мне всё равно. Сука, которая ничего обо мне не знает, и вероятно, скрывает гораздо более серьёзные проступки, не может себе позволить выплёскивать осуждение.

Спустя три дня мой гнев так и не прошёл. Спустя три дня я не сожалею, что так с ней говорил. По прошествии трёх дней мне и в голову не пришло извиниться перед ней.

Всё должно быть наоборот. И если уж на то пошло, то просить прощения должно это ужасающее ничтожество за неуважительное обращение ко мне, после того как я, к тому же был настолько любезен, что подвёз её до самого Куинса! Я проявляю к тебе жалость, а ты, маленькая сучка, даёшь мне пощёчину? Хотя её рука лишь пощекотала меня, жест был вульгарным и неуместным.

Ну, не более вульгарный, чем мои слова и их тон.

Вспоминаю, как она рассказывала мне, что Джеймс Андерсон пытался с ней сделать. Вспоминаю её сжатые кулаки. Панику, вытатуированную в глазах. Она выглядела испуганным ребёнком. Она и сейчас в ужасе, без сомнения. Свои коготки девушка выпускает, чтобы защититься.

То, что Джейн нужно было защищаться и от меня, вызывает в животе спазм. Я был чуть менее мерзким, чем Джеймс. Я не поднял на неё руку, но словами всё равно ударил. Не то чтобы это была неправда. Уверен, я нравлюсь ей так, как обычно нравлюсь женщинам, с самыми дикими желаниями. Но дело не в этом.

Суть в том, что я действительно незрелый мудак. В конце концов, она всего лишь несчастная неудачница, которую тянет ко мне; вероятно, у неё было очень мало секса и с мужчинами, не способными доставить ей удовольствие, даже если она сама пыталась задавать тон. Я повёл себя как вероломный придурок.

Филе «Веллингтон» вдруг кажется мне неаппетитным. Даже красное вино, «Каберне-Совиньон» за двести долларов, становится безвкусным.

— Арон, твой отец не отрицает, что ты очень хорош в своём деле, — продолжает дедушка. — Скажем так, нелегко признать, что ты менее хорош, чем кто-то другой, даже если этот кто-то — твоя собственная плоть и кровь. Корнелл всегда был очень конкурентоспособным. Он живёт с вечным страхом быть превзойдённым. Это не так уж необычно для отца и сына.

— Почему ты не живёшь с этим страхом?

— Потому что у меня не было сына, способного превзойти меня, — отвечает Спенсер Ричмонд с удовлетворением, малохарактерным для отца. — А тебе это под силу, но ты недостаточно стараешься. Не пойми меня неправильно: ты очень много работаешь и добиваешься отличных результатов, но, как я уже сказал, тебе следует вкладывать больше страсти. Если бы ты стал лучше меня, я бы гордился тобой. Но, к сожалению, ты не хочешь мараться. Уверяю, несколько безвозмездных судебных процессов по жилищным конфликтам в «грёбаном гражданском суде» пошли бы тебе на пользу. Ты станешь сильнее как юрист и как человек. Тот иск о преследовании был бы идеальным, впечатляющим. Корнелл передал его Люсинде Рейес, но она не подходит. Мужчина должен представлять женщину, подвергшуюся насилию, точно так же, как женщина должна защищать насильника. Это оказывает большее влияние на судей и, если дело дойдёт до суда, на присяжных.

— Суда не будет, дедушка. Девушка что-то скрывает.

— Знаю, я тебе говорил это с самого начала, в суде по делам несовершеннолетних есть закрытое досье на неё.

— Нельзя пойти в суд, не зная, что натворила эта девушка.

— О, но я знаю, что она сделала.

— Знаешь?

— Неужели ты думаешь, что у меня нет достаточных возможностей, чтобы получить всю нужную мне информацию, даже ту, которая недоступна простым смертным?

— Я в этом не сомневаюсь, — соглашаюсь я. — То, что ты не простой смертный, знаю уже несколько десятилетий, — я делаю паузу, делая глоток вина, мой взгляд устремляется на панораму Нью-Йоркского залива, что открывается за большими окнами ресторана клуба. — И что же она сделала? — спрашиваю наконец с напускным безразличием. На самом деле мне чертовски любопытно.

— Я не настолько бесчувственный, чтобы сплетничать об этом, — заявляет дедушка, дразняще хихикая. — Я и так уже достаточно форсировал события. Ты узнаешь об этом только тогда, когда официально станешь её адвокатом или когда у тебя будет достаточно знакомств, чтобы получить эти документы. Пока что я буду держать информацию при себе. Она очень интересная. Мисс Фейри через многое пришлось пройти.

— Ты надеешься, что я соглашусь представлять её? Этого не случится. Мне всё равно, не говоря уже о том, что у неё нет намерения возбуждать судебный процесс. И, даже если она сойдёт с ума и решит продолжить, а я потеряю разум и решу стать её адвокатом, уверен, что её «через многое пришлось пройти» не поможет ей в суде.

— Я не отрицаю, она совершила действия, которые назвать серьёзными — это выразиться мягко, но ты смог бы с этим справиться. Впрочем, нет смысла говорить на эту тему, поскольку никто из вас ещё не сошёл с ума.

— Ты покажешь эти документы Люсинде?

Дедушка не ответил на мой вопрос, но задал другой.

— Ты спишь с ней, Арон? Ты знаешь, что это противоречит политике фирмы?

— Твои «достаточные возможности» подглядывают и в мою спальню?

— Нет, как правило, меня не интересуют твои романы, юноша. Обычно, хочу пожелать тебе наслаждаться как можно больше не задумываясь. Но только не с Люсиндой. И не только потому, что она юрист нашей фирмы. Я был бы озадачен, если не сказать раздосадован, даже если бы она работала в другом месте. Она неподходящая женщина для тебя. И с этим я подхожу к главной причине моего приглашения на обед.

Я смеюсь со вспышкой сарказма.

— Ты пригласил меня в свой клуб, чтобы заставить бросить Люсинду? Напрасные усилия: мне на неё наплевать, и если хочешь знать, я даже не хочу с ней трахаться.

Дедушка одаривает меня довольной улыбкой.

— Рад этому, но я попросил тебя пообедать со мной по другой причине. Мне нужно поговорить с тобой более обстоятельно.

— Мне стоит волноваться?

— Тебе следовало беспокоиться, если бы я решил этого не делать, ведь это означало бы, что ты для меня недостаточно важен.

— Итак, позволь мне прояснить — ты собираешься прочитать мне лекцию, а я должен быть благодарен за это?

— Что-то вроде этого, — он снова улыбается, в своей манере, которая одновременно нежная и острая. Так улыбаются старые лисы, которые знают больше, чем дьявол. — Арон, я хочу, чтобы ты совершил квантовый скачок в своей работе. Но чтобы это произошло, ты должен, так сказать, снять с себя часть брони. Я надеялся, что ты сможешь браться за более сложные дела, чем те, какими занимаешься обычно, и что это разовьёт твою интуицию, чувство защищённости и в конечном счёте твою страсть к нашему ремеслу. Пока ты не будешь работать на кого-то, ты никогда не достигнешь своего максимума. Ты станешь таким, как твой отец. Он никогда не поднимался выше определённого уровня, потому что никогда не хотел защищать никого, кроме себя. Неудачный брак, слабые отцовские инстинкты, плохо скрываемый комплекс неполноценности сделали его посредственным человеком и посредственным адвокатом.

— А он знает, что ты о нём так думаешь?

— Если бы не знал, он не был бы так обижен на тебя. Ещё Корнелл знает, что я лучшего мнения о внуке, чем о своём сыне. У тебя есть превосходные качества, но ты рискуешь совершить те же ошибки, что и он. Арон, если хочешь стать лучшим, ты должен бороться за кого-то другого.

— О чём...

— Я стал тем, кто я есть, потому что рядом со мной была твоя бабушка. Не проходит и дня, чтобы я не скучал по ней. Она была той пружиной, которая помогла мне самоутвердиться. Если рядом с тобой никого нет, ты будешь довольствоваться тем, что имеешь, и не будешь двигаться вперёд. То, что ты имеешь, не так уж мало, но я хочу, чтобы эта фирма просуществовала дольше. Подводя итог, я хочу, чтобы ты влюбился, женился и родил детей.

Я снова смеюсь, испытывая всё больший шок и одновременно забавляясь всё сильнее.

— Это очень похоже на внушение 19 века! Из серии: «Если ты не женишься и не заведёшь детей, наш драгоценный род вымрет!» Ну, к чёрту род и фирму. В конце концов, наследники Мишеля Робера позаботятся об этом, верно? Вы предпочли его мне, значит, вы должны были признать, что его качества превосходят мои, и не в последнюю очередь его намерение произвести на свет значительное число потомков, желающих стать юристами.