Неужели он ушёл подцепить какую-то случайную цыпочку в ночном клубе?

«Но он ударил Джеймса. Он сделал это ради тебя. Он защищал тебя!»

Нет. Арон просто был раздражён, потому как не выносит, когда к нему пристают придурки, пока он занимается своими делами. Особенно, я полагаю, если его дела совпадают с интересами красивой девушки, которой можно купить выпивку и сразу после этого закончить вечер. Уж точно не собирать попкорн с пола.

Я мрачнею, молчу, смотрю в окно. Удары сердца перестают быть признаком эйфории и становятся следствием опустошения.

Арон тоже молчит. Краем глаза и частично в отражении в стекле я вижу его: рука вытянута на руль, светлые волосы зачёсаны назад, воротник серого пиджака, галстук, ноги обтянуты брюками дорогого костюма, сшитого на заказ. Его пряный парфюм приятно наполняет салон и вместе с тишиной располагает к беспрерывным размышлениям.

Его.

Мои.

Как бы мне хотелось, чтобы он рассказал о себе, как это сделала я. Знаю, этого никогда не случится, а если бы и случилось, я бы, наверное, пожалела, что загадала такое желание. Потому что он почти наверняка рассказал бы мне о Лилиан и обо всех женщинах, которые не являются ею и которых ему недостаточно.

И вдруг ни с того ни с сего, Арон спрашивает меня:

— А у тебя нет подруги, к которой ты могла бы переехать на время?

— Нет, — сухо отвечаю я. — Мои соседи мои друзья.

— Но ещё они пожилые люди, и в любом случае вы не живёте вместе. Этот придурок — психопат.

— Я могу сама о себе позаботиться, я делаю это всю жизнь.

— Если бы можно было позаботиться о себе и не убивать кого-то другого, было бы лучше.

Его замечание, высказанное грубым тоном, задевает меня настолько, что на мгновение становится трудно дышать. У меня почти возникает искушение открыть дверь и выйти из машины на ходу, как уже делала раньше. Может быть, он вспомнил об этом, а может, я повторяю тот жест — незаметно наклоняюсь вправо, совсем немного отстранюсь от него, символически ухожу от его слов. Арон убирает руку с руля и хватает мою.

Продолжая вести машину, он поворачивается ко мне.

— Извини меня, Джейн. Я продолжаю грубо себя вести. Не обращай внимания на мои слова, — моё напряжение хоть немного, но спадает. — Я не считаю тебя убийцей, ты знаешь, только отчаянным и смелым существом, которое защищалось единственным возможным способом. Я просто не хочу, чтобы ты была вынуждена повторить этот опыт. Поэтому мы должны найти решение, которое на какое-то время тебя обезопасит.

— Нет.

Он продолжает смотреть на меня недоумевая.

— Я никогда не получал столько «нет», как от тебя.

— Моя безопасность не твоя забота. Пожалуйста, не беспокойся об этом больше.

— Я не могу.

— Почему?

Мы приехали на Манхэттен и, похоже, направляемся в сторону зарезервированной парковки рядом со зданием суда. Арон плавно переключает передачу, и его последние слова совпадают с прибытием к месту назначения.

— Потому что несмотря на то, что ты сделала, ты самый невинный человек, которого я когда-либо встречал. Невозможно знать тебя и не хотеть тебе помочь. Только психопат может желать тебе зла. А я хоть и бываю иногда настоящей сволочью, но я не психопат. Я не хотел заниматься твоим делом, оно было навязано мне, но теперь я намерен докопаться до сути. А докопаться до сути означает также предотвратить изнасилование Джеймсом или то, что тебе придётся убить его, чтобы защитить себя. И в первом, и во втором случае больше всего пострадала бы ты, а я не настолько близок к аду, чтобы желать подобного.

***

Мелинда Грей — авторитетная, но не авторитарная сорокалетняя женщина. Она уверенно приветствует Арона, и у меня нет сомнений — в прошлом они были вместе. Она ясно даёт понять, что добиться справедливости будет нелегко, но обещает, что это не будет невозможным.

Объясняет мне, что по новому закону (очень строгому в отношении сексуальных преступлений), жертва насилия не обязана доказывать, что не давала согласия, а вот агрессор должен доказать, что его получил. И то, что я ударила его степлером по пенису, причинив очевидные повреждения, — явный признак того, что согласия не было. Конечно, есть риск, что эта деталь будет использована против меня, но верно и то, что если я нанесла ему травму там, значит, он был голый, и я не получала удовольствия от происходящего.

В процессе рассказа выясняется, что в тот проклятый вечер, хотя я ничего не рассказывала своей коллеге, всё же поведала ей, что мне плохо и нужно срочно уйти домой, а она спросила меня, почему я расстроена и плачу. Я ответила неопределённо, но, несомненно, Кристина вспомнит тот вечер.

Как и ожидалось, к сожалению, моё прошлое может мне навредить. Даже если меня признали виновной в убийстве второй степени, а не в умышленном убийстве, тот приговор демонстрирует, что мне не чужды бурные реакции. Присяжные не поверили в самооборону и признали меня виновной. Молодая девушка, убившая свою мать в порыве эмоций только потому, что та хотела помешать ей стать балериной, могла превратиться в женщину, которая сначала соглашается на секс с мужчиной, а в самый прекрасный момент пришпиливает ему пенис.

Когда Мелинда (имевшая доступ к моему досье), видит разочарование у меня на лице, она говорит мне решительным тоном:

— Я не из тех, кто сдаётся. Будет назначено предварительное слушание, чтобы выяснить, достаточно ли у нас доказательств и какие контр доказательства намерен представить истец. Судья определит, есть ли основания для судебного разбирательства или дело следует прекратить. А пока не меняйте свой внешний вид и манеру поведения. Эта мягкость, хрупкость и полное отсутствие у вас злобы будут в нашу пользу. Теперь я перейду к несколько нескромному, но существенному вопросу. Могу ли спросить о вашей сексуальной жизни? Если сторона истца покопается, у них есть шанс найти любовников, которые засвидетельствуют, что вы сексуально агрессивная женщина?

Я краснею так сильно, что чувствую, как горят щёки. В комнате присутствует Арон (сидит чуть позади меня). Я уже рассказывала ему об этом, но всё равно продолжаю ужасно смущаться.

— Н-нет, — бормочу я. — У меня был только один... всего один парень... четыре года назад. Мы были с ним очень недолго, а потом всё закончилось. С тех пор у меня никого не было.

— Продолжайте в том же духе, избегайте отношений в этот период. Ведите безупречную жизнь. Тем временем ваш адвокат будет просить запретительный судебный ордер, чтобы Джеймс Андерсон не приближался к вам и прекратил преследовать. Но эти меры не всегда эффективны: проверить их соблюдение практически невозможно. К каждой жертве преследования не приставишь полицейского, и часто их игнорируют, что приводит к известным результатам.

— Смерть преследуемого?

— Также, — таков её прямолинейный ответ.

В последующий час мои показания протоколируются, и я вынуждена повторить всё сначала. При этом возникает ощущение, что я рассказываю о жизни другого человека. Когда всё заканчивается, я физически измотана.

Хотя и не прилагала никаких усилий, кроме умственных, я хромаю больше чем обычно. Арон большую часть времени молчал, предоставив мне говорить, и продолжает молчать, даже когда выходим из здания. Не отрицаю, его присутствие меня очень ободряло. В те моменты, когда теряла голос, я чувствовала его руку на своём плече.

Но сейчас мне нужно отстраниться. Мне нужно побыть одной. Подумать, убедиться, что я поступила правильно, а не совершила глупость, которая вернётся ко мне бумерангом.

И мне отчаянно нужно перестать надеяться, что Арон Ричмонд заметит меня и увидит во мне женщину, а не несчастного промокшего под дождём птенца, которого нужно защищать, чтобы чувствовать себя хорошо.

Поэтому, когда мы оказываемся за воротами и он спрашивает меня, всё ли со мной в порядке, а из-за его голубых глаз даже воздух, которым дышу, кажется голубым, я поворачиваюсь к нему спиной и торопливо спускаюсь по широкой лестнице.

Он догоняет меня, останавливает.

— Тебе больно, притормози!

— Я в порядке.

— Тебе нужно попить, и не только воды. Ты бледная, как труп. Может, коньяку.

— Я ничего не хочу, правда. К тому же — я не пью алкоголь, и если попробую на голодный желудок, мне будет только хуже.

— Тогда я угощу тебя обедом.

— Нет.

— Твои «нет» похожи на заевшую пластинку. Тебе нужно поесть. Здесь неподалёку есть ресторан, где...

— Нет, — повторяю я. — Мне просто нужно немного тишины и покоя. Увидимся на предварительном слушании. Серьёзно, Арон, тебе не стоит беспокоиться обо мне.

— Не убегай, Джейн.

— Я не убегаю. И не хочу показаться неблагодарной. Я благодарна за всё, что ты для меня делаешь. Но... мне нужно побыть одной, и я не сомневаюсь, что у тебя есть куда более интересные дела, чем нянчиться со мной.

Смотрю на него с улыбкой. Я не могу не улыбаться тому, кто хочет мне помочь, но это вынужденная улыбка, а макияж, скрывающий мой шрам, скрывает и мою искренность. Меня пугает не только мысль о том, что я снова должна открыться на слушаниях. Я готова: я приняла решение и дойду до конца, так или иначе. Меня больше пугает мысль о том, что рано или поздно всё закончится, и я потеряю право иметь дело с Ароном.

Но я должна начать привыкать к этому, поэтому лучше пока создать между нами дистанцию. Как бы там ни было, у него всегда будет красивая девушка, для которой можно купить выпивку. Или что ещё лучше, у него будет Лилиан.

Поэтому, не давая ему времени на другие предложения, которые искусят и напугают меня и заставят чувствовать себя, как обычно, на краю пропасти, я, не давая себе труда выдохнуть от усталости, выхожу на дорогу и ловлю такси. Не совсем привычное для меня действие. Я ожидаю, что таксист проедет и не обратит на меня внимания.

Но машина подъезжает, как в кино, останавливается, забирает меня, и всё происходит чудесным образом быстро.