Тем не менее я в бешенстве и не намерен брать отпуск, а решаю разыскать девушку. Очевидно, она не выходит на работу, но это не мешает узнать её адрес.

Итак, вопреки себе, в следующую субботу я оказываюсь в северной части Куинс, в районе, который агент по недвижимости назвал бы привлекательным, если не говорить ветхий. Таунхаусы, похожие на печенье, изъеденное временем и запустением, выстроились вдоль улицы, в тротуарах которой тонут корни немногочисленных пожелтевших деревьев, похожих на скульптуры из слоновой кости.

Не понимаю, я зашёл так далеко, чтобы доказать отцу и деду, что намерен противоречить им до смерти, или чтобы доказать матери, что моя совесть — незагрязнённый колодец.

Уверен в одном: остановившись перед самым уродливым домом из всех, я решаю уйти. Идея позлить Корнелла и угодить Дит — в любом случае ребячество. В обоих случаях это не говорит в пользу моего интеллекта и независимости.

Я уже собираюсь развернуться, когда дверь открывается.

— Вы кто? Вы кого-то ищете? — спрашивает меня старик. Я киваю ему, выражая намерение не отвечать, кто я и кого ищу, словно остановился случайно перед этим образчиком плохой архитектуры, и поворачиваюсь к нему спиной. — Вы Арон Ричмонд, верно?

Я вздрагиваю и снова оборачиваюсь.

— А вы? — спрашиваю его в свою очередь.

— Джейн живёт там, — сообщает он не отвечая. Пожилой мужчина указывает на то, что, несомненно, является входом в подвал, расположенный за коротким лестничным пролётом вниз. — Вы адвокат Ричмонд, верно? — настаивает он. Его взгляд, похожий на воду, немного подозрительный и чуть заинтригованный. — Просто феноменально, как вас описала Джейн. Я бы узнал вас даже в час пик на Таймс-сквер и без очков. Самый красивый мужчина в мире, сказала она, немного Трэвис Фиммел и немного мистер Дарси, и я не могу отрицать…

— Натан!

Вдруг в подвале как будто разбилось окно. Но окно не разбивалось. Это только голос Джейн Фейри, раздался так же пронзительно, как стекло, разбитое на сотни осколков. Из-под лестницы появляется её лицо, покрасневшее до ушей.

Я сразу же понимаю, — показаться, было последним из её намерений. Она подслушала разговор и вышла с намерением помешать своему соседу сообщить мне, что считает меня самым красивым мужчиной в мире.

С растрёпанными волосами, в коротких шортах и футболке, настолько мешковатой, что сползает с одного плеча, Джейн останавливается у подножия ступенек. Я смотрю на неё и не могу не обратить внимание на изящно длинную шею. Я не могу не заметить, что девушка без лифчика, и острые соски деформируют лёгкую ткань футболки. Я не могу не заметить, что, несмотря на ещё один шрам, который, как ветка, взбирается вокруг колена, у Джейн гибкие ноги. Я имею в виду, если бы у девушки не было столько отметин, если бы я мог её отфотошопить, удалив всё лишнее, Джейн Фейри определённо трахабельна.

— Чего вы хотите? — встревоженно спрашивает она, не поднимаясь по лестнице.

Поэтому к ней спускаюсь я. По мере моего приближения Джейн отшатывается, как испуганный щенок. Внезапно она возвращается в квартиру и почти захлопывает дверь у меня перед носом. За облупившимся дверным проёмом виднеется только часть её лица, прядь волос и рука.

— Что вы здесь делаете? — повторяет она свой вопрос.

Её страх вызывает у меня тошноту. Я не могу смириться с тем, что она так напугана, будто ожидает нападения с моей стороны. Не выношу такой паники в женщине. Предпочитаю шлюх жертвам.

— Я не желаю тебе зла, так что успокойся, — отвечаю я. — Если разрешишь войти, мы сможем спокойно поговорить.

— Нет! — восклицает она, явно разволновавшись. — Об этом не может быть и речи. Чего вы хотите? — настаивает она.

— Я пришёл узнать, не передумали ли вы.

— Нет, — повторяет она. — Я совершила ошибку и прошу прощения, если зря потратила ваше время. Я сообщила об этом и вашей коллеге вчера по телефону.

— Если опасаетесь, что из вашего прошлого могут всплыть наружу нежелательные детали, расскажите обо всём мне. Я связан профессиональной тайной, и мы оценим, есть ли там события, которые могут действительно навредить вам и...

— Нет! — снова кричит она; её голос срывается, будто петля душит горло. — Пожалуйста, уходите.

— Что такого ужасного вы сделали, Джейн? — спрашиваю я. И как только произношу это, едва называю её имя, я понимаю, что действительно хочу знать. Что мог сделать этот обиженный маленький лебедь?

— Ничего, что могло бы касаться вас, — бормочет она. — Забудьте, что я существую, — она замолкает, чтобы перевести дыхание и на мгновение скрывается за дверью.

— Это что-то серьёзное? — настаиваю я. — Вы кого-то убили?

Её испуганные глаза лани становятся ещё больше. Джейн приоткрывает губы, и я не могу не заметить какие они пухлые, бледные, но приятно полные. Эта девушка словно хороший фарфор, который ради развлечения кто-то топтал с силой и насилием. Почему, чёрт возьми, она никогда не думала о том, чтобы обратиться к пластическому хирургу?

Пока сам отвечаю себе, что операции такого рода стоят дорого, и у неё, вероятно, нет денег даже на приличный пластырь, Джейн не даёт мне времени на дальнейшие выяснения. Она со злостью закрывает дверь, как если бы я был назойливым продавцом. Сразу после этого раздаётся скрип заклинившей щеколды.

Несколько секунд я остаюсь на месте. Затем пожимаю плечами и не сдерживаю презрительной гримасы.

Как скажешь, Джейн.

Не жди, что я буду настаивать и дальше.

Твоя жизнь меня не касается, твои секреты меня не касаются, и пошли на хрен отец с дедом. А если Дит снова попытается заставить меня чувствовать себя виноватым за то, что не убедил тебя, я придушу её.

Если бы она позвонила мне в другое время, я бы снова отказался. Но сейчас, пока покидаю Куинс и Джейн Фейри в лохмотьях, звонок Люсинды кажется неожиданно желанным. Я соглашаюсь пойти с ней на свидание и на этот чёртов балет.

В тот же вечер мы с Люсиндой встречаемся перед театром, на площади Линкольн-центра. Оставляем пальто в гардеробе и идём к одной из центральных лож.

— Я не думала, что ты согласишься, — говорит мне Люсинда.

— Я тоже, — признаюсь я.

— Я слышала о Мишеле Роберте. Удар ниже пояса, я бы сказала.

— По яйцам Richmond & Richmond, но уж точно не по моим, — добавляю с видом человека, которому всё равно.

— На самом деле, я думаю, они совершили ошибку, — говорит она. — Мишель хорош, но не так хорош, как ты. Или я.

— Мир рухнет, прежде чем эти двое возьмут в партнёры женщину.

— Ты ошибаешься. Твой дед более современен, чем думаешь, настоящий зануда — это твой отец, — заявляет Люсинда с присущей ей решительностью. — И, говоря о решениях против течения, ты правильно сделал, что отшил девушку.

— О ком ты говоришь? — Я делаю вид, что не понимаю.

— Маленькая калека, которую собирался оприходовать Джеймс Андерсон. К счастью, она отказалась от судебного иска. На бумаге дело было выигрышное, но могло иметь неприятные последствия. В суде по делам несовершеннолетних на неё имеется закрытое дело. Андерсоны сделали бы всё, чтобы обратить это в свою пользу.

— Что в файле?

— Без мотивированного предписания получить доступ к записям невозможно, но это точно не будет кражей конфеты.

— Предполагаешь, что там сексуальное преступление. Но это может быть связано с чем угодно.

Соблазнительно скрестив ноги, Люсинда устраивается поудобнее в маленьком красном кресле.

— Арон, ты лучше меня знаешь, что это не имеет значения. Если закрадывается подозрение, что жертва не так уж невинна, как кажется, дело проиграно. Достаточно лишь тени сомнения, и никто ей не поверит. Риск в данном случае слишком высок.

Вскоре после этого, явно убеждённая, что мне наплевать, Люсинда меняет тему и начинает рассказывать о своей страсти к классическому балету.

— Мне нравится всё изящное, возможно, потому что я совсем неизящна, — объясняет она смеясь. Жестом она указывает на своё тело, обтянутое чёрным платьем, подчёркивающим изгибы, которые никак нельзя назвать грациозными. — А что привлекает тебя? Арон, что тебе нравится? Кроме красивых девушек и зарабатывания кучи денег.

— Ты уже дважды ошиблась, Люсинда. В порядке того, что мне нравится — деньги всегда стоят выше любой красивой девушки — и с попыткой поговорить, чтобы углубить наше знакомство. Мы просто должны трахаться, балета уже достаточно для вступления, не находишь? Пусть лебеди умирают, а потом перейдём к более интересным танцам.

***

Во время антракта Люсинда ждёт меня за одним из столиков в буфете театра. Я подхожу к бару, чтобы заказать два коктейля с шампанским. Я хочу пить и мне нужно размять ноги.

По какой-то причине этот спектакль привёл меня в плохое настроение. Почему-то я всё время думал о тонкой белой шее Джейн Фейри. По какой-то причине мне захотелось узнать, в чём заключаются её тёмные секреты.

Возможно, было бы лучше, если бы вместе с коктейлем из шампанского я выпил ещё и виски. Я заказываю виски и выпиваю одним глотком. Затем поворачиваюсь, чтобы с фужерами вернуться к столу.

В нескольких метрах передо мной стоит сама Джейн Фейри. Её недоверчивый взгляд устремлён мне в лицо, пригвождая на месте. Я не пьян. Выпитого виски точно недостаточно, чтобы у меня помутилось в голове, так что либо я сошёл с ума, либо это действительно она. Поскольку она не обычный субъект и уж точно не похожа на миллион других, это должна быть и правда она.

На ней очень простое розовое платье, напоминающее тунику, чёрное пальто и туфли на небольшом каблуке. Длинная прядь волос закрывает щёку. Девушка смотрит на меня, как на врага. Она остаётся неподвижной в метре от меня, в толпе публики, приоткрыв слегка накрашенные губы.

Затем так же молча Джейн поворачивается ко мне спиной и уходит.

Несколько секунд я испытываю удивление нахмурив брови и задаваясь вопросом: какого чёрта она здесь делает? Из всех дней именно сегодня, да ещё и прямо сейчас. И можно ли считать встречу с ней в таком большом городе, совпадением или это проделки судьбы.