Вот, собственно, и все.

В ожидании Джорджи Натан метался по библиотеке. Мысли путались, ужасающие подозрения и боль захлестнули его в тот миг, когда с губ Лили Хокинс слетело слово «обесчестили».

В тот момент показалось, что все ловко обстряпано. Подозрительный разум вмиг вычислил заговор, ведь это Лили послала Джорджи к нему домой. Да и про то, что он обесчестил Джорджи, первой заговорила Лили.

Обесчестить можно только даму. Спасет ее только брак. На это они уповали? Они все спланировали, дабы найти богатого мужа для Джорджи Найт?

Нет. Это чушь, притянутая за уши. Однако несмотря на то что он пытался себя в этом убедить, подозрения не рассеивались. Он перебирал недостатки сего домысла, но абстрагироваться все равно не получалось.

Глупо сочинять провальный план. Кто мог предположить, что из всех женщин он влюбится в Джорджи, тихую красавицу с дерзкой жилкой?

Но он влюбился.

О боже, он в нее влюбился. Сия влюбленность разительно отличалась от детских увлечений. Сия влюбленность походила на море, глубокое и безбрежное, с невообразимыми течениями. Сия влюбленность мнилась настоящей и проникновенной. Думать об этом больно.

Он остановился посреди комнаты и застонал. Неужели он ошибся? Неужели он такая легкая мишень?

Дверь распахнулась. Он развернулся на пятках и в дверном проеме увидел Джорджи. Она вошла в комнату, закрыла дверь, засим завела руки за спину. Странная поза, неженственная. А потом он догадался: перед ним стоял камердинер Феллоуз с совершенно пустым лицом.

— Не надо.

За руку он притянул ее к себе. Джорджи напряглась; оттого что она сопротивлялась, а лицо исказилось злобой, он испытал удовлетворение. Он не хотел, чтобы она скрывалась за личиной камердинера.

— Что «не надо»?

— Прятаться.

Джорджи нахмурилась и прошла к книжной полке, рассеянно провела пальцем по корешкам. Ей свойственно успокаиваться, прикасаясь к окружающим предметам, словно между ними имелась некая связь. Натан узнал сию привычку, и сердце болезненно заныло.

Что он думал о ней? Джорджи не тот человек, который будет сочинять план, подобный тому, что родился в его воспаленном воображении. Натан глупил.

Но он должен услышать ответ из ее уст. Только тогда он поймет, можно ей верить или нет.

— Ты планировала это с самого начала?

Что у него с голосом? Он звучал строго, как у отца. Натан произнес вопрос настолько четко, что даже сам изумился.

Джорджи напрягла плечи.

— Что планировала? Стать твоей любовницей? — На последнем вопросе она повернулась к нему лицом.

Он говорил не совсем об этом. Не получалось пересилить себя, дабы задать настоящий вопрос. Да и ни к чему. Джорджи вонзилась в него острым, чуть изумленным взглядом.

— Ясно. По-твоему, я нарочно позвала Лили, чтобы она кричала о том, что ты меня обесчестил?

— Да, — прошептал он.

Тут же захотелось взять слова обратно. Но уже слишком поздно.

Джорджи вперилась взором в Натана, в любимого мужчину. Он правда так про нее думал?

Вспомнились слова Лили: «…он никогда не будет тебя уважать». Слишком поздно она осознала, что подруга права. Она-то считала, что дарила Натану нечто бесценное, то, что нельзя купить или обменять, уникальный подарок. Но, как оказалось, он считал Джорджи дешевкой, продавшейся за платья и побрякушки… Теперь же Натана интересовало, окажется она дороже, чем он воображал, или нет.

Джорджи видела потрясение у него на лице, когда Лили сказала: «Вы ее обесчестили». Он разозлился, словно очутился там, куда не хотел попадать. Натан знал, что скоро вернется ее брат, знал, что ее брат претендует на графство (возможно, необоснованно). Он наверняка задумался о том, станет ли их интрижка достоянием гласности и как ее брат отнесется к сей эскападе. До сего дня Натан видел в ней женщину, с коей хотел делить ложе. Ныне он видел в ней женщину с претензией на благородство и недовольством в его адрес.

— Ответ на твой вопрос — нет. — Говорила она медленно и тихо, через силу сохраняла спокойствие. — Когда я впервые сюда пришла, спать с тобой я не планировала. Я понятия не имела, что Лили скажет то, что она сказала. Опасность тебе не грозит. Я ни в чем тебя не виню, не требую компенсации. Я изначально об этом говорила. То, что я сделала, я сделала добровольно. Сдуру, но добровольно. — Она помолчала. — Надеюсь, это тебя успокоит.

Она говорила как спесивая служанка. Тон уважительный, но с оттенком презрения.

Джорджи поджала губы и осознала, что непроизвольно сцепила руки за спиной. Она трепетала от злобного удовольствия при виде того, сколь Натану неловко, и не смогла удержаться от поклона.

— С вашего позволения…

— Хватит, Джорджи. Перестань так разговаривать. Это не ты.

Слова произвели эффект красной тряпки. Джорджи отринула притворную покорность и выпрямилась.

— Да ты что? А кто же я? Что ты обо мне знаешь?

Натан молчал, сжал руки в кулаки, черные как ночь глаза намекали на вихрь мыслей, кои он не мог или не хотел высказать вслух.

— Скажи, что я ошибаюсь, — бросила она. — Скажи, что я неверно истолковала твои слова. Скажи, что ты не паникуешь из-за того, что я попрошу о том, чего ты не хочешь делать.

Джорджи надеялась, что он заговорит, но он молчал, да и взгляд не изменился. Он не сводил с нее томных темных глаз. В сей миг, когда он совсем не походил на дворянина, он был прекрасен, как сказочный принц.

— Ты не можешь, — изрекла она, прервав затянувшееся молчание. — Видишь? Ты совсем меня не знаешь.

— Прости, я не верю, что ты… — он покачал головой, — это было секундное сомнение, Джорджи, вот и все.

Секундное сомнение. Потрясающе. Он считал, что это достаточное… что? Извинение? Оправдание? Он стоял и взирал на нее обеспокоенными глазами. Как перекрученная часовая пружина, он не поддавался. Только что он признал, что ошибся, но сгорбленные плечи и воинственная поза говорили об обратном.

— Секундное сомнение, — повторила она.

— Да! Взгляни на все моими глазами: приходит твоя подруга (та самая подруга, которая нас познакомила) и вдруг заявляет о том, что я тебя обесчестил! Само собой, у меня возникли подозрения. Мужчина слышит это слово и думает…

— О браке? Теперь понятно, почему ты в ужасе.

— Я не… господи, Джорджи, прекрати так на меня смотреть!

— Как?

— Будто я тебя… предал!

— А ты и предал, — засмеялась она.

— Что? Не говори ерунды! Ты раздуваешь из мухи слона!

— Я так считаю. Мне казалось, ты меня понимаешь. Мне казалось, между нами что-то есть. Боже мой, я отдалась тебе, потому что… потому что люблю тебя!

Натан побледнел и выпучил глаза. Злость и огорчение затмевали беспокойство, однако она знала, что позже пожалеет.

— Джорджи, прошу тебя…

Натан шагнул к ней, а она отступила.

— Мне казалось, ты меня понимаешь, — произнесла она дрожащим голосом. — Но теперь я понимаю, что во мне тебя привлекала только новизна.

— Это нечестно…

— Я ухожу.

Джорджи нащупала дверную ручку, повернула ее и потянула дверь на себя. Она выскочила в коридор, размахивая юбками, а Натан бросился за ней.

— Джорджи, стой! О чем ты? Ты никуда не уйдешь. Я не позволю тебе попасть в опасность.

— Тебе меня не остановить, — процедила она.

Она перескакивала через ступень, не обращая внимания на тонкие шелковые юбки.

— Еще как остановить!

Джорджи пихнула дверь и нырнула в опочивальню, взглянула на Натана, стоявшего в дверном проеме.

— Не тревожься. Из-за тебя я не подвергну себя опасности. Ты того не стоишь. Но как только мой брат вернется в Лондон, я покину этот дом.

— Ему нельзя доверять твою безопасность. Он не сумеет тебя уберечь. А я сумею.

— Зато Гарри на меня не плевать.

— Мне тоже на тебя не плевать!

В ответ она захлопнула дверь у него перед носом и повернула ключ.

— Джорджи! — кричал он. — Впусти меня!

Натан молотил по двери, снова и снова выкрикивал ее имя, умолял его впустить. Она не обращала внимания. Несколько минут он стучал и умолял, а потом смолк, но Джорджи все равно чувствовала, что он стоит за дверью.

А затем она ощутила момент, когда он сдался.