Глава двенадцатая

Глава двенадцатая

Канун Рождества на яхте.

Вечеринка для персонала подпитывается праздничными коктейлями и блёстками, которые я все еще буду счищать со своего костюма на Пасху. Прислонившись к барной стойке, я с забавой наблюдаю, как Нико пробирается ко между столиками.

Я знаю, что он собирается сказать, потому что он, блять, всегда это говорит.

— Чьей идеей было караоке? — он берет со стойки гоголь-моголь и рассматривает обстановку поверх ободка стакана.

Лори проделала солидную работу. Сцена освещена рождественскими огнями, а по бокам от нее возвышаются две рождественские елки. На стене за ней висит большой проекционный экран, на котором отображается текст песни, которую исполняет тот, кто выпил достаточно глинтвейна, чтобы поверить в то, что он Мэрайя Кэри.

— А что, тебе оно не нравится?

Он смотрит на Бенни, который на сцене подпевает песне «Mercedes Benz» Джениса Джоплина. Его глинтвейн, должно быть, очень крепкий, потому что его движения бедрами соперничают с танцами Элвиса.

— Ты что, шутишь? Назови лучшее сочетание, чем пьяные люди и микрофон, — он качает головой. — Ты не можешь, потому что его нет.

Смеясь, я допиваю водку и ставлю стакан на стойку, чтобы долить еще.

— И я полагаю, мы должны поблагодарить тебя за это великолепное шоу, Лори?

— Да, Нико, это так, — я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда между нами проскальзывает Лори. На ней сверкающее серебряное платье, и ее оленьи уши покачиваются, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Босс, у меня к вам претензия, — она делает паузу, наклоняя голову. — Очевидно, что только небольшая, я не хочу, чтобы меня уволили.

Я смеюсь и сую ей в руку гоголь-моголь.

— Давай.

— Ты сказал мне организовать рождественскую вечеринку для персонала. Почему здесь вся твоя семья? — она насмешливо смотрит в сторону сцены. По какой-то причине Бенни теперь скользит по ней на коленях. Еще нет и девяти. — И почему этот идиот просит у Иисуса Мерседес Бенц? У него их уже три.

— Ага, и откуда тебе знать? — спрашивает Нико, и его губы кривятся от тихого юмора.

Лори не вздрагивает.

— Я переспала с ним в его в двух и исцарапала ключом третий, — просто говорит она.

Я качаю головой.

— Мне действительно не нужно было этого знать. Вот, — я достаю из кармана маленькую бархатную коробочку. — Я собирался отдать тебе это позже, но, поскольку ты злишься, это могло бы немного тебя подсластить.

Она смотрит на нее с притворным подозрением, но не может скрыть возбуждения, пляшущего за ее пристальным взглядом.

— Если это обручальное кольцо, я не буду подписывать брачный контракт.

— Тогда хорошо, что это не обручальное кольцо.

Ее раздражение исчезает, когда она открывает коробочку и достает ключ от Ауди.

— Боже мой, ты издеваешься надо мной.

Я поднимаю свой бокал за нее.

— Сиденья с подогревом, белая отделка. Она уже припаркована у твоей квартиры. Теперь ты можешь трахнуть моего кузена в своей машине, где больше места.

Она обнимает меня, визжит от благодарности и настаивает, что липким пальцам Бенни нельзя приближаться к ее белым сиденьям, затем подскакивает к другим девушкам, чтобы побрякать ключом у них перед носом.

Когда мой взгляд следует за ней, он скользит влево и останавливается на Пенни. Черт, у нее просто есть такая манера заставлять мое сердце вздрагивать каждый раз, когда она делает это — ловит мой взгляд с другого конца комнаты. Она стоит сбоку от сцены с Рори, которая изучает книгу с песнями. Пенни улыбается мне, а затем делает вид, что ковыряет в носу. Только когда я осознаю, что это средний палец засунут в левую ноздрю, я понимаю, что она меня разыгрывает.

Я выдыхаю смешок в свою водку и отвечаю ей тем же. Жар взгляда Нико буравит меня.

— Будь добр к ней, Раф.

Голос Нико тихий, но от него у меня все равно мурашки бегут по спине. Добр к ней? Черт, если бы он только знал, как хорошо я к ней отношусь. Этим утром я целый час смотрел на нее, пока она храпела рядом со мной. Может быть, это было чувство вины за то, что я чуть не перерезал ей горло, или восхищение тем, что она спала в моей постели, но я принес ей завтрак на гребаном подносе. Даже поставил на него цветок, который стащил из вазы в столовой. Когда она говорит мне, чтобы я не был с ней милым, это уже произносится не с гримасой, а с улыбкой, и это маленькое закатывание глаз вызывает у меня желание быть с ней милым все время.

Я провожу рукой по шее, ведь за целый час наблюдения за ней, у меня все еще нет плана, как выбраться из всего этого.

— Какой она была? — неожиданно спрашиваю я. — В детстве?

Судя по тому, как Нико поджимает губы, я не думаю, что он собирается отвечать. Он бросает взгляд на Пенни, которая сейчас нетерпеливо постукивает шпилькой и свирепо смотрит на Бенни, когда тот выходит на бис без спроса.

— Она была маленькой засранкой, — смеется он. И уже более серьезным тоном добавляет: — Также она была везучей. И до сих пор остаётся ею.

Я потираю рот, ирония покалывает мою кожу.

— Все завсегдатаи Grand так думали. Сначала это было просто из-за ее имени. Знаешь… увидел пенни — подбери и ждёт удача впереди? Что ж, когда они действительно начали брать ее на руки и позволять ей дуть на игральные кости, оказалось, что старая пословица была правдой.

Я хмурюсь.

— Она действительно приносила им удачу?

— Всегда. Тогда я знал ее только по тому, что видел поблизости. Но потом она начала брать с мужчин по доллару за то, что дует на кости, и я захотел знать почему.

Я сдерживаю смех.

— Значит, она с юных лет занималась мошенничеством в азартных играх, — Нико смотрит на свои ботинки, но я продолжаю. — Ты знал ее родителей?

Он бросает на меня мрачный взгляд.

— Они были алкоголиками. Она проводила больше времени со мной в гардеробе, чем когда-либо с ними. Иногда по ночам они забывали о ее существовании, и одному из людей моего отца приходилось отвозить ее домой.

Это невероятно злит меня. Мысль об этой маленькой рыжеволосой девочке, сидящей на ступеньках Visconti Grand и тщетно ожидающей родителей, заставляет мой желудок скручиваться, а пальцы дергаться от желания что-нибудь сломать.

— Кто их убил?

Он пожимает плечами.

— Никто важный. Двое мужчин, которым они задолжали. Не Висконти.

Словно кадры из черно-белого фильма, мой разум переключается с маленькой девочки на ступеньках на подростка, съежившегося между холодильником и стиральной машиной, с не выстрелившим пистолетом прижатым к ее голове.

— И где я могу найти этих людей? — спрашиваю я так спокойно, как только могу.

Он сглатывает и качает головой.

— Обоих нашли с пулями в головах через несколько дней, — он залпом выпивает гоголь-моголь и берет еще один. — Они были неофициальными ростовщиками на территории Висконти, думаю ты можешь связать все воедино.

Громкий смех Пенни касается моих ушей и притягивает меня обратно к ней. Сейчас она листает книгу с песнями, мои часы скользят по ее запястью при каждом перелистывании страницы.

— Нико?

— Что?

Я поворачиваюсь к нему.

— Ты научил ее мошенничать, не так ли?

Он делает самую долгую паузу, не донеся гоголь-моголь до губ.

— Зависит от обстоятельств.

— От каких?

Выражение его лица становится задумчивым.

— От того, насколько сильно будет больно, когда ты ударишь меня по челюсти. Я никогда не видел, как ты бьешь кого-то, поэтому не могу оценить это, — он замолкает. — Но я слышал, что ты делаешь это сейчас.

Смеясь, я хлопаю его по спине и отталкиваюсь от перекладины.

— Ты хороший парень, Нико. На этот раз я тебя отпущу.

Впрочем, он прав, что беспокоится об этом. Я твердо верю в то, что мошенники должны быть наказаны, но я сделаю исключение для него, потому что мысль о том, что он был единственным постоянным человеком в детстве Пенни, мгновенно повышает его рейтинг до любимого кузена.

Оставив Нико с его третьим гоголь-моголем и напоминанием о том, что произойдет, если он выпьет пять, я сажусь рядом с Анджело. Поверх стакана с виски он бросает взгляд на меня, затем на водку, которую я ставлю на стол. Он снова обращает внимание на свою жену, выходящую на сцену, и ничего не говорит.

— Где Габ?

— Я не знаю. Где Гриффин?

Судя по тику у него на виске, я уверен, что он знает, где находятся оба мужчины. Мой бывший начальник службы безопасности вместе со всеми подчиненными ему людьми находятся в глубине пещеры нашего брата. Кого-то подвергнут пыткам, кого-то допросу. Я не уверен, кому из моих людей я могу сейчас доверять, но одно могу сказать наверняка: Габ вернет мне только самых преданных.

А пока его люди окружают мою яхту так, словно на борту находятся драгоценности короны. Без сомнения, они получили строгое предупреждение от моего брата, потому что один из них даже последовал за мной в гребаный туалет ранее.

— Ты уже составил план?

Снова этот гребаный вопрос. От него у меня в животе поднимается жар и раздражение.

— У тебя был какой-то план, брат, когда ты выстрелил нашему отцу в голову? Или когда в приступе ярости взорвал Роллс-ройс дяди Эла? Или когда застрелил его подчинённого между закусками и первым блюдом на воскресном обеде? — я наклоняюсь над столом, чтобы только он мог слышать мой вылетающий яд. — Ты хоть на гребаную секунду подумал о последствиях, или просто жил моментом?

Его пристальный взгляд переходит на мой, его жар смягчается легким любопытством.

— Это то, что ты делаешь? Живешь настоящим моментом?

Я провожу пальцем по булавке на воротнике и снова поднимаю взгляд на Пенни. Прямо сейчас я не знаю, как смогу жить в каком-то другом месте.

Темнота затеняет взгляд Анджело, кто-то приглушил свет. Он поворачивается обратно к сцене и выпрямляется, когда понимает, что его жена заняла там центральное место.

В микрофоне раздается глухой стук.

— Здравствуйте, прекрасные люди. Поскольку я, кажется, единственный человек, который украсил эту сцену сегодня вечером и помнит, что сегодня канун Рождества, я буду петь праздничную классику, — то, как её ухмылку перекосило, говорит мне о том, что она употребляла Шприц с белым вином. — И выбрала «Baby, It's Cold Outside», — прищурившись в свете прожектора, она замечает Анджело и лучезарно улыбается ему. — Очевидно, это дуэт, так что...