"Очень хорошо". Предчувствие набросилось на меня, как паутина. Мне пришлось сдержать желание отмахнуться от него: "Я постараюсь донести до Совета всю срочность этого дела и надеюсь, что они быстро ответят тебе".

"Если нет, то это будет их вина, когда Рувен распахнет врата Девяти Адов. А если он это сделает, то я сомневаюсь, что даже Лиссандра Корнаро сможет их снова закрыть". В голосе Игнацио звучала усталость, словно наша встреча вымотала его: "Тогда спокойной ночи, Амалия".

Я не могла заставить себя пожелать ему того же, даже из вежливости. Я отрывисто кивнула и повернулась, чтобы уйти. Охранник, избегая моего взгляда, захлопнул дверь.

"Амалия". Голос Игнацио донесся до меня из темной комнаты: "Ты знаешь Рувена лучше, чем кто-либо в Раверре. Ты знаешь, на что он способен. Мы не можем позволить ему добиться успеха".

"Он не позволит", - пообещала я.

Тяжелая дверь закрылась между нами. Стражник задвинул на место засов и решетку, и вырезанная на двери печать коротко вспыхнула красноватым светом.

Охранник провел меня по узким коридорам, мимо еще большего количества запертых дверей. Было тревожно думать, что за каждой начертанной печатью живет человек, жизнь, полная мыслей и мечтаний, которые Империя посчитала слишком опасными, чтобы позволить себе простую милость свободы. Легко было думать, что Игнацио заслужил это: не считая того, что он сделал со мной, он также держал похищенных детей в беспросветном стоке и угрожал разрушением городу, чтобы продвинуть свою политическую судьбу. По идее, только за такие ужасные преступления полагалось заключать в закрытую камеру. Но я слишком много знала о работе власти, чтобы предположить, что ни один голос за этими крепкими дверями не был невинным.

Мы прошли через двойной комплект охраняемых, искусственно запечатанных дверей и вновь оказались в административном крыле. Когда я пересекала парадный вестибюль на пути к выходу - строгое, парящее пространство из белого мрамора без украшений, над которым возвышалась единственная статуя Милостивого Величества с весами и запрещающим выражением лица, - предупреждение Игнацио не давало мне покоя.

Рувен был достаточно опасен, когда мы точно знали, что он планирует. Если мы не сможем распознать его ход до того, как он его сделает, мы можем не успеть предотвратить калечащий удар.

"Леди Амалия, - произнес ровный, сдержанный голос: "Я удивлен видеть вас здесь".

Я подняла взгляд и оказалась лицом к лицу с лордом Каулином, тайным связным дожа с имперскими ассасинами и преступным миром, а также новым членом Совета Девяти. Невысокое телосложение, мягкое выражение лица и непритязательная поза делали его легко заметным, но недооценивать его было опасно.

Я заставила себя улыбнуться сквозь стиснутые зубы. Лорд Каулин пару месяцев назад пытался поставить меня перед выбором между убийством и предательством, и он не был моим союзником. Но у него была власть, и враждовать с ним было бесполезно: "Лорд Каулин. То же самое я могу сказать и о вас".

Он скромно разгладил простой шелковый галстук, украшавший его грудь, вместо вычурных кружев, которыми щеголяло большинство раверранских дворян: "По роду своей деятельности я регулярно бываю в тюрьме, миледи. У ее заключенных можно многому научиться. Возможно, вы хорошо осведомлены?"

Наклон его головы приглашал к более подробной информации. Я колебалась. Мне нужно было донести предложение Игнацио до Совета, и я не могла придумать причин скрывать это от Каулина, но я не доверяла ему.

"Ну что вы, миледи, - уговаривал Каулин: "Мы можем быть иногда политическими противниками, но мы не враги. Не тогда, когда речь идет о защите и безопасности Безмятежной Империи. Мы все на стороне Раверры, не так ли?"

"Я всегда на стороне народа Безмятежной Империи", - сказала я.

"Тогда мы не можем быть противниками". Его рот растянулся в формальной улыбке, но глаза оценивающе скользнули по моему лицу: " Вас послала сюда ваша мать?"

"Я была у Игнацио", - неохотно ответила я: "У него есть информация о плане Рувена. Это только предположение, но, учитывая, что он говорил о том, чтобы настроить против нас наш собственный народ, я подозреваю, что это план использования его зелья повеления для саботажа Империи".

" Ах..." Каулин кивнул: " Это завораживающее зелье. Я не удивлен. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы придумать сотню способов его использования, и он был бы дураком, если бы не попытался".

Я не сомневалась, что Каулин придумал сотню способов, как он мог бы его использовать, если бы мог: "Рувен не дурак. Ваши собственные связи позволили узнать что-нибудь существенное? Если он пытается поставить под свой контроль кого-то на ключевом посту в Империи, то вполне может нанять раверранского отравителя".

"Именно для расследования этого вопроса я и нахожусь здесь". Губы Каулина сжались в улыбке: "Вы рассуждаете как истинная дочь Безмятежного города, леди Амалия".

Я неловко передернулась. Как-то это не похоже на комплимент, да еще исходящий от человека, чьи методы я презирала: "Спасибо.

В его глазах появился неприятный мне блеск: "Вы должны использовать этот ум на благо Империи".

"Мне хочется думать, что так и есть, лорд Каулин".

" Правда?" Он поднял брови: "Можно утверждать, что ваши нынешние попытки законотворчества не служат никому, кроме наших врагов".

Он имел в виду предложенный мною закон о прекращении принудительной воинской повинности магов, на разработку которого я потратила бесчисленное количество часов и все крохи своего политического влияния. Попыткам законотворчества не следовало бы жалить человека, который ни разу в жизни не пытался написать закон, но у меня от этого зубы заскрипели.

"С этим можно было бы поспорить, - жестко согласилась я, - если бы не хватило мудрости вспомнить, что отмеченные магами - имперские граждане, и прозорливости понять, что их освобождение только укрепит Империю".

Тон Каулина изменился, став более мягким и опасным: "Напрасно тратить силы на глупые жесты, которые могут лишить Раверру ее самого грозного оружия именно тогда, когда оно нам больше всего нужно".

"Отмеченные магами - не оружие. Это люди", - сказал я: "Они заслуживают выбора".

"Безопасность Империи иногда требует, чтобы мы контролировали выбор других людей". Каулин пожал плечами, как будто это было неудобство, с которым можно мириться, как с легким летним дождем: "Выбор может быть опасен. Вам следует помнить об этом".

От его тона по спине пробежали колючки: "Опасен? Конечно, вы не угрожаете мне, лорд Каулин".

" Вам?" Он рассмеялся: "О, я бы никогда не стал угрожать дочери Ла Контессы. Нет, нет. Это было бы глупостью. Я просто хотел сказать, что, делая свои политические ходы на доске, вы можете подумать о том, как они угрожают более уязвимым фигурам вокруг вас". Глаза Каулина стали плоскими, как черное стекло: "Будет жаль, если жертвами ваших принципов станут ваши друзья".

Я резко вдохнула. Он по-прежнему улыбался, его поведение было мягким и приветливым, если не считать глаз, полных старой смерти. Но я знала, кого он имеет в виду: Марчелло, моих друзей-ученых ардентинцев, возможно, даже Истреллу или Заиру. Он мог убить их, если бы захотел, и никто не смог бы выйти на его след - такова была его работа, в конце концов.

Я знала, что это произойдет. Это было неизбежно, раз уж я заняла свое место на политической сцене Раверрана. Мои друзья будут в опасности до тех пор, пока мои враги будут видеть в них слабости.

"Уязвимые?" Голос, вырвавшийся у меня, был холодным и жестким: "О, я думаю, что нет".

"Правда?" спросил Каулин с невинным любопытством.

Когда-то он мог бы успешно запугать меня. Но я приняла решение покончить с собственным кузеном ради спасения других, когда под моей рукой была страшная разрушительная сила вулкана Уайткроун; все оставшиеся во мне мягкие места были уничтожены огнем вулкана.

" Вы глупец, если считаете их незащищенными", - сказал я: " Вам следует беспокоиться не о возмездии моей матери. А о моем".

Он поднял брови, изобразив легкую озабоченность, но ничего не сказал. Но эти черные глаза анализировали меня.

Я подошла к нему ближе: "Позвольте мне быть предельно ясной, лорд Каулин. Я не стану прикрывать свой смысл ложными любезностями. Если вы тронете моих друзей, я вас уничтожу".

Абсолютная уверенность в этом гневно гудела в моем пульсе и звучала в моем голосе. Неважно, что Каулин превосходил меня по рангу или что я была всего лишь наследником, не обладающим достаточной властью. Я найду способ. И Каулин услышал это.

Он некоторое время рассматривал меня, раздумывая, как будто я была трудным отрывком, который он переводил с древнеостанского.

"Я буду иметь это в виду, леди Амалия, - сказал он наконец: "Но в свою очередь, сделайте одолжение, подумайте, какое влияние может оказать ваш маленький закон. Я бы предпочел быть вашим союзником, а не противником".

Я вздохнула, чтобы сказать ему, как много я думала о том, какое влияние может оказать этот закон: Ночи, когда я не спала, размышляя, не слишком ли далеко я зашла или недостаточно далеко. Долгие дискуссии с моими друзьями в Конюшне о том, как это может отразиться на безопасности детей с магической меткой и окружающих их людей. Часы, проведенные в книгах по истории, анализируя действующие силы, маятник действий и реакций, раскачивавший корабли наций еще задолго до существования Безмятежной Империи.

Но не успела я произнести ни слова, как в широком мраморном зале послышался гулкий топот бегущих шагов. Нетерпеливый звук пронзил мою грудь тонкой струйкой тревоги: после двух месяцев, проведенных в безопасности в Раверре, мои нервы все еще ожидали опасности в каждом резком движении, в каждом резком слове.