Не встречаясь со мной взглядом, он покачал головой:

— Нет, — Складка у него на лбу, казалось, становилась тем глубже, чем дольше он смотрел на бумагу.

— Я так и подумала, — сказала я, наблюдая за тем, как его рот скривился.

Он вернул мне мою записку, постарался скрыть свое выражение лица и улыбнулся:

— Готова отправляться в путь? — спросил он, ища мою сумку.

Я кивнула, затягивая пучок на макушке:

      — Готова. Мы можем заехать в аптеку? Доктор прописал мне какое-то лекарство от моей странной… проблемы с желудком, — Боже, я вела себя как идиотка, когда пыталась уклоняться.

Рид улыбнулся и заправил мне за ухо маленькую прядь рыжих волос.

— Все, что тебе нужно, любимая. Ты уверена, что вообще хочешь поехать? — его глаза были встревожены. — Если ты не в состояние для этого…

— Нет, — остановила я его. — Я чувствую себя прекрасно. Это просто на случай, если мне правда станет плохо. Я не хочу отсиживаться в стороне и упустить возможность повидаться с твоими друзьями.

Я заметила, что у него были маленькие морщинки вокруг глаз. Раньше их там не было, черт возьми, может, они и были, я стала сумасшедшей и вдруг начала замечать всякую ерунду, но он выглядел впечатляющим человеком. Красивым. Грубым.

— Хорошо, — сказал он, заметив мою сумку, стоящую на диване в гостиной. Он подхватил ее, взял меня за руку, и мы направились в аэропорт.

Рецепт от врача был готов и ждал меня, когда мы добрались до аптеки, и, к счастью, Рид даже не зашел внутрь.

Когда мы прибыли в аэропорт, Рид взял мою сумку, взвалил ее себе на спину вместе со своей собственной, взял меня за руку и повел внутрь. К счастью, здесь не было слишком многолюдно, как в большинстве аэропортов. Мы зарегистрировались, имея в запасе целый час, поэтому я взволнованно потащила Рида в фирменный ресторан для завтраков. Да, такие были в штате Мэн, и да, я часто их посещала.

Заказав вафлю с достаточным количеством взбитых сливок, чтобы продержаться до Нью-Йорка, я радостно напевала, пока Рид наблюдал, как я ем. Он заказал яблоко, как привереда.

— Нервный пассажир, — сказал он, хрустя яблоком во рту.

— Разве ты не летал все время, когда был ребенком?

— Это не значит, что эти большие машины не пугают меня до смерти.

Я рассмеялась, откусывая еще кусочек вафли:

— Значит, яблоко успокаивает твой желудок?

Рид откинул волосы со лба и поудобнее устроился в кресле:

— Яблоко – это всего лишь ритуал. Я делал это перед каждым полетом с тех пор, как мне исполнилось семь. Был один конкретный рейс, когда я забыл перекусить, потому что опаздывал, и у нас была ужасная турбулентность. Я был уверен, что это произошло потому, что я забыл свое верное яблоко, — он поднял почти съеденный фрукт.

Ухмыляясь, я посмотрела на свою пустую тарелку:

— Могу взять это на заметку. Вафли и взбитые сливки перед каждым полетом, по-моему, звучит восхитительно.

Глубокий смех Рида прокатился по его животу, когда он потянулся под столом, чтобы сжать мое колено.

Двое маленьких детей сидели за соседним столом, и мои глаза нашли их. Они были вежливы, спокойны, и ждали, пока их мать заказывала еду у стойки. Рид проследил за моим взглядом, когда одна из маленьких девочек заметила его. У нее были длинные каштановые локоны и голубой бант в волосах, а улыбка была такой же широкой, как и ее маленькое личико. Она помахала Риду, ее глаза были маленькими.

Он усмехнулся:

— Привет, дорогая, — сказал он. — Хорошо заботишься о мамочке?

Мать девочки подошла к нам, раскрасневшаяся и измученная. Она улыбнулась в нашу сторону, ставя пару тарелок перед своими детьми.

— Я всегда хорошо отношусь к маме, — сказала маленькая девочка безапелляционным тоном.

Рид ухмыльнулся, его глаза встретились с моими, прежде чем снова посмотреть на девочку:

— Хорошая девочка. Всегда старайся изо всех сил. Твоя мама – самый трудолюбивый человек на этой земле. Ты так и должна к ней относиться, да?

Маленькая девочка, влюбленная в Рида, с энтузиазмом кивнула.

Мать девочки улыбнулась, ее глаза немного заблестели, а затем она начала наполнять тарелки едой, так что мы оставили их в покое.

— Ты довольно эффектен, Рид, — сказала я, беря его за руку. — Хорошо ладишь с детьми.

— Я всегда хотел иметь семью, — сказал Рид и вздрогнул. — Конечно, есть и усыновление, и опека. Шумный дом – это веселый дом, независимо от того, откуда происходит слово «семья».

Я рассмеялась, потому что он беспокоился, что, возможно, причинил мне боль своим признанием, думая, что у меня не может быть детей, но он мало что знал…

Может быть, я смогла бы найти способ сказать ему об этом в Нью-Йорке. Мой разум лихорадочно работал, когда я начала строить свой тщательно продуманный план. Ларк и Роуэн могли бы даже поучаствовать в этом…

— У вас дома не было шумно? — спросила я, возвращаясь к текущей задаче.

— Я был единственным ребенком, но мне нравилось ездить в Букингем со своими кузенами. Мои любимые воспоминания сосредоточены вокруг длинного обеденного стола, за которым сидит шумная и несносная семья.

— В моем доме тоже всегда было тихо. Я даже толком не знаю, каково это – иметь шумную семью. Вся наша семья живет по всей стране, и мы никогда не были с ними близки.

— Что ж, однажды мы поедем в Лондон, и ты сможешь познакомиться со всеми Виндзорами и посмотреть, каково это – быть в окружении сотен членов семьи.

Я улыбнулась. Его двоюродная сестра обручилась в начале месяца, и мы уже планировали поехать в мае на ее свадьбу. Господи, помилуй. Я все еще не могла поверить, что буду присутствовать на королевской свадьбе с большим беременным животом.

Рука Рида потянулась через стол, чтобы взять меня за руку, когда мне на глаза попался чек из ресторана.

Рид Виндзор.

Буква «В» в Виндзор была написана точно так же, как «В» в моих записках. Даже изящное написание его имени выглядело похожим.

Мой желудок сжался, как и моя рука на его, и мне пришлось задержать дыхание, чтобы оно не вырвалось у меня изо рта. Все вокруг меня оборвалось, мое зрение сосредоточилось на маленьком листке бумаги, когда меня осенило.

Глаза Рида сузились:

— В чем дело, любимая?

Я перевела взгляд с чека на Рида, не желая полностью соединять точки, хотя я уже соединила их достаточно, чтобы почувствовать себя абсолютно обманутой. Я не хотела в это верить. Если он был тем, за кого я его принимала, то он лгал, и все, что, как мне казалось, я знала о нем, теперь казалось неправдой.

Порывшись в маленьком кармашке на внутренней стороне сумочки, я вытащила одну из своих любимых записок и шлепнула ею по столу, звук эхом отразился от стен маленького ресторанчика:

— Это ты написал?

Глаза Рида расширились, когда он увидел свой чек и мою записку, лежащие рядом. Он покачал головой, и я подумала, не пытается ли он придумать еще одну ложь.

— Ты… ты «В.»?

Он уклонился от записки, но его тело сжалось рядом с моим.

Когда я, наконец, оторвала взгляд от стола, рот Рида был широко открыт, кожа между его глазами натянута.

— Любимая… — начал он.

Я подняла руку:

— Черт возьми, Рид. Отвечай на вопрос, — прорычала я, понизив голос, чтобы семья рядом с нами не услышала. — Ты. И. Есть. «В.»?

Он вздохнул и потер нос, избегая моего взгляда.

Я покачала головой, чувствуя, что весь мой мир вот-вот взорвется. На самом деле, это уже произошло. Рид был лжецом.

Или, может быть, он уклонялся. Или пренебрег мной. В любом случае, он предал меня. Каждая эмоция, которую я испытывала, когда Брэндон уходил, тут же вернулась с сильным ударом. Все раны, нанесенные потерей его, те, что зажили и покрылись шрамами, снова открылись, моя кровь полилась на пол. Только на этот раз все было еще хуже. То, что я чувствовала к Риду, превзошло то, что я испытывала к Брэндону все эти годы назад.

Возможно, Рид и Брэндон, в конце концов, не такие уж и разные, и осознание этого причинило мне больше боли, чем я когда-либо могла себе представить.

— Я был… — начал он.

Я встала. Я не могла слушать, что он хотел сказать. Осколки моего сердца разбились в груди, но я знала, что должна уйти.

Он следовал вплотную за мной.

— Не делай этого, — взмолился Рид, и я услышала отчаяние в его голосе. Дрожь в его словах. Мольбу в его тоне.

Я повернулась к нему, почувствовав каждую унцию потери в ту секунду, когда наши взгляды встретились.

— Я делаю? Рид. Это ты, — я указала на него кончиком пальца, упершись ему в грудь, с хмурым выражением на лице. — Ты сделал это. Ты солгал мне, — я вытерла нос, отвернулась и обошла кого-то, покидающего контрольно-пропускной пункт.

— Черт, я… Чарли, прекрати.

— Нет, — я резко повернулась к нему, мое сердце и разум, наконец, согласились с тем, что они оба чувствовали. — Даже после того, как я рассказала тебе, что случилось с Брэндоном.

Он двинулся ко мне, но я развернулась на каблуках. Это было слишком больно. Предательство было слишком ошеломляющим. Я не могла смотреть на него.

— Я хочу объяснить.

— Объяснить, что ты решил писать мне записки, а потом солгать об этом, когда я напрямую спросила тебя? — я бросила через плечо: смеясь, я скрежетала зубами. — Ты хотел стереть Брэндона, но оказался такой же, как и он.

Он схватил меня за руку, его пальцы сжались на моей коже, заставляя меня повернуться и посмотреть на него:

— Я – не Брэндон.

— Ты смог обмануть меня, — я швырнула скомканную записку ему в грудь. — Потому что ты ведешь себя точно так же, как он.

Его лицо обмякло, с кожи отхлынула вся кровь:

— Я не хотел потерять тебя. И я знаю, что это дерьмовое объяснение, но это правда. Я думал, ты расстроишься.

— И все же, мы здесь.

Он моргнул, его рука крепче сжала мою руку:

— Я сделал все, чтобы удержать тебя, Чарли.

— И все же, ты сделал именно то, что оттолкнуло меня, — я сглотнула, сдерживая слезы, которые неизбежно должны были пролиться, как только я выберусь из этого чертова аэропорта. — Ты солгал.

— Мне жаль, — сказал Рид, когда его собственные глаза наполнились слезами. — Мне так чертовски жаль. Жаль, что я не могу вернуть все обратно.