День девяносто восьмой

Шай стояла на коленях посреди разложенных на полу листков бумаги с неразборчивыми записями и рисунками печатей. Забрезжил рассвет, солнечный свет проник сквозь витражное окно, рассыпав по комнате алые, синие и фиолетовые пятна.

Перед Шай на металлической пластине клише вниз лежала духопечать, вырезанная из отполированного камня. Затвердевший духокамень походит на стеатит или любой другой мелкозернистый камень, но отличается красными вкраплениями, словно его запятнали каплями крови.

Шай устало поморгала. Она и правда собирается бежать? Сколько она спала?.. Часа четыре за последние три дня?

Безусловно, с побегом можно подождать. Безусловно, можно отдохнуть. Хотя бы денек.

«Отдохнуть, — оцепенело подумала она, — и не проснуться».

Шай застыла на коленях. Печать казалась ей самой прекрасной вещью в мире.

Ее предки поклонялись камням, что по ночам падают с неба. Их называли душами низвергнутых богов. Мастера-резчики обрабатывали их, придавали им форму. Раньше Шай считала это глупостью. Зачем поклоняться тому, что сам же и создал?

Стоя на коленях перед своим шедевром, она наконец поняла. Казалось, в эту печать она вложила всю себя до последней капли, сумев вместить два года работы в три месяца и завершить ее за одну отчаянную, неистовую ночь. Этой ночью она внесла изменения — кардинальные изменения — в свои записи и в саму душу. Неизвестно, то ли их породил финальный, потрясающий образ окончательного результата… то ли эти изменения лишь ошибочные идеи, вызванные утомлением и заблуждением.

Не узнать, пока печатью не воспользуются.

— Оно… готово? — спросил один из стражников.

Стражники сидели в дальней части комнаты у камина, освободив ей место на полу. Шай смутно помнила, как отодвигала мебель. Какое-то время она вытаскивала стопки листков из-под кровати, потом полезла под нее за остальными.

Готово ли?

Шай кивнула.

— И что же это? — спросил стражник.

«Ночи, — подумала Шай. — Ну да, они же ничего не знают».

Во время ее разговоров с Гаотоной рядовые стражники каждый раз выходили из комнаты.

Вероятно, бедняг отправят на какой-нибудь отдаленный форпост империи, и остаток жизни они будут охранять перевалы к далекому полуострову Теоиш или что-нибудь в этом роде. Спрячут концы в воду, чтобы стражники даже случайно не проговорились о том, что видели.

— Спросите у Гаотоны, если интересно, — тихо ответила Шай. — Мне запрещено рассказывать.

Она с трепетом уложила печать вместе с пластиной в заранее приготовленную шкатулку. Печать уютно расположилась на красном бархате, пластина в форме большого тонкого медальона — в углублении под крышкой. Шай закрыла шкатулку и придвинула к себе вторую, чуть побольше. В ней лежали пять печатей, которые она вырезала и подготовила для предстоящего побега. Если, конечно, удастся сбежать. Две печати Шай уже использовала.

Поспать бы пару часов. Хоть пару…

«Нет. Лечь в кровать я все равно не могу».

Но было бы чудесно свернуться калачиком на полу…

Дверь начала открываться. Шай затопила паника. Кровопечатник? Он должен валяться в беспамятстве, упившись после стычки с бойцами!

На миг ее охватило странное чувство облегчения. Если явится кровопечатник, сбежать сегодня у нее ни единого шанса. Можно будет поспать. Неужели Хурли и Йил не устроили ему взбучку? Шай была уверена, что хорошо их изучила, но… поняла, что из-за усталости делает поспешные выводы. Дверь открылась, но вошел не кровопечатник.

Это был капитан Зу.

— Вон, — рявкнул он на стражников.

Те подскочили.

— И вообще, на сегодня свободны, — добавил Зу. — Я послежу за ней до конца смены.

Отдав честь, стражники вышли. Шай почувствовала себя раненым лосем, отбившимся от стада. Дверь закрылась, и Зу медленно, многозначительно повернулся к ней.

— Печать еще не готова, — солгала Шай. — Так что можешь…

— Ну и пусть. — Зу растянул губы в широкой улыбке. — Помнится, три месяца назад я тебе кое-что пообещал, воровка. Должок не оплачен.

В комнате царил полумрак, лампа догорала, а рассвет только занимался. Шай попятилась, на ходу меняя план. Все должно быть не так. C Зу ей не справиться.

Ее губы продолжали шевелиться, отвлекая его и разыгрывая придуманную на ходу роль:

— Когда Фрава узнает, что ты приходил сюда, она будет в ярости.

Зу обнажил меч.

— Ночи! — Шай отступила к кровати. — Зу, не надо. Меня нельзя убивать, печать еще не готова!

— Твою работу закончит другой, — зловеще ухмыльнулся Зу. — У Фравы есть другой поддельщик. Считаешь себя самой умной? Наверняка придумала отличный план побега на завтра. Но в этот раз мы тебя опередили. Не ожидала, лгунья? Я с радостью тебя прикончу. С огромной радостью.

Он сделал выпад, и острие меча рассекло блузку на боку Шай. Она отскочила с криком о помощи. Она все еще играла роль, но в актерской игре не было нужды: сердце колотилось, паника нарастала. Шай забежала за кровать, чтобы та оказалась между ней и Зу.

Зу широко улыбнулся и запрыгнул на кровать.

Кровать под ним тут же сломалась. Когда ночью Шай доставала из-под нее записи, то подделала деревянную раму так, чтобы та стала ненадежной, изъеденной насекомыми. Кроме того, Шай располосовала снизу матрас.

Зу едва успел крикнуть, как кровать полностью развалилась и рухнула в дыру в полу. Подсказкой для Шай стал запах плесени, который она ощутила, когда впервые вошла в комнату. Согласно отчетам деревянные балки вверху могли прогнить, а потолок — обвалиться, если бы протечку быстро не обнаружили. Благодаря простой и очень правдоподобной подделке не выдержал пол.

Зу свалился в пустую кладовку этажом ниже. Тяжело дыша, Шай заглянула в дыру. Зу лежал среди обломков кровати, остатков матраса и подушек. Скорее всего, он останется жив: ловушка предназначалась для одного из обычных стражников, к которым она не испытывала неприязни.

«Не совсем, как я планировала, — подумала она, — но сойдет».

Шай бросилась к столу и принялась собирать вещи: шкатулка с печатями, душа императора, запас духокамня и чернила. И две книги, в которых подробно описывались созданные печати, — официальная и настоящая.

Официальную Шай швырнула в камин и, остановившись перед дверью, начала отсчитывать удары сердца.

Она с мукой смотрела на пульсирующую метку кровопечатника. Наконец, после нескольких томительных минут, печать на двери вспыхнула в последний раз и… исчезла. Кровопечатник не вернулся вовремя, чтобы ее обновить.

Свобода.

Шай выскочила из комнаты, теперь отделанной золотом и серебром. В ней она провела последние три месяца. Коридор, такой близкий, казался другой страной. Шай прижала одну из трех подготовленных печатей к своей блузке, подделывая ее под одежду дворцовой прислуги. Слева на груди появились официальные знаки различия.

Со следующим этапом нужно поспешить. Скоро или явится кровопечатник, или очнется Зу, или сменятся стражники. Шай хотелось бегом добраться по коридору до конюшни.

Но если человек бежит, значит, либо в чем-то виноват, либо спешит выполнить важное поручение. И то, и другое запомнится. Поэтому Шай двинулась вперед быстрым шагом с таким видом, будто знает, что делает, и ей нельзя чинить препятствия.

Вскоре она очутилась в более людной части огромного дворца. Никто ее не остановил. На одном из устланных коврами перекрестков она остановилась сама.

Справа длинный коридор вел ко входу в покои императора. Печать словно хотела выпрыгнуть из шкатулки, которую она несла в правой руке. Почему Шай не оставила ее в комнате, чтобы ее нашел Гаотона? Заполучив печать, арбитры гонялись бы за ней с меньшим усердием.

Можно бросить ее прямо здесь, в коридоре, увешанном портретами древних правителей и заставленном поддельными старинными вазами.

Нет. Шай взяла печать с собой не просто так. Она подготовилась проникнуть в покои императора и с самого начала знала, что будет делать.

Уйти сейчас — значит, так и не узнать, получилась ли печать. Это как построить дом, но не побывать внутри. Как выковать меч, но ни разу им не взмахнуть. Как создать шедевр и убрать его подальше, чтобы больше никогда не видеть.

Шай повернула направо.

Как только в поле зрения никого не оказалось, она перевернула одну из ужасных ваз и сломала оттиск на донышке. Ваза тут же превратилась в невзрачную глиняную версию самой себя.

Времени у Шай было в избытке, и она выяснила, где и кто именно мастерил эти вазы. Четвертая из заготовленных печатей превратила вазу в копию золотого ночного горшка. С горшком под мышкой Шай подошла ко входу в императорские покои и кивнула стражникам.

— Я тебя не знаю, — сказал стражник.

Шай тоже не знала этого парня с прищуром и шрамом на лице, что было ожидаемо. Стражников, которые присматривали за ней, держали отдельно от остальных, чтобы они не трепались о своих обязанностях.

— О, прошу прощения, — пристыженно произнесла Шай. — Мне поручили эту обязанность только сегодня утром.

Покраснев, она достала из кармана квадратик плотной бумаги, помеченный печатью и подписью Гаотоны. И то, и другое она подделала старым добрым способом. Очень удобно, ведь он сам позволил насоветовать ему, как обеспечить безопасность императорских покоев.

Шай беспрепятственно прошла дальше. Первые три комнаты обширных императорских покоев пустовали. За ними оказалась запертая дверь. Чтобы попасть внутрь, Шай пришлось воспользоваться той же печатью, что она прикладывала к кровати, и подделать дверь так, чтобы древесина стала изъеденной насекомыми. Печать продержалась недолго, но, чтобы открыть дверь, хватило и пары секунд.

Шай оказалась в спальне императора. Именно сюда ее привели в самый первый день, когда предложили сделку. Кроме лежавшего в постели императора в комнате никого не было. Император не спал и незряче пялился в потолок.