Но мы можем создавать свет. И это один из способов: почувствовать, как в тебе вскипает понимание собственной цели в жизни.

Затем Прядка увидела, как по палубе шагает капитан, и боль в животе — не только от пинка — снова дала о себе знать.

— А капитан не разозлится, если застанет меня за штурвалом?

— Возможно. Только она все равно ничего не сможет поделать. По традиции древней, как само море, только рулевой решает, кому доверить корабль. Даже Ворона не посмеет пойти против. Если бы я захотела, то могла бы не подпускать ее к штурвалу.

В доказательство своих слов Салай показала Прядке корабельный компас и карту звездного неба, хранившиеся рядом в шкафчике. Она велела Прядке скорректировать курс на несколько градусов, чтобы увести корабль к востоку от скопления крупных скал, торчащих впереди.

— В этом и заключается работа рулевого — защищать корабль, — сказала Салай с отстраненным выражением лица. — Вести его твердой рукой, прочь от опасностей. Подальше от штормов и взрывов спор. Беречь от беды…

Прядка проследила за взглядом Салай. Та пристально смотрела на капитана Ворону.

— Она вынуждает команду зайти дальше, чем им хочется. — Прядка осторожно выбирала слова.

— Мы приняли решение вместе, — возразила Салай. — Мы несем ответственность за наши поступки.

— Она безрассуднее остальных. Она…

Прядка чуть не проговорилась о том, что узнала насчет капитана и Лаггарта, но вовремя одумалась. Выдвигать подобные обвинения неблагоразумно. Она едва знала Салай, да и других членов команды.

— Ворона — человек суровый, — отозвалась Салай. — С этим не поспоришь. Но, возможно, именно этого и не хватает команде. Теперь, когда мы стали смертобежцами.

Так, по крайней мере, она сказала вслух. Однако в ее пристальном взгляде уважения к капитану сквозило куда меньше.

— Я не могу понять, зачем вы на это пошли, — тихо произнесла Прядка. — Стали теми… кем стали.

— Справедливый вопрос. Полагаю, у всех свои причины. Мне пришлось выбирать: либо это, либо попрощаться с мореходством. Может, так и следовало поступить. Просто… стоять на палубе и держать в руках штурвал, что-то в этом есть. Что-то особенное. Луны, когда я так говорю, то похожа на чокнутую. Я…

— Нет. Я понимаю.

Салай внимательно посмотрела на Прядку и кивнула.

— В общем, мне нужно кое-кого отыскать. Рано или поздно я пристану к берегу и встречу отца. Оплачу его долги, и мы вернемся домой. Наверняка это случится уже в следующем порту…

Она подняла компас и вгляделась в горизонт.

Прядку кольнуло от стыда, но причины она не поняла. Да, в голосе Салай чувствовалась тоска по человеку в беде. И решимость помочь, потому что больше некому. Но с какой стати Прядке стыдиться своего…

Штурвал в руках дернулся, и весь корабль затрясся. Прядка ухватилась крепче, испугалась, что из-за нее матросов скинет с такелажа, и выправила руль, повернув вправо. «Воронья песня» перестала дрожать и, пока Прядка пыталась совладать со штурвалом, медленно сбавила ход и замерла на месте. Бурление прекратилось.

Тяжело дыша и обливаясь потом, Прядка повернулась к Салай. Рулевая, как обычно невозмутимая, просто кивнула.

— Могло быть и хуже.

Заметив состояние Прядки, она добавила:

— Пожалуй, тебе стоит передохнуть.