В глубине души ей не нравилось, когда ее задирают. Не нравилось настолько, что она пересилила свое нежелание докучать. Ей не нравилось, как герцог задирает Чарли. Не нравилось, как инспекторы задирают портовых работяг. А еще больше ей не нравилось противостоять женщине, которая считала, что может делать все что пожелает и с кем пожелает.

— У вас нет корабельного проращивателя, — сказала Прядка.

Капитан Ворона застыла на полдороге.

— Он мертв, — добавила Прядка. — Вам нужен кто-то на его место, но Даги ни за что не согласятся. Иначе вы бы уже давно кого-нибудь заставили. Они велели мне наполнять зефирные мешочки. Они боятся спор.

— А ты нет? — спросила из темноты Ворона.

— Еще как. Но я поняла, что здравое уважение к спорам помогает проращивателю оставаться в живых.

Тишина. Ворона, тень в ночи, наблюдала и оценивала, выпуская в изумрудное небо клубы дыма.

— Да, тут ты права, — наконец сказала она. — Ты пешком прошлась по спорам. Тебя ранило зефирным взрывом в лицо. И ты все равно готова работать со спорами? Да… ты могла бы пригодиться. Пожалуй, у меня есть для тебя идеальное место.

Прядка нахмурилась. Они точно говорят об одном и том же?

— В общем, добро пожаловать на «Воронью песню», проращивательница, — объявила капитан, открыв дверь в каюту. — Добычи с первых трех рейдов ты не получишь, но потом вправе рассчитывать на офицерскую долю. Кроме того, тебе нельзя есть с остальной командой. Будешь ходить к Форту за объедками. Проращиватели те еще чудаки, а я не хочу, чтоб споры попали в еду.

— Я… да, капитан.

— И больше не лги мне. Или мы узнаем, что ждет человека, который проглотил мешочек с зефирными спорами. Доктору Улааму это всегда было любопытно.

Ворона поднесла к губам фляжку и закрыла за собой дверь.

Колени у Прядки обмякли, как топленый жир. Она плюхнулась на палубу и покрепче затянула на себе красный инспекторский сюртук. Она была в ужасе от того, что сотворила, но полна решимости. И знала — чувствовала, — что поступает верно.

К добру или к худу, Прядка стала пиратом.