Проклятье.

Он схватил меня за плечи и развернул, пальцами расчесывая мои волосы. От этого прикосновения у меня по спине побежали мурашки. Я хотела прислониться к нему, почувствовать, как он обнимает меня.

Вместо этого я подождала, пока он закончит, а затем начала спускаться с хребта.

— Эрин, я спускаюсь, — позвала я, оглядываясь на него. — Подожди меня, я сейчас буду.

Буни смотрел, как я ухожу, не делая ни малейшего движения, чтобы последовать за мной. Это тоже было ново. Мы сражались друг с другом столько же, сколько играли на протяжении многих лет, но чаще всего это были мы против всего мира — я привыкла иметь его за своей спиной. Теперь этого мальчика больше не было. Он превратился в кого-то другого. Кого-то жесткого, свирепого и, может быть, даже немного пугающего.

Но я хотела, чтобы он снова поцеловал меня. Отчаянно хотела.

Эрин начала болтать о танцах на выпускном, когда я подошла к ней, не обращая внимания на потрясшие мир события, которые произошли дальше по склону. Я последовала за ней вниз к дороге, и мы пошли по гравию к трейлерной стоянке.

— Все остальные уже разошлись по домам, — заявила она. — Мне потребовалась вечность, чтобы найти тебя. Что ты там делала?

Я пожала плечами.

— У меня не было пяти долларов. Я не могла позволить Буни найти меня.

— Неважно, — ответила она, и я задалась вопросом, слушала ли она вообще. Скорее всего, нет. Она никогда не слушала. Обычно это выводило меня из себя, но сегодня это было именно то, что мне было нужно.

Было чуть больше пяти, когда мы проскользнули через древний деревянный забор, окружавший трейлерный парк «Лощина на Шестой Миле», у которого не хватало по меньшей мере половины досок. Мой папа сидел перед телевизором со своим пивом, а мама работала в продуктовом магазине в ночную смену. Это даст мне достаточно времени, чтобы приготовить ужин для нашего обычного вечера.

Но как только мы добрались до центральной грунтовой подъездной дорожки, я поняла, что это был необычный вечер.

Мои шаги замедлились, когда я увидела группы встревоженных, расстроенных взрослых. Некоторые из них плакали. Дети сидели на ступеньках, наблюдая за происходящим широко раскрытыми глазами. В доме Блэкторнов бабушка Аврора стояла на крыльце с потерянным видом. Никогда не видела ее такой — обычно она была скалой, держащей всех нас вместе, всегда готовой принести горячее печенье и стакан холодного молока. Мой желудок сжался. Это было плохо. Действительно плохо. Страх и кое-что похуже повисли в воздухе.

— Что происходит? — спросила Эрин, ее голос дрогнул. Шанда подбежала к нам, ее лицо было испачкано черной тушью.

— Вы не видели Буни? — спросила она, затаив дыхание.

— Он, вероятно, прямо за нами, — сказала я ей, игнорируя острый взгляд Эрин. —Что случилось?

— На серебряном руднике пожар — все плохо. Очень плохо.

— Это невозможно, — возразила я, сбитая с толку. — Там внизу сплошная скала. Что может гореть?

— Никто не знает, но он определенно в огне. Отчим Буни сегодня был там. Как и Джим Хеллер, Пит Глиссон и Бак Блэкторн. Нам нужно найти Буни и доставить его туда, потому что его мама сошла с ума. Никто не знает, выбрались они оттуда или нет.

Вот дерьмо.

Мама Буни с годами стала немного безумной. Не то чтобы его отчим был таким сексуальным, но Кэнди Гилпин и в хороший день была сумасшедшей. В настоящем кризисе она будет неуправляемой. Например, неконтролируемо стрелять в людей.

— Твою мать, — прошептала я, пробегая по пыльной земле к своему дому. Бросив рюкзак на крыльцо, я схватила велосипед и покатила по подъездной дорожке к дороге.

Буни не мог так сильно отстать, не так ли?

Две минуты спустя я увидела его, больше похожего на мужчину, чем на мальчика, пока он шел мне навстречу. Мой велосипед так резко затормозил, что я чуть не разбилась.

— Что за х*рня?

— Шахта, — выдохнула я. — Она горит. Твой отчим под землей, и ты нужен своей маме.

Лицо Буни побледнело, и я начала слезать с велосипеда, планируя отдать его ему. Но он уже сорвался с места и побежал. Именно тогда я случайно взглянула на небо и увидела это.

Столб густого, черного, маслянистого дыма, медленно поднимающегося над хребтом.

Срань господня.

Что, черт возьми, произошло там, под землей, в темноте?

________

Забавно, как мы превращаем катастрофы в сухие, стерильные цифры.

Три. Именно столько дней потребовалось, чтобы огонь погас. Шестьдесят шесть. Вот сколько самоспасательных дыхательных аппаратов вышло из строя из-за того, что их не отремонтировали или не заменили по графику. Восемьдесят девять человек погибли, большинство в течение первого часа. Некоторых нашли сидящими перед открытыми коробками с ланчем — вот как быстро их убило дымом.

А потом было самое худшее число из всех. Двести четырнадцать. Двести четырнадцать детей потеряли своих отцов в тот день. Один из них родился через несколько месяцев после последних похорон.

Через семь дней после начала пожара спасатели вытащили живыми двух мужчин. Они укрылись под вентиляционным отверстием почти на целый километр ниже поверхности, неглубоко дыша и молясь, когда струйки темного ядовитого дыма поднимались и рассеивались менее чем в двадцати метрах от них.

Отчим Буни был одним из них.

Нью-Йорк Таймс поместила фотографию выживших на первой полосе, показав их в тот момент, когда они, спотыкаясь, впервые вышли на свет. После этого были слушания в Конгрессе по безопасности на шахтах, хотя, по словам местного профсоюза, это ничего не изменило. Шахта закрылась на шесть месяцев. Затем она снова открылась и начала работать как обычно, потому что цена на серебро росла.

Но ничто из этого не имело значения для нас с Буни. Его отчим объявил в прямом эфире, что он никогда больше не спустится под землю. А затем он собрал семью, и они уехали из Каллапа в восточную Монтану.

Я не видела Райли Буна до последнего года обучения в средней школе. Но к тому времени я уже встречалась с Фареллом Эвансом почти восемнадцать месяцев…