Парализующая боль пронзила мой живот, как треснувший пластик, настолько невыносимая, что я сжала свое тело до синяков, пытаясь уменьшить ее тяжесть.

Внезапно в мой нос ударил запах кедра и сосны и мягкое давление на голову сбоку, когда кто-то попытался заговорить со мной сквозь надвигающуюся тьму моего разума.

— Ксан, — пробормотала я, прежде чем потерять сознание. —Убедись, что ты спас нашего ребенка.

img_19.jpeg

img_27.jpeg

Когда я проснулась, кто-то кричал.

Децибел врезался мне в виски, словно колья, вбитые в землю.

Я попыталась открыть рот, чтобы пожаловаться, но мой голос замер, словно порхающая бабочка в горле.

И тогда шум просочился сквозь туман дремоты и боли, чтобы по-настоящему проникнуть.

Это был Ксан, и он кричал на кого-то.

— Кто, черт возьми, тебя на это подтолкнул?

С огромным усилием я открыла глаза и прищурилась от яркого света, который ослеплял мое зрение даже в темной комнате.

Александр держал пожилого доктора Фарли за шею у стены нашей спальни в доме Мейфэр.

Я смотрела, как он снова и снова врезал его в стену, его лицо исказилось от неистовой ярости.

— Я задал тебе вопрос, — взревел он, отступая назад, подняв кулак, чтобы ударить им в стену рядом с головой Фарли.

Сухая стена и пыль взорвались вокруг руки Александра, и он ударил кулаком в стену, а затем вытащил обратно.

—Следующий удар будет по твоему лицу. А теперь скажи мне, кто заплатил тебе за то, чтобы ты не давал ей противозачаточные средства? Александр повторил в более низком регистре, но его голос дрожал от сдерживаемой ярости. —Если ты не скажешь мне сейчас, я затащу тебя в Перл-Холл, повешу на деревья на опушке леса и сдеру с тебя кожу, как с убитого оленя.

— Я, это, — заикаясь, пробормотал Фарли, его глаза были настолько дикими, что его веки приоткрылись в складках глазниц. — Прости, но он страшнее тебя, когда дело доходит до этого.

Звук животного вырвался из горла Александра, когда он подтащил человека к двери, рывком открыл ее и вышвырнул в холл.

Мгновенно появился Риддик, его рыжий цвет лица стал багровым от гнева.

— Он заговорит или умрет, — приказал Александр, прежде чем с лязгом захлопнуть дверь и прислониться к ней спиной.

Он закрыл глаза и провел рукой по усталому лицу. Впервые с тех пор, как я его встретила, он смотрел каждую минуту своих тридцати пяти лет.

— Ксан? — я прохрипела один раз, слово мертвым грузом упало на одеяло, подвернутое мне под подбородок. —Александр?

Тут же его глаза распахнулись и встретились с моими.

Они были наполнены, как хрустальные шары, бурлящей мукой эмоций, но я не обладала достаточной экстрасенсорикой, чтобы расшифровать их.

Я слабо похлопала по кровати, слишком уставшая, чтобы говорить с ним издалека.

Он был рядом со мной в мгновение ока, осторожно откинул тяжелые одеяла, чтобы проскользнуть под них и мягко перевернуться на мой бок так,  что он склонился надо мной. Его пальцы потянулись к моим волосам, дергая и скручивая прядь, чтобы успокоить больше себя, чем меня.

Он любил мои волосы и черпал в них утешение даже больше, чем я.

— Какой ужасный конец твоего дня рождения, — рискнула сказать я, позволив на мгновение закрыть глаза, впитывая тепло и комфорт его тела.

— Не шути, Козима. Я открыла глаза, когда он назвал меня по имени, и увидела трезвость его лица. — Ты знала, что беременна?

Я зажмурилась, когда пустой остаток боли пронзил пустые стенки моего чрева.

— Больше не беременна, — прошептала я.

— Нет, — неумолимо согласился он. —Ты знала?

—Я предполагала. Последние несколько дней я была чрезмерно эмоциональна и меня тошнило.

Я почувствовала, как его пальцы коснулись моей шеи, и поняла, что на мне все еще жемчужно-рубиновый ошейник. — Посмотри на меня, Красавица.

Когда мои глаза открылись, они были полны слез, которые я не хотела, чтобы он видел. Одна слезинка упала со скалы моего нижнего века и прожгла дорожку по моей щеке. Александр остановил его костяшкой и поднес соленую каплю к губам.

—Мне жаль, что это случилось с тобой, — сказал он, наполненный серьезностью, которая давила тяжестью на мое больное сердце.

Его боль делала мою еще более острой.

— Мне кажется, я всегда это говорю, — признался он, накручивая мои волосы.

— Да, — беззлобно согласилась я.

Я так много пережила из-за него.

Но я тоже так выросла, точно так же я вырасту из пепла этой последней трагедии, как феникс.

— Такая душераздирающе красивая, такая дико храбрая, — прошептал он.

— Ммм, — промычала я, снова закрывая глаза, потому что его красивое лицо в сочетании с красивыми словами было слишком сложно для меня, даже когда я была в полной силе. —У меня в голове что-то не так.

—У тебя сильное сотрясение мозга, ушибы ребер, вывих лодыжки и бесчисленное количество синяков. Это было неприятное падение, которое, честно говоря, могло быть намного хуже. Когда… — Он вдохнул укрепляющую силу воздуха, а затем медленно выдохнул. —Когда я увидел тебя лежащей там, я сначала подумал, что ты сломала себе шею.

— Кто-то толкнул меня, — пробормотаал я, вспомнив характерный отпечаток двух рук, прижатых к моей спине, словно мокрый бетон.

Я знала, что всегда буду чувствовать их там, шрам в моей памяти, оставшийся на моей плоти.

—Мне показалось, что я увидел фигуру позади тебя, но я был слишком далеко, чтобы что-то разобрать. У тебя есть какие-нибудь мысли о том, кто это мог быть?

Я покачала головой. На балу не было никого, кого бы я даже знала.

— Кто-нибудь еще знал о ребенке?

—Я думаю, миссис Уайт догадалась сегодня вечером, когда помогала мне собираться, — призналась я. — Но я сомневаюсь, что она пришла бы на бал, чтобы столкнуть меня с лестницы. Она могла бы найти гораздо более подходящее время или способ избавиться от меня, или от ребенка, или от того и другого здесь или в Перл-Холле.

Глаза Александра уставились вдаль, когда он сузил круг подозреваемых в своем уме.

— Откуда ты узнал, что доктор Фарли не давал мне должных противозачаточных средств? — спросила я, дрожа от холода, пробежавшего по мне.

— Тебе холодно, — заметил он, нежно подхватывая меня на руки, а затем осторожно передвигая нас обоих к краю кровати, чтобы он мог встать и отнести меня в ванную.

Я молчала,  моя рука сомкнулась за его шеей, пока он сидел на краю ванны и включал краны. Ванная тут же наполнилась паром и ароматом моей пряной пены для ванны, когда он вылил половину бутылки на дно.

Наконец, он посмотрел на меня в своих объятиях, и его неистовый гнев немного померк при этом виде.

— Риддик некоторое время подозревал этого человека, и когда он сделал анализ крови после того, как Лэндон высек тебя, он подумал, что что-то не так. Это было естественным предположением. Когда я позвал его сюда под предлогом, чтобы он обратился к тебе, я столкнулся с ним, и он был легко сбит с толку.

—Но он не признался, кто попросил его сделать это.

—Нет. Его челюсти сжались, когда он развязал галстук моего пушистого махрового халата, а затем поставил меня, чтобы избавиться от него, прежде чем помочь залезть в быстро наполняющуюся ванну.

Горячее жало воды ощущалось как блаженная агония в моих воспаленных мышцах, вид двойственности, которую я обычно испытываю с моим Мастером. Я снова погрузилась в пузыри и закрыла глаза.

Через несколько мгновений раздался всплеск, и я завизжала, когда Александр сунул другую ногу в воду. Он мягко подтолкнул меня вперед, чтобы он тоже мог погрузиться между краем огромной ванны и моим телом, а затем удобно расположил меня между своими ногами.

—Что ты делаешь? — спросила я, когда он открыл бутылку с моим шампунем и выдавил гель себе на ладони.

—Купаю тебя,  для разнообразия. Я думаю, ты заслуживаешь всей нежности в мире после того, через что ты прошла сегодня вечером. Откинься назад и позволь мне позаботиться о тебе.

Неохотно я снова положила голову ему на грудь. Его влажные руки работали над моим скальпом, втирая пену в мою ноющую голову с нужной силой.

— Я думала, ты рассердишься, — призналась я, наклоняясь от его прикосновений.

—Я?

— На меня, я имею в виду, — уточнила,—Из-за ребенка.

Я напевала, когда его твердые пальцы гладили мою шею, а затем и плечи.

—Это не твоя вина.

—Все еще…

—Я доказал, что я иррационален? Я бы никогда не возложил на тебя ответственность за что-то подобное, даже если бы ты принимала противозачаточные средства, как и предполагалось. Жизнь никогда не бывает такой, какой мы хотим ее видеть, хитрость в том, чтобы извлечь из этого максимум пользы.

—Так мудро для человека, который, кажется, делает так много вещей, которых не хочет делать.

— Твоя взяла, — признал он. — Хотя редко бывают такие сложные обстоятельства, как эти.

— Чего бы это ни стоило, — промурлыкала я, включив ручную грань и направив горячую воду на волосы, стараясь, чтобы пена не попала в глаза. —Я никогда не встречала никого более способного управлять собственной жизнью. Я думаю, что ты можете выбраться из любой ловушки и получить любое преимущество, к которому стремишься.

Некоторое время он молчал, удовлетворенно ополаскивая мои волосы, а затем успокаивающе водя губкой по моей коже, помня о моих многочисленных синяках.

—Когда ты теряешь свою мать из-за бессмысленного насилия и отсутствия разума, это меняет тебя, — тихо объяснил он. —Любая потеря ожесточает человека, но она была моим союзником в том доме даже больше, чем Эдвард. В детстве мы были слишком разными, а я был на пять лет старше, поэтому считал себя слишком взрослым, чтобы играть с ним во многие игры. Он все еще был в подгузниках, когда меня тренировали в подземелье. Моя мама поддерживала меня с Ноэлем и позаботилась о том, чтобы в моей жизни, полной высоких оценок, спортивных достижений и карьеры в обществе, было свободное время для развлечений. Она умерла, и та часть меня, которая любила легкость и свет, умерла вместе с ней.

Он прижался носом к волосам над моим ухом и глубоко вдохнул мой запах. — Я знаю, ты считаешь, что стоишь лишь цены своей красоты, Козима, но ты недооцениваешь многогранную природу своей красоты. Дело не только в геометрии твоего тела и мокром месте между бедрами, дело даже не в цвете твоих денежных глаз или густоте твоих волос. Это то, как ты заставляешь окружающих чувствовать себя красивыми. Я начинаю понимать, что зависим от того, как я отношусь к себе, когда я с тобой. Как будто я герой, а не злодей.