Нет, я не могла этого вынести.

Не потому, что Данте, которого я поняла за свои короткие недели в Италии, был противоположен своему брату не только внешностью, но и темпераментом. Он был более латиноамериканским, страстным, угрюмым и вспыльчивым, с юмором, который мог быть острым, как лезвие меча, или достаточно веселым, чтобы вызвать слезы.

Не для Сальваторе, которым я осталась  недовольна, несмотря на его объяснения. Он был отцом. Мне было все равно, заберет ли мама его когда-нибудь, он должен был приложить больше усилий, чтобы изменить нашу жизнь к лучшему. Несмотря на мои опасения, моя давняя жажда иметь хоть какую-то фигуру отца шевельнулась в глубине души, и я обнаружила, что провелла большую часть своего трехнедельного пребывания в его доме, помогая ему ухаживать за его любимым проектом по выращиванию оливок и слушая, как он рассказывает о своих планах отправить Данте в Америку, чтобы он возглавил там отряд Каморры.

Я думаю, это было больше для того, чтобы Данте мог присматривать за Мамой и Еленой, но я не настаивала. Данте носил фамилию Сальваторе в Неаполе, и было очевидно, что эти двое были связаны, как отец и сын.

В основном, однако, я не хотела такой смерти или преступного конца для Александра. Сколько бы я ни сидела на поле маков на участке Сальваторе и думала о том, как сложилась моя жизнь, я не могла убедить себя не любить цивилизованного человека или зверя, скрывающегося под его кожей.

Я хотела, чтобы он был свободен от своей обязательной вендетты, чтобы он мог сражаться в битвах против Ордена и своего отца, чтобы он мог жить той жизнью, которой он действительно хотел.

Итак, я придумала свой план инсценировки смерти Сальваторе, чтобы Александр мог уйти от убийства Кьяры. Это дало Сальваторе и Данте пространство, в котором они нуждались от полицейского контроля, чтобы перевести свои ресурсы и жизни в Америку, а также позволило им продолжить расследование Ноэля, не зная, что они все еще действуют против него.

Это было идеальное решение этой единственной проблемы.

Оставался только вопрос, что мне теперь делать? Мне казалось невозможным вернуться в рабство в одиночестве, если не считать мгновений дня, которые Александр выкроил, чтобы использовать мое тело как сосуд для своего удовольствия.

Я жаждала большего, чем его редкие моменты привязанности и титул рабыни.

Я хотела, чтобы мне разрешили любить его.

—Ты в порядке? — спросил Александр, наконец повернувшись ко мне, его руки на моем теле искали раны.

Я моргнула ему. —Физически да, но я думаю, что ты только что убил моего отца, Ксан.

Его глаза сверкнули странным светом. —А если бы я это сделал? Ты собираешься осудить меня за то, что я, наконец, отомстил за смерть моей матери? Я годами пытался свалить этого человека законными средствами, но он был скользче, чем угорь.

— Ты так уверен, что он убил ее? Я проводила с ним время, пока была дома, и он, похоже, был убежден в своей невиновности, — осмелилась я. —Я не думаю, что он был хорошим человеком, но опять же, ты тоже.

— Я никогда не убивал невинную женщину и не стал бы.

— Нет, — прошептала я. — Купил, ты купил одну, чтобы использовать против ее собственного отца.

— Я и не думал его убивать, а только предать его правосудию любым доступным мне способом. Он разрушил мою семью.

— Итак, твой план сработал, — сказала я с усталой циничной улыбкой, которая казалась мне неправильной. —Я была как раз подходящей приманкой, чтобы выманить его из укрытия.

Последние остатки триумфа и адреналина исчезли с его лица, и рядом со мной сидел измученный боями человек, утомленный своими демонами и неуверенный в собственной морали.

—Я знаю, в это может быть трудно поверить после того, что произошло, но меня это давно уже не заботит. Он посмотрел на свои руки, словно увидел там кровь, и что-то пробормотал себе под нос. —Я думал, что почувствую себя лучше, когда это будет сделано.

— Тем не менее, ты отправил меня в Италию.

Он вздохнул, грустно, словно сдулась игрушка. —Я не знал, как справиться с тем, что я чувствовал.

—Какое классическое мужское оправдание, — сказала я, хотя ничего не знала о классическом мужском.

Мой опыт ограничивался исключительно Александром, и я сомневалась, что в его поведении было что-то типичное.

Я просто хотела подтолкнуть его за грань его собственных ожиданий в новое место, где он мог бы лучше пролить свет на свою жизнь и выбор. Мне потребовалось три недели с Данте и Сальваторе, чтобы понять, что жизнь редко бывает такой резкой и сухой, как мы пытались заставить ее быть.

Александр поднял колено на сиденье между нами, чтобы лучше видеть меня, и зарылся рукой в ​​мои волосы. Он откинул мой подбородок назад настолько, что угол стал неудобным, а  скальп запел от боли.

Небольшой акт господства сосредоточил меня так же, как и его.

— Что бы ни случилось, я больше никогда тебя не отпущу. Ты меня понимаешь, Красавица? — спросил он, и его убежденность поразила меня, как удар молотка. —Я хочу тебя, нет, мне нужно, чтобы ты была моей во всех смыслах.

Я положила руку ему на запястье, просто чтобы почувствовать силу его пульса и использовать  как метроном, чтобы задать свой собственный. —У тебя уже есть я. Ты владеешь моим телом, духом и валютой. Мне больше нечего тебе дать.

— Но ты знаешь, — настаивал он, сжимая руку, пока я не захныкала, и мой рот не раскрылся. Он наклонился ближе, облизывая мою верхнюю губу, а затем мягко прикусывая мягкий низ. — Можешь дать мне свое имя, чтобы я заменил его своим.

Я моргнула, пытаясь не потерять фокус, когда он уткнулся носом мне в горло и укусил меня за плечо, как животное, помечающее свою пару.

— Ксан, о чем ты говоришь?

— Я хочу, чтобы ни у кого не было сомнений — ни у Ордена, ни у Эдварда, ни даже у Ноэля — что мы связаны друг с другом, и я не позволю, чтобы нас разлучили по какому-либо поводу. Они могут прийти за нами, если захотят, но когда они это сделают, мы будем скреплены вместе в глазах закона как муж и чертова жена.

Я никогда не представляла себе день своей свадьбы. Мои сестры говорили об этом иногда поздно ночью, когда мы должны были спать, а не шептаться о вуалях и тюлевых платьях, но я всегда только слушала, счастливая представить их обстановку и свое место рядом с ними.

У меня не было собственных мечтаний, и свадьба казалась мне сном.

Мне казалось, что я живу одним из них, когда проснулась в свой девятнадцатый день рождения и приготовилась к тому, что моя жизнь снова изменится так же резко, как и годом ранее.

Миссис Уайт уже раздвинула красные бархатные шторы и приказала другим служанкам разложить мой завтрак, проветрить платье, нанести макияж за туалетным столиком, где девушки смогут разобраться с лицом и волосами в пух и прах.

Я не хотела вставать с постели.

Мой желудок завязался узлами искусства шибари, такими же сложными, как мои чувства по поводу дня моей свадьбы.

В каком-то смысле, великом, я была взволнована больше, чем когда-либо. Тайное желание, которое я взрастила в плодородной земле в центре моей души, вот-вот должно было принести плоды.

Я собиралась превратиться из Золушки, из рабыни в аристократку всего за несколько часов. Жемчужный зал станет моим постоянным домом, а Александр — моим вечным Хозяином.

По моим венам должна была течь чистая эйфория, но она была отравлена ​​свинцовым ядом страха.

Александр не делал никаких признаний в любви или каких-либо дальнейших шагов, чтобы втереться ко мне в жизнь. Он по-прежнему сохранял свою отдельную спальню и присоединялся ко мне только тогда, когда ему было удобно. Он по-прежнему был демонстративен после секса и осторожен со мной всякий раз, когда что-то напоминало нам о ребенке, но в остальном он оставался странно отстраненным.

Я беспокоилась, что он не женится на мне по правильным причинам. Что он хотел войны с Орденом, а я — причина сражаться с Ноэлем, а я — растопка и кремень.

Просто еще один инструмент, который он может использовать.

Я замолчала после душа, когда группа слуг порхала вокруг меня, делая мне прическу, макияж и маникюр, пока они хихикали о гостях, еде и, конечно же, о красивом женихе.

— Тебе так повезло, — сказала мне девушка, накрасившая мне губы в темно-красный цвет. —Он самый милый парень, которого я когда-либо видела.

— Не все красивое хорошее, — мрачно сказала я ей.

Когда она только моргнула, я улыбнулась, чтобы смягчить удар, и она восприняла мои слова как шутку, по-девичьи посмеиваясь над моим остроумием вместе с подругами.

—Ты прекрасно выглядишь, любовь моя, — сказала миссис Уайт, нюхая кружевной носовой платок и глядя на мой законченный цвет лица в зеркале.

Я тоже сделала это.

На самом деле, я не думаю, что когда-либо выглядела красивее, чем на своей свадьбе.

Мои волосы были завиты большими свободными волнами, рассыпавшимися до талии, только одна прядь была закинута за левое ухо и заколота одним из маков с моего поля. Платье было подобрано для меня Александром, как и весь  гардероб в Перл-Холле, и, как и все остальные его вещи, оно идеально подходило мне. Оно было в греческом стиле, с застежкой на плечах и золотыми застежками в форме шипов с глубоким вырезом спереди и сзади, обнажавшим огромные участки моей зацелованной летом кожи и неприличную выпуклость моей груди. Это платье идеально подходило к моему колючему жемчужно-рубиновому воротнику, который царственно блестел, как корона на шее.

Я выглядела как принцесса, готовая идти к алтарю навстречу своему принцу.

Слезы нахлынули при обслуживании, казалось, уже в сотый раз за этот день, когда я подумала о лжи в этой иллюзии.

Я не была принцессой, а Ксан, несмотря на все его титулы и деньги, не был принцем.

Мы просто должны были полностью испортить людей, которые нашли небольшое утешение друг в друге.

И я была идиоткой, которая сделала все возможное, чтобы влюбиться в него.