Глава 75. Он был так зол, что больше не хотел с ним разговаривать

– Ты никогда не пробовал его раньше, откуда тебе знать, что это нефритовое цистанхе? – удивленно спросил Янь Уши. – Очевидно, это яд.

Хотя Шэнь Цяо получил внутренние травмы и у него едва хватало сил даже на разговор, он все же мог отличить лекарство от яда.

– Нефритовое цистанхе может излечить только внешние травмы... Оно мне не очень поможет...

Одно из ребер Шэнь Цяо было сломано ударом Сюэтина, и теперь каждый вздох сопровождался пронзающей грудь колющей болью, но для практикующих боевые искусства подобные травмы были обычным явлением. Особенно если вспомнить битву Шэнь Цяо против Кунье – количество полученных травм после было тяжело сосчитать, так что едва ли сломанная кость была большим делом. Куда неприятнее была внутренняя травма.

– Тогда просто выплюнь его, – почти лениво ответил Янь Уши.

Эта штука уже была проглочена до самого желудка, каким образом он мог ее выплюнуть?

Факты доказывали, что препираться с Янь Уши было абсолютно бесполезно. Шэнь Цяо просто замолчал, а затем погрузился в глубокий сон.

Он спал не очень долго: даже с закрытыми глазами его тело находилось в состоянии полусонной бдительности. Когда он проснулся, было уже за полдень. Оглядевшись, он понял, что Янь Уши исчез.

«Янь Уши ушел один?» – это была первая мысль, пришедшая в голову Шэнь Цяо.

Он не без усилий принял сидячее положение и прислонился спиной к каменной стене, стараясь не задевать свои раны. Влажные виноградные лозы нависали над ним, капли росы падали и стекали по его щекам, оставляя после себя прохладу.

Изначально колющая боль в груди превратилась в тупую. Очевидно, нефритовое цистанхе дало свой эффект. Шэнь Цяо принял позу для медитации и начал циркулировать ци, чтобы исцелиться. Спустя один полный оборот истинная ци потекла по всему телу, вызывая теплое ощущение и покалывание в каждый конечности. В результате даже внутренняя травма, полученная ранее, несколько затянулась.

Как только он открыл глаза, из узкого прохода, ведущего ко входу в пещеру, донесся слабый звук шагов.

Шэнь Цяо не встал, поскольку мог определить личность человека по ритму каждого шага. С тех пор, как его зрение было повреждено, он намеренно тренировал слух до такой степени, что постепенно смог распознавать тонкие различия в шагах разных людей. С каждым днем его слух становился прилично острее, чем у других практикующих боевые искусства.

Конечно же, это был Янь Уши. Он вошел с связкой воробьев в руке.

– Куда ты выходил?

– Одолжи мне Шаньхэ Тунбей на секунду, – со вздохом сказал он.

Шэнь Цяо, естественно, не думал, что Янь Уши просит меч, чтобы напасть на него. Он протянул Шаньхэ Тунбэй, который никогда не покидал его тела, и спросил:

– Ты что, столкнулся с Сюэтином снаружи?

Только произнеся это, он увидел, что этот человек попросил его меч, чтобы использовать его в качестве бритвы для перьев воробьев.

– Что ты делаешь?! – закричал Шэнь Цяо.

– Ты предпочитаешь есть воробьев с перьями или вроде того? – Янь Уши казался несколько озадаченным.

Кровь Шэнь Цяо вскипела, и он едва не выплюнул еще один кровяной сгусток.

– Это же Шаньхэ Тунбэй, оставленный мне учителем!

Янь Уши был совершенно спокоен перед лицом ярости Шэнь Цяо.

– А-Цяо, к чему так злиться? Осторожнее, иначе снова начнешь кашлять кровью. Ци Фэнгэ в твоих глазах подобен бессмертному, но, в конце концов, он человек и ему тоже нужно было есть. Может быть, он втайне брился этим мечом за твоей спиной, откуда тебе знать?

Когда он закончил говорить, перья с воробьев были начисто сбриты. Использовать такой длинный и тяжелый меч в качестве кинжала было бы довольно-таки тяжело, но Янь Уши справился с легкостью.

Он окунул меч в ручей, вымыл его от налипших перьев и вложил в ножны, а затем вернул в руки Шэнь Цяо и похлопал его по щеке холодной ладонью.

– Ну, в любом случае, Ци Фэнгэ уже давно мертв, и даже если ты действительно побреешься этим мечом, он не прибежит тебя ругать. Держать меч в сердце, а не в руке – только ты можешь быть таким ребенком. Посмотри на Юй Ая, я сломал его Цзюнь-цзы Буци, и он, не говоря ни слова, сменил его на новый. Я не видел, чтоб он бежал к могиле Ци Фэнгэ, причитая и плача.

Шэнь Цяо был так зол, что больше не хотел с ним разговаривать. К счастью, ранее он распространил ци по всему телу, иначе действительно снова закашлялся бы кровью.

Янь Уши же, напротив, был в прекрасном настроении. Он нашел сухое место, сложил вместе засохшие листья и ветки, а затем развел костер, чтобы поджарить насаженных на вертел воробьев.

Вскоре после этого аромат жареного мяса наполнил пространство пещеры.

Он повернул голову и посмотрел на Шэнь Цяо. Последний с закрытыми глазами циркулировал ци по телу. Вид его профиля был подобен белому нефриту, приобретающему теплое и нежное сияние под солнечным светом. Бирюзовый воротник робы красиво обхватывал изящный контур шеи. Его холодное и аскетичное безразличие выдавало легкую, почти незаметную теплоту.

Янь Уши повидал в своей жизни бесчисленное множество красавиц. Среди них не было недостатка в тех, кто был чист и неприкасаем, как цветок, растущий на самых высоких горах; и все же он никогда не видел никого, кто был бы похож на человека перед ним – похожего на бога с закрытыми глазами, но наполненного великой нежностью человечества с открытыми.

Стоило ему подумать об этом, как Шэнь Цяо открыл глаза.

– Как наступит ночь, я вернусь, чтобы проверить У-Бо и А-Цина.

Янь Уши спокойно снимал каждого воробья с вертела.

– Я уже говорил раньше: Сюэтин должен поддерживать славный образ буддизма, поэтому он не посмеет наложить на них руки. С его появлением существование резиденции стало раскрыто, У Ми и сам знает, как с этим справиться.

От природы он был холодным и отстраненным человеком, который редко принимал близко к сердцу жизни и смерти других людей. По его мнению, поскольку У Ми является членом секты Хуаньюэ, умереть за секту являлось его должной целью. Янь Уши, естественно, не испытывал малейшего сострадания и к А-Цину; однако он очень хорошо знал, каким человеком был Шэнь Цяо. Стоит ему сказать что-то подобное, как тот немедленно вернется, чтобы проверить их.

В прошлом Янь Уши просто холодно наблюдал бы со стороны, но в этот раз, вместо этого, он решил развеять сомнения Шэнь Цяо.

– Знаешь, почему я вернулся с шестью воробьями? – Спросил Янь Уши.

Шэнь Цяо ошеломленно посмотрел на него. Он не понимал, почему Янь Уши вдруг решил спросить его об этом, и подумал, что в этом вопросе есть глубокий смысл. Он слегка склонил голову набок, будто всерьез обдумывая ответ.

Как будто из ниоткуда Янь Уши достал кусок древесной коры и положил на него жаренных воробьев.

Глядя на Шэнь Цяо, он с трудом сдерживал поднимающиеся вверх уголки губ.

На куске коры аккуратно лежало шесть воробьев – один в центре и пять равномерно разложенных вокруг.

– Это блюдо называется «птица в цвету сливы».

«...Он сам придумал такое название?»

– Ты должен съесть того, что посередине, прежде чем сможешь съесть других.

– ...Почему?

– Потому что так будет выглядеть красивее. Если ты начнешь с тех, что по бокам, «цветок сливы» станет неполноценным.

Шэнь Цяо потерял дал речи и заподозрил, что болезнь Янь Уши снова была в разгаре. Он не смог удержаться от нескольких взглядов в его сторону.

Янь Уши взглянул в ответ, улыбнулся ему и мягко сказал:

– А-Цяо, у тебя действительно хватит духу растратить впустую этот мой добрый поступок?

Шэнь Цяо бы никогда не подумал, что получит благодарность от этого человека за то, что он рисковал собственной жизнью, чтобы спасти его. Но благодарность в таком виде... Была слишком странной!

Но, учитывая поведение Янь Уши, Шэнь Цяо подумал, что ему не стоит удивляться, если в следующий раз он сделает что-то вроде «птицы в цвету груши» или «птицы в цвету персика».

В конце концов, некоторым могло быть достаточно скучно, чтобы по размеру расставлять бобы на тарелке во время ужина в гостинице.

Он поколебался мгновение, затем, наконец, взял воробья с середины и откусил от него кусочек.

За исключением отсутствия соли, вкус был неплох.

– Как твоя рана? 

Янь Уши слегка улыбнулся.

– Почему бы тебе не проверить самостоятельно?

Сказав это, он без малейших сомнений протянул руку Шэнь Цяо.

Акупунктурные точки запястья были одними из врат жизни. Не имело значения, насколько высоко боевое мастерство человека, если бы кто-то нацелился на них, нельзя было действовать опрометчиво. Для «Се Лина» сделать подобное было бы обычным делом, но Шэнь Цяо точно знал, что сейчас это был не он.

Он подавил странное чувство в своем сердце, опустил пальцы на запястье Янь Уши и на какое-то время задумался.

– Есть некоторые внутренние повреждения, но они несерьезны, для восстановления хватит пары дней. В горах холодно и сыро, здесь непригодно оставаться. Можно переждать здесь еще несколько дней, но не больше. Каковы твои планы?

– Сначала отправимся в Ханьчжун, – сказал Янь Уши, – затем в Чанъань.

Шэнь Цяо был удивлен. Таким образом они просто пройдутся по кругу.

– Я предполагал, что ты отправишься напрямую в Чанъань. Как только ты войдешь в Чанъань, с силой секты Хуаньюэ и под защитой императора Чжоу, Сюэтин не поспел бы снова напасть.

– Если до Сюэтина дошли новости о том, что я жив, даже если другие еще не знают об этом, то определенно узнают спустя несколько дней. Если мы решим поехать в Чанъань, они это предугадают. Отсюда в Чанъань ведет только одна дорога, если пойдем по ней, нам встретится бесчисленное количество препятствий и засад.

Шэнь Цяо вздохнул. Он тоже уже думал об этом вопросе.

– Ты ведь не думал, что целью Сюэтина и остальных являюсь только я? – Янь Уши усмехнулся.

– Их истинная цель, скорее всего, император Чжоу.

– Верно. Я уже говорил об этом однажды. Если буддисты хотят расширить свое влияние, это возможно только с помощью поддержки правителя. В результате они абсолютно не могут запятнать свои руки преступлением цареубийства. В противном случае, даже без Юйвэнь Юна, независимо от того, кто займет трон в будущем, буддистов не поставили бы на важное положение. То же самое относится к туцзюэ, Объединению Люхэ, секте Фацзин и остальным. Если они сделают что-то подобное, не только их титулы будут незаконно присвоенными, но и в результате они бы сталкивались с неприятностями за неприятностями. Это не так удобно, как если бы кто-то из близких Юйвэнь Юна возложил на него свои руки.