– Я уверен, глава секты Янь всё ещё помнит старых друзей из Заоблачного Монастыря. А вы не очень хорошо выглядите, не так ли?

* (虎落平阳; hǔ luò píng yáng) – «тигр спустился в долину»: потерять власть, лишиться влияния, утратить былое величие.

Мужун Цинь больше не волновался о Янь Уши, который стал врагом всего мира – все политические и военные силы не могли дождаться момента, когда смогут убить его.

Лицо собеседника осталось бесстрастным, даже его глаза выглядели так, будто их только что вымочили в колодезной воде: холод в них пробирал до мозга костей.

Находясь под взглядом этой пары глаз, Мужун Цинь необъяснимо не смог выплюнуть больше неприятных слов, которых подготовил.

Чэнь Гун медленно и грациозно подошёл к ним в сопровождении множества людей.

Сейчас он выглядел очень внушительно; он больше не был тем беспомощным подростком, которого угнетала мачеха, и который в обиде вынужден был сбежать из дома. Окружающая среда меняла манеры человека, а совершенствование могло изменить его внутренние качества – по мере изменения статуса человека, естественно, менялся и его характер.

– Шэнь-даочжан, мы можем выдвигаться?

Шэнь Цяо кивнул.

– Сначала отправимся верхом. Перед въездом в пустыню есть небольшой городок, там мы сменим своих лошадей.

Он выглядел расслабленным и беззаботным, и нисколько не волновался о том, что Шэнь Цяо откажется от своих слов и попытается напасть. Потому что, кроме того, что в его руках был дедушка Баньны, даже если бы Шэнь Цяо попытался взять Чэнь Гуна в заложники, он всё равно остался бы в меньшинстве. Фактически, люди Чэнь Гуна могли пригрозить жизнью случайного деревенского жителя, и у Шэнь Цяо не осталось бы выбора.

Шэнь Цяо и сам хорошо это понимал, поэтому не действовал опрометчиво.

– Зачем тебе халцедон?

Чэнь Гун засмеялся.

– Я думал, что ты спросишь об этом ещё вчера, но ты ждал до сих пор. Халцедон чрезвычайно важен для меня, но руины были заброшены в течение многих лет, и я не знаю, с какими опасностями мы столкнёмся. Больше людей – больше силы. Сначала я не планировал брать тебя, но представление, которое ты устроил в столице, вселило в меня уверенность. С Шэнь-даочжаном мы станем подобно тигру с крыльями*!

* (如虎添翼; rú hǔ tiān yì) – [как если бы] тигру ещё и крылья придать (обр. в знач.: с удвоенной силой, усилиться, окрепнуть).

Шэнь Цяо ничего не ответил. Увидев, что к ним подвели двух лошадей, он сказал:

– Мы поедем на одной лошади.

Чэнь Гун взглянул на Янь Уши и спросил:

– Какого рода травму получил глава секты Янь? Он выглядит немного глупым, неужели он даже не может узнавать людей?

Янь Уши холодно ответил:

– Делоне в том, что я не узнаю людей, мне просто лень с тобой пустословить. Как ты думаешь, достаточно ли прислуживать Гао Вэю, чтобы занять высокое положение? В  глазах этого достопочтенного ты по-прежнему ничтожество.

Лицо Чэнь Гуна немного изменилось, но он протянул руку и остановил Тобу Лянчжэ, намерившегося достать меч.

– Глава секты Янь – настоящий герой, он разбрасывается смелыми словами, даже попав в такое отчаянное положение. Надеюсь, вы будете способны произнести подобную речь, когда люди туцзюэ и буддийские секты узнают, что вы живы.

Янь Уши ухмыльнулся.

– Гао Вэй научил тебя только работать ртом в постели? Если сомневаешься, не стесняйся показать мне, на что ты способен.

Чэнь Гун нахмурился, он был немного ошеломлён. Неужели он получил неверную информацию? Янь Уши не только не умер, но ещё и не получил никаких травм, и все пять великих мастеров были обмануты им?

Он знал, что это крайне маловероятно, но даже самые невероятные вещи казались рациональными и естественными, если они были связаны с таким нарушителем спокойствия, как Янь Уши.

Не говоря уже о Чэнь Гуне, даже Мужун Цинь и Тоба Лянчжэ почувствовали страх.

Точно так же, как большие деревья отбрасывали ещё большие тени, чем громче была слава человека, тем большую защиту она обеспечивала. Одного существования главы секты Хуаньюэ было достаточно, чтобы заставить каждого сомневаться в себе.

Как гласила старая поговорка, зло способно искоренить другое зло. Каким бы сильным Шэнь Цяо ни был, подобного результата ему не добиться.

Чэнь Гун не терял времени даром. С его взмаха руки все оседлали лошадей и были готовы двинуться в путь.

Шэнь Цяо попросил Янь Уши первым сесть на лошадь, а затем сел перед ним, чтобы управлять ей.

Около дюжины лошадей медленно трусили по дороге. Ветер и песок заглушали их голоса. Говорить становилось все тяжелее, потому что стоило открыть рот, как в него забивался песок.

Никому не нравилось есть песок, поэтому все уткнулись подбородками в грудь и общались только жестами рук.

Янь Уши крепко обвил руками талию Шэнь Цяо, его грудь плотно прижалась к спине последнего. Он мягко прошептал Шэнь Цяо на ухо:

– А-Цяо, ты доволен тем, как я с ним справился?

Как только Шэнь Цяо услышал этот нежный тон, он понял, что это никак не мог быть «нормальный» Янь Уши.

Он заметил, что в последние дни вздыхал чаще, чем когда-либо прежде.

– Это Се Лин?

Янь Уши был немного удивлён.

– Откуда ты знаешь, что в прошлом меня звали Се Лин?2

Шэнь Цяо потерял дар речи. 

Автору есть что сказать:

А-Цяо: Кажется, я схожу с ума. 

Лао Янь: Чмок ~ Угадай, кто я сейчас? 

 Некоторые читатели говорят, что А-Цяо спас Лао Яня в первую очередь потому, что через него можно стабилизировать политическую ситуацию в Северной Чжоу. Теперь, когда Лао Янь временно утратил эту функцию, его спасение никоим образом не служит первоначальной цели - а значит, Лао Янь вышел из строя.Это правда, что Лао Янь на его месте, вероятно, махнул бы рукой и ушел. Но на месте А-Цяо находится сам А-Цяо, со своим собственным характером, и он, конечно, не поступил бы подобным образом. Если спасать – то спасать до конца: А-Цяо без своего мягкосердечия не был бы А-Цяо.