Я глубоко втянул воздух, опаливший мне горло, словно призрачный ожог вожделенного мною виски.

— Он навсегда забрал семью, которая могла бы у нас с ней быть.

Хенрик немного помолчал, затем расправил плечи и сказал:

— Это не он убил ее, Ти.

— Это практически все равно, что он! — слова вырвались из груди, на языке разлился вкус крови, и я понял, что прокусил щеку. — Он от меня ее спрятал. Подавленная и одинокая... она не видела другого выхода.

Только она не была одна.

Не совсем.

До отчета о результатах вскрытия никто, кроме Эзры, меня и Грейс, не знал о ее беременности, но я всегда думал, не выяснил ли это каким-то образом Брайант.

Я понял, что встал и со всей силы швырнул свой бокал с дорогой водой, только когда он разбился о дверь и со звоном полетел на пол. Моя грудь вздымалась, гнев вибрировал конечностях, как необузданный ток.

Насилие.

Это я.

Мой смысл жизни.

В том, чтобы запугивать. Заставлять людей подчиняться власти моего отца.

Он отнял у меня все, что я когда-либо любил, поэтому я забыл, как это работает. Чтобы я мог быть его чудовищным орудием, его головорезом и его бессердечным слугой.

И долгие годы я это и делал, потому что это все, что у меня было.

С тех пор, как Картер тогда обнял меня за плечи, я не знал нежных прикосновений братьев и сестер. Не знал любви с тех пор, как Брайант вырвал ее у меня еще до того, как я стал мужчиной.

И, несмотря на годы ожесточения сердца, особой отточки моего ума, я все еще не мог избавиться от глупого человеческого желания заставить моих братьев и сестер снова меня полюбить.

Таким образом, во мне в тандеме существовали эти две, казалось бы, противоположные потребности.

Покончить с Брайантом и вернуть уважение моих сестер и братьев.

И ключом к этому была Бьянка.

Уничтожив годами терроризирующих нас Константинов и Брайанта, я докажу свою верность братьям и сестрам, а также обеспечу свою личную вендетту за то, что они разрушили мою жизнь.

Мне плевать, что она молода.

К семнадцати годам я убил двух человек и перенес бесчисленные побои.

Возраст — это цифра, связанная с течением времени, а не с созреванием человеческого сердца.

А Бьянка оправилась от стольких ударов, что может считаться старой душой.

Она была честной добычей.

Даже если это не так, она была моей игрой. Моим счастливым билетом к свободе и уважению.

Я не позволю никому — ни моим друзьям, ни Бьянке с ее влажными, голубыми бархатными глазами, ни Брэндо с его забавным детским хладнокровием — встать на пути моей миссии.

Кроме того, они были отпрысками человека, который пытался разрушить мою семью и развязал между нами вражду. Именно из-за него я попал в кабалу к отцу. Из-за него я родился в войне, которая будет бушевать до самой смерти Брайанта и даже позже.

Использовать Бьянку Бельканте, чтобы уничтожить семью Константин, это единственный способ вернуть мир в мою семью.

Вернуть мне покой.

И после долгих лет борьбы это было единственным, чего я хотел.

Объятий Картера.

Поцелуев Евы, Софии, Дафны и Лизбетты.

Уважения Люциана и Лео.

Гармонии моей матери, которую прошлое и ее муж довели до пьянства и наркотиков.

Свободы от больных, адских игр Брайанта.

Я посмотрел на лежащий на столе разбитый медальон, бесцеремонно вскрытый одним ударом молотка. Среди треснувших кусочков серебра лежала записка.

Два слова.

La Paloma.

Голубка, по-испански.

Я ожидал большего от основателя Константинов, известного своей загадочностью и хитростью, тем, что он играл в игры лучше, чем кто-либо другой.

Какого черта он оставил своей дочери медальон с таким прозаическим словом?

— Узнайте все, что можно, о связи Лейна Константина с голубями, — приказал я своим людям.

— А медальон? — спросил Уолкотт, набравшись смелости. — Может, мне стоит его отремонтировать?

— Ни в коем случае, — огрызнулся я, когда мой разум заполнил образ прекрасного, бледного и трагического от слез лица Бьянки, и всколыхнул в моей груди что-то скрытое, что-то давно умершее, пытающееся воскреснуть. — Вообще-то, оставь его в таком виде, ладно? Я подарю его ей на восемнадцатый день рождения.

Я проигнорировал то, как они на меня посмотрели, мне было за них стыдно. Они должны были быть моей командой наемников, а не сочувствовать какой-то девчонке.

— Итак, каков план? Избить ее, чтобы она подчинилась, как и всех остальных, перечащих тебе и твоему отцу? Заставить ее узнать, где Лейн спрятал миллионы долларов, и что потом? Отдать деньги тебе, в обмен на ее жизнь? — спросил Уолкотт.

— Ты забываешь ту часть, где он представляет ее обществу на апрельском балу памяти Лейна Константина как его внебрачного ребенка, — мягко добавил Хенрик.

Эзра просто уставился на меня своими темными глазами, в которых жирным шрифтом было написано осуждение.

— Спускаясь по лестнице, я слышал, как она плакала, — добавил Уолкотт.

— Ей не придется ничего подписывать. Как ее опекун, я буду отвечать за ее имущество до ее совершеннолетия, вот почему у нас не так много времени на поиски этого компромата. Через пять месяцев ей исполнится восемнадцать, а через месяц состоится бал памяти Лейна. Я хочу поскорее с этим разобраться, чтобы выгнать их из своего дома.

Закоренелые преступники, которых я годами развращал и создавал по своему извращенному образу, уставились на меня с одинаковым выражением разочарования, от которого у меня заколотилось сердце. Я рассеянно потер ноющую грудь, потрясенный тем, что мне не все равно на то, что они думают, потому что, в отличие от моих кровных родственников, я никогда раньше не сталкивался с их разочарованием.

— Она всего лишь девушка, — резко напомнил им я, почему-то забыв включить в свою защиту Брэндона.

Мне нравился Брэндо, хотя мне было больно смотреть на него и знать, что, если бы жизнь сложилась по-другому, по-моему, я мог бы знать кого-то похожего. Было легко быть добрым к ребенку, когда он милый и чертовски забавный.

Бьянка была совсем другой.

Она не напоминала мне о Грейс, обо всем, что я потерял в этой войне между двумя семьями.

Она не напоминала мне ничего.

Я никогда раньше не встречал никого похожего на нее, такую невинную, но в то же время полную огня. Она не боялась меня, как не боялись меня только «Джентльмены» и моя кузина Тильда. Она была красива, но на свете полно красивых женщин. Ее уникальность заключалась в ее простосердечии, в том, как она двигалась по миру, словно считая себя невидимой, когда каждый человек, мимо которого она проходила, смотрел на нее и жаждал быть ею или быть с ней.

Конечно, я не хотел ни того, ни другого, но я ведь не покойник и не мертвец.

В Бьянке Бельканте была какая-то магия, и, если я не буду осторожен, она заразит ею меня и этот дом и оживит все наши мертвые души.

Я просто должен был убедиться, что этого не произойдет.

Жестокость давалась легко, насилие было моим другом, а сердце уже долгие годы оставалось каменным, так что это не должно было стать проблемой.

Но, глядя в осуждающие лица своих людей, вспоминая трагическую красоту ее залитого слезами лица в тот момент, когда я украл этот медальон, у меня появилось странное предчувствие, что я приступаю к самой трудной миссии за всю мою жизнь.