Мои часы скользят по ее локтю, когда она возвращает меню официанту. Хотя я уверен, что она надела их в надежде разозлить меня, я не могу игнорировать болезненный трепет, которое охватывает меня. Наверное, это похоже на то, как мужчины получают удовольствие, видя женщин в их рубашках. Но только не я. Они всегда пачкают воротник губной помадой и запах их духов впитывается в ткань.
— Мне лимонад, пожалуйста.
Рэн была так необычно тиха, что я забыл о ее присутствии, пока официант не попросил ее сделать заказ.
— Только лимонад?
Она смотрит на стол, сжимая в руках сумочку на коленях.
— Да, пожалуйста.
— Я не могу соблазнить вас чем-нибудь покрепче?
Она качает головой, одаривая его вежливой улыбкой.
— Я не пью.
— Ой, да ладно, уже почти Рождество...
Сочетание скрипа отодвигаемого стула Габа и удара его кулака по столу наполняет пещеру оглушительной тишиной. Краем глаза я вижу, как Анджело поднимается на ноги.
— Она сказала, что выпьет только лимонад, — рычит Габ.
Официант, возившийся с меню, убегает. Рэн краснеет, бормочет что-то про туалет, и Тейси, мрачно бормоча себе под нос, следует за ней сквозь толпу.
Я озадаченно смотрю на лицо брата. Он не поднимает глаз от тасования колоды в своих татуированных лапах.
— Уволь его, — говорит он достаточно громко, чтобы я мог расслышать. — Или я вырежу ему глазные яблоки самым ржавым перочинным ножом.
Я стону в виски. Учитывая все проблемы, свалившиеся на мои плечи, это последнее, что мне нужно.
— Итак, давайте начнем.
Рори испытывает заметное облегчение от моего предложения, явно желая снять напряжение так же сильно, как и я. Габ швыряет обе наши карты с большей силой, чем нужно, и какое-то время Рори тупо смотрит на свою.
Скука грызет меня изнутри, я киваю в сторону выпавшей ей двойки червей.
— Я дам тебе подсказку: два — довольно далеко от двадцати одного.
— Тсс, — шипит она, прижимая пальцы к вискам. — Я думаю, — проходит мгновение. — Хорошо, ещё.
Я тоже беру ещё, добавив семерку пик к четверке бубен.
По мере того, как количество сданных карт растет, а колода в руках Габа становится все меньше, тревожное осознание поднимается по спине и сжимает затылок.
Может быть, я бы и не заметил этого, если бы не был так внимателен к каждому движению Пенелопы. Если бы я уже не пялился на ее пухлые губы, когда она прошептала «низкая ценность карты», или если бы не любовался часами на ее запястье, когда она сжала руку Рори.
Я переключаю свое внимание на Рори и начинаю размышлять о других вещах, которые я списал на ее причуды. И тут я понимаю: постукивание ее пальцев по столу — не нервная привычка, она, блять, считает.
— Блэкджек! — снова взвизгивает она.
На этот раз я не поздравляю ее. Вместо этого я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с Пенелопой, и поднимаю брови.
Что-то в моем выражении стирает ухмылку с ее лица.
— Пенелопа.
Ее плечи напрягаются.
— Я дам тебе десятисекундную фору.
Но к тому времени, как предупреждение срывается с моих губ, маленькая негодница уже на ногах.