— Ешь свою еду, Пенелопа.

Моя голова кружится слишком быстро, чтобы делать что-либо, кроме как слушать. Под пристальным взглядом я разворачиваю бургер и откусываю кусочек. Машина наполняется звуком моего жевания и нервной энергией, гудящей в ушах. Когда я собираюсь откусить еще кусочек, большая рука обхватывает мое запястье и останавливает меня.

Я поднимаю глаза на Рафаэля. Не отрывая от меня взгляда, он опускает голову и медленно откусывает большой кусок моего бургера. Боже. Пальцы ног поджимаются в кроссовках, а кровь становится на несколько градусов горячее.

Легкое шипение воздуха срывается с моих губ вместе с вопросом, на который, я не знала, мне нужен ответ.

— На что вы заключили пари?

Он слизывает соль с нижней губы, глаза темнеют от чего-то, что действует мне на нервы.

— На то, от чего я не хотел отказываться.

Мое дыхание замирает, когда он берет мой молочный коктейль из подстаканника на центральной консоли. Он делает глоток, затем его рука касается моей, когда он наклоняет напиток ко мне. С трудом сглотнув, я придвигаюсь ближе, сокращая расстояние между нами, и прижимаюсь губами к тому месту, где только что были его.

Его следующий вздох касается кончика моего носа, и, Господи, шоколадный молочный коктейль еще никогда не был таким сладким на вкус.

— Тогда почему ты поставил на это? — шепчу я. Мой голос такой тихий, такой напряженный, что если бы мой лоб едва не касался его, я сомневаюсь, что он услышал бы это за стуком моего сердца.

По его лицу пробегает горькая усмешка.

— Потому что я надеялся, что не буду так... сентиментален по этому поводу.

У его взгляда есть когти, и они впиваются в мою кожу. Он слишком напряженный, слишком задумчивый, и то, как он заставляет мои легкие сжиматься, противоречит всему, что я думаю о мужчинах.

Когда я откидываюсь, чтобы вдохнуть воздух, не загрязненный им, вспыхивает зеленая вспышка, и сильная рука обхватывает мою шею, удерживая на месте.

— Что…?

— Ты нервничаешь.

Я в шоке вглядываюсь в его стоическое выражение лица.

— Н-нет, это не так.

— Ты плохая лгунья, Пенелопа.

Я выпустила дрожащий вздох, собирая все самообладание, на которое способна. Я пытаюсь сохранить легкость.

— А ты плохой игрок в Блэкджек.

Его взгляд искрится чернотой. Проходят секунды, но они кажутся минутами. В конце концов, его пальцы соскальзывают с моей шеи, и он увеличивает расстояние между нами. Достав из кармана покерную фишку, он крутит ее между большим и указательным пальцами, глядя в лобовое стекло.

— Похоже, в последнее время я во всем плох.

Воздух в четырех стенах этой машины изменился так быстро, что у меня перехватило дыхание. Мы перешли от сексуального напряжения и совместного употребления пищи к чему-то такому, от чего у меня волосы на руках встают дыбом.

Когда мягкий голос Рафаэля прорывается сквозь напряжение, мои плечи сжимаются.

— Келли, казалось, знал, кто ты. Вы раньше встречались?

Меня начало тошнит.

— Нет.

— Странно, ведь его брат Мартин владеет баром-казино Ураган, в котором ты раньше работала.

Черт. Черт, черт, черт.

Слова, я знал, что это была ты, вспыхивают на фоне приборной панели, и такое чувство, будто кто-то затянул ремень вокруг моих легких. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы на моем лице не отразилась паника.

— Какое совпадение.

— Хочешь знать, что еще является совпадением?

— Нет, — вздыхаю я.

Но он все равно мне говорит.

— Это казино сгорело дотла в среду, а ты появилась на Побережье с чемоданом в четверг.

Я знала, что это произойдет, но все равно отшатываюсь, словно от удара. Кровь стучит в висках, зрение тускнеет, и становится почти невозможно сохранять бесстрастное выражение лица.

— Посмотри на меня, Пенелопа.

Глупо, но я смотрю. И тут же жалею, что сделала это, потому что в его чертах нет ни грамма джентльменства. И это не отражается в его тоне, когда он обдумывает свой следующий вопрос.

— Что. Ты. Сделала?

Мои глава имеют тенденцию выдавать мой следующий шаг, поэтому на этот раз я не смотрю на ручку двери, прежде чем дернуть ее, выскочить наружу и броситься бежать.

Скользкий тротуар превращается в покрытую инеем листву, ветер ревет в ушах. Я бегу в темноту и не знаю, куда она ведет. Похоже, именно так я и поступаю, когда сталкиваюсь с последствиями своих импульсивных поступков.

Я убегаю без всякого плана.

Луна скрывается за ветвями, и когда тишина между стволами деревьев отзывается эхом громче, чем стук моего сердца, я замедляю шаг и останавливаюсь. Когда я делаю полный круг по узкой поляне, тяжесть еще одного глупого решения давит мне на плечи.

Блять. Зачем я забежала в Заповедник Дьявола?

Здесь холодно. Теперь, когда я перестала бежать, декабрьский холод пробирает дрожью мои ноги и руки до костей. Я делаю шаг в ту сторону, откуда, как мне кажется, я пришла, и моя нога цепляется за корень, подворачивая лодыжку.

— Черт, — шиплю в темноту. Когда я наклоняюсь, чтобы потереть ее, тишину нарушает нечто, от чего волосы у меня на затылке встают дыбом.

Треск веток под ногами.

От присутствия Рафаэля у меня мурашки бегут по спине еще до того, как он произносит хоть слово. Прежде чем он хватает меня за талию и прижимает к дереву.

Он делает шаг вперед, загораживая мне дорогу.

— Это ты сожгла казино Мартина О’Хара, Пенелопа?

Мое сердце бьется, как пламя, часть меня благодарна за его тепло, а другая часть знает, что это будет последний раз, когда я его почувствую.

Я не хочу говорить ему правду, и не только потому, что боюсь выражения его глаз. Он и так знает слишком много, сегодня я раскололась, как чертово яйцо, на плавательной платформе, моя детская травма вытекла из меня, как желток. Такое ощущение, что каждая частичка меня, которую я отдаю ему — это еще одна вещь, которую я не смогу вернуть обратно. Часть, за которой я не смогу спрятаться. Что же мне делать: стоять здесь, голой, уязвимой и чертовски промокшей насквозь, перед ним? Мужчиной, который мне даже не нравится? Которому я не нравлюсь?

Я не успеваю ответить, потому что его рука поднимается и обхватывает мое горло, толкая меня назад, пока мои плечи не задевают грубую кору позади меня. Я сдерживаю шипение и сжимаю замерзшие кулаки по бокам.

— Мне нужен ответ, Пенелопа, — говорит он скучающим тоном.

Широкие очертания его силуэта расплываются в темноте позади него, отчего он кажется больше и страшнее. Я не должна оставаться наедине с таким мужчиной, как он, и черная пустота за его радужками говорит мне о том, что он согласен с этим.

С нетерпеливым вздохом его большой палец сильнее прижимается к моему пульсу.

— Это ты сожгла его казино?

Очень реальная возможность умереть вспыхивает перед глазами и заставляет меня кивнуть.

Его живот прижимается к моему.

— Почему?

Ну вот, я снова раскалываюсь, как то яйцо. Напрягая горло в его крепкой хватке, я отвечаю ему.

— Когда в городе открылось новое казино, я и понятия не имела, что им управляет гребаная ирландская мафия, — хрипло отвечаю я. — Я даже не знала, кто такой Мартин О’Хара, всё, о чем я думала, были новые кошельки. Ну, однажды ночью он поймал меня за...

Мои слова обрываются.

— Жульничеством, — заканчивает за меня Рафаэль, его взгляд вспыхивает черным.

Вообще-то, на подсчете карт. Но у меня такое чувство, что говорить самому преуспевающему владельцу казино Вегаса, что я считаю карты, находясь с ним наедине в лесу, было бы очень глупой идеей. Вместо этого я киваю.

— Он сказал мне уехать из города и никогда не возвращаться.

Его взгляд сужается.

— Но зачем этот пожар? Почему ты просто не уехала?

Мы пристально смотрим друг на друга.

— Потому что, когда Мартин О’Хара загнал меня в угол в переулке возле казино, он сделал то же самое, что сейчас делаешь со мной ты.

Когда О’Хара схватил меня за горло, это напомнило мне, как в десять лет я стояла в переулке другого казино с другим мужчиной с сильной хваткой. Хотя все закончилось не так ужасно, мне было обидно. Настолько обидно, что я приняла импульсивное решение зажечь бутылку водки возле его казино, ожидая автобус из города на другой стороне дороги.

Проходит три прерывистых удара сердца. В это время замешательство тенью проносится по лицу Рафаэля, затем его взгляд опускается на руку, обхватившую мое горло.

Он скользит вниз, к ключицам, и сжимает руку в кулак.

— Ты — ходячая покойница, Пенелопа.

Я выдыхаю дрожащий вздох, шепот неповиновения прокатывается по мне. Не потому, что я считаю себя достаточно удачливой, чтобы избежать смерть дважды за одну жизнь — черт, я уже не уверена, везет ли мне вообще, — а потому, что образ моего отца, свернувшегося в позе эмбриона перед тем, как его убили, был выжжен в моей сетчатке в течение последних семи лет.

Какой же стремный способ уйти с мира сего. С тех пор я поклялась, что, когда смерть найдет меня, я встречу ее с прямой спиной и пристальным взглядом.

Я вздергиваю подбородок.

— Я не хочу сегодня играть ни в какую игру. Если ты собираешься убить меня, просто сделай это.

Мои зубы бы стучат, а ветви хлещут на ветру над нашими головами. В конце концов, Рафаэль проводит большим пальцем по губе и переводит взгляд на почерневшее небо.

— И что же в этом было бы забавного?

Что?

Прежде чем я успеваю ответить, он наклоняется и обхватывает меня за талию. Мои ноги отрываются от земли, когда он перекидывает меня через плечо. Кровь приливает к голове, а бедра покалывают в извращенном предвкушение под теплом его ладони чуть ниже изгиба задницы. Я не могла далеко убежать, потому что проходит меньше минуты, прежде чем лунный свет прорезает грязную землю и в поле зрения появляется машина.

Он ставит меня у пассажирской двери и распахивает ее.

— Садись.

Мой рот открывается и снова закрывается. Я ловлю взгляд одного из его шестерок, который курит, прислонившись к седану через дорогу. Он выпускает дым в черное небо и пожимает плечами.