Изменить стиль страницы

Пока Грифф выравнивает мои бедра, я бросаю на Адама последний, недоверчивый взгляд, затем глубоко вдыхаю и беру себя в руки.

Грифф склоняется надо мной, его огромные плечи согревают мою спину, его зубы находят мое ухо, когда он обнюхивает меня.

– Ты знаешь, - стонет он сквозь прерывистое ворчание, проскальзывая внутрь ровно настолько, чтобы мои глаза зажмурились от угрозы разреветься. – Я чертовски ненавижу то, как ты пахнешь. Что такого в том, что от наших недавних сотрудников так пахнет?

Он делает паузу, чтобы обхватить рукой мое горло, и я открываю глаза.

Жду, когда остальная часть боли обрушится на меня.

Готова, как никогда.

Я поднимаю подбородок, убеждаясь, что Адам видит меня всю. Мое непоколебимое выражение лица. Просто то, какая я на самом деле хрупкая.

Челюсть Адама сводит, всякое веселье начисто исчезает с лица. Его ноздри раздуваются, когда он переводит взгляд с Гриффа на меня и обратно, как будто только сейчас осознав, что я не собираюсь останавливать его брата. Что меня действительно собираются трахнуть, в прямом и переносном смысле.

– Ненавижу твои черные волосы, твои сияющие глаза, а теперь еще и этот гребаный запах, - повторяет Грифф, душа меня ровно настолько, чтобы легкие сжались от угрозы потери воздуха. – Как какое-то хипповое, цветочное дерьмо...

Тяжелый стук в моих ушах заглушает его голос, волны маниакальной энергии вибрируют от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног.

Цветочный.

Он бормочет что-то еще, впиваясь в мое горло, пока с моего лица не исчезают все следы чувств, слова про этот особый аромат, издаваемые его дрожащим голосом, - все, что я слышу на повторе.

Запах Фрэнки.

Я едва замечаю, как поток свежего воздуха вливается в мои легкие, потная хватка внезапно исчезает с моей шеи, прежде чем я поднимаюсь, и моя рука сжимается вокруг теплой рукоятки в кармане Адама. Черт, мышцы превратились в кашу под моим весом, а зрение затуманивается из-за ярости и наркотиков. Но я переворачиваю нож так, чтобы его острие было направлено мне за спину, и режу вслепую там, где тепло тела Гриффа касается моей спины.

Из-за моего плеча доносится искаженный шум. Я делаю несколько глубоких вдохов, но сдаюсь, когда им не удается успокоить мое бешеное сердцебиение.

Наконец, я оглядываюсь назад.

Адам возвышается надо мной, его голубые глаза такие темные и холодные, каких я никогда не видела. Он держит Гриффа в удушающем захвате, менее чем в метре от меня. Я была права — даже с красным лицом и нехваткой воздуха, глаза Гриффа дикие, бешеные. И зациклены на мне. Мои волосы встают дыбом, на руках и ногах появляются мурашки.

Хотя его лицо ничего не выдает, мышцы на предплечьях Адама напрягаются, когда он усиливает хватку, пока внезапно Грифф не старается вырваться из нее. Его глаза стекленеют, затем превращаются в знакомые мне черные дыры. Адам немного ослабляет хватку, и Грифф борется за то немногое, что может вдохнуть. Несмотря на вздувающиеся вены на его шее, когда он теряет больше кислорода, чем получает, выражение его лица сменяется раздражением, даже нетерпением. Ни капли страха. Почти как будто он привык к такого рода предупреждениям.

Его глаза превращаются в щелочки, когда он переводит их на меня, руки обхватывают запястье Адама, и всплеск красного цвета притягивает мой взгляд чуть выше его локтя. Это не большая капля, но легкий слой крови стекает с неровного пореза, и это вызывает во мне удивительный трепет удовлетворения.

В конце концов, Адам отпускает своего брата и отступает назад, так что я снова оказываюсь зажатой между ними. Пока Грифф хватает ртом воздух, лед на лице Адама тает. Он неторопливо разглаживает рубашку, поправляет закатанные рукава.

Напряжение волнами накатывает на Гриффа, когда он выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз. Дыхание выравнивается, но гневный румянец окрашивает лицо. Его плечи напрягаются, и на секунду я уверена, он собирается броситься на меня, но Адам останавливает его одним взглядом.

– Ты, блядь, успокоишься, прежде чем двинешься, – голос Адама низкий, контролируемый.

Грифф достает темно-красный носовой платок из нагрудного кармана и прижимает его к ране. Он направляет свой испепеляющий взгляд поверх моей головы, на Адама. Его лицо становится хмурым, но он заправляет себя обратно в брюки и застегивает молнию. Он смотрит на меня, проводит языком по верхним зубам.

– Ты любишь кровь, не так ли?

Он подходит ближе, пока его ботинок не касается моего колена.

– Я запомню это, когда этот спустит тебя с поводка.

Он кивает в сторону Адама, затем качает головой и отступает. Он разворачивается, когда достигает двери, и выходит, не сказав больше ни слова.

В моих ушах все еще стучит, когда Адам опускает взгляд на меня. Он наклоняется, опускаясь на колени, и поднимает свой взгляд на меня. В тяжелой тишине я жду — чего, я не знаю. Его одобрения? Чтобы он вышвырнул меня?

Его рот едва заметно кривится.

– Неплохо для мыши.

Мои брови хмурятся при повторном использовании этого прозвища, но пульс только учащается, когда он продолжает смотреть на меня. Анализирует меня.

Его глаза скользят вниз, останавливаясь на моем бедре. Кадык подпрыгивает, и мускул на челюсти напрягается раз, другой. Мои губы приоткрываются, но затем я смотрю вниз, чтобы увидеть самой. Требуется секунда, чтобы зрение сфокусировалось. Гладкая малиновая линия украшает внешнюю сторону бедра. Это смелый оттенок красного, похожий на тот, которым я бы рисовала. Густой на белом холсте моей кожи, драматично изгибающийся в уголках. Я даже не поняла, что порезалась.

Я вздрагиваю от колющей боли, когда Адам медленно проводит пальцем по открытому порезу, но он не отстраняется, и я тоже. Его глаза прикованы к ране, а мои - к загипнотизированному выражению его лица. Он закрывает глаза, его рука обвивается вокруг моей ноги и согревает кожу. Выражение его лица искажено болью, хватка сжимается, как будто он заставляет себя остановиться.

Он не смотрит на меня, когда резко встает. У меня вырывается прерывистое дыхание, кожа холодеет от отсутствия его прикосновений. Как и Грифф, он поворачивается к выходу.

– Приведи себя в порядок, - бормочет он, раздражение срывается в его голосе.

Потом он уходит.

Медленный, драматичный хлопок наполняет комнату, заставляя меня вздрогнуть. Я неуверенно поворачиваю голову и вижу, что Райф поднимается со стула. В какой-то момент я совсем забыла о нем. Он идет ко мне, все еще хлопая при каждом шаге, пока не останавливается передо мной.

– Ну, я, конечно, не ожидал, что это произойдет, хотя, думаю, я должен похвалить тебя.

Он сияет, оглядывая меня с ног до головы.

– Стоит каждого пенни.

Он протягивает руку. Через мгновение я беру ее, позволяя осторожно поднять меня на ноги.

Мои колени подкашиваются, прилив осознания все еще пульсирует под кожей, и на этот раз у меня нет оправдания. Как бы мне ни хотелось притворяться, что это не так, я бы никого не обманула, если бы попыталась.

Я думаю, мы все знаем, что, в конце концов, влияние наркотика на меня имело мало общего с потерей рассудка.