Глава 7

ЛЕЙЛА

Я не уверена, что одноглазый йети знает, что со мной делать.

Я была с народом йети уже два долгих дня. По крайней мере, я почти уверена, что прошло два дня. Трудно сказать, потому что они живут в пещерах и не используют огонь. Из входа в пещеру наверху льется свет — пещера йети больше похожа на глубокую яму или нору, чем на обычную пещеру, и любой, кто хочет уйти, должен вылезти наружу. Если не считать солнечного света наверху, в пещере царит полумрак. Я думаю, их больших светящихся глаз достаточно, чтобы они могли видеть в темноте. Я — не так уж сильно. И поскольку я не могу видеть — и не могу слышать, — я провела последние два дня в состоянии страха и спокойствия.

Это странно, но это почти как если бы я попала в плен к животным в зоопарке после того, как забрела в их загон. У меня складывается впечатление, что йети не хотят причинить мне вред, но у меня также складывается впечатление, что если я сделаю неверное движение, они обязательно сломают меня, как веточку.

В этой ледяной пещере их по меньшей мере двадцать. Некоторые из них молоды, а некоторые стары. Некоторые из них маленькие и женского пола, с детенышем, сосущим грудь. Некоторые из них гораздо крупнее и намного агрессивнее. Они крадутся по пещере, пытаясь установить господство и заставляя других дрожать перед ними. Время от времени самцы дерутся — жестокая, царапающая схватка с клыками, в которой побежденный остается окровавленным и разорванным. И когда они смотрят на меня? Я изо всех сил стараюсь выглядеть маленькой и беспомощной.

Однако они действительно общаются. Их жесты не совсем похожи на американский язык жестов, но я заметила, что они подают такой же едва уловимый сигнал рукой, когда дают самке корень для еды. Один или двое предлагали мне те же корни, но это всегда предложение мужчин, и я беспокоюсь, что если приму, то стану женой №2 или кем-то вроде этого. Поэтому я не отвечаю и просто крепче прижимаю свои меха к телу. Только когда они оставляют корни позади, я хватаю один и жую его. Вкус ужасный, но у меня мало вариантов.

Очень, очень мало вариантов.

Я не пыталась сбежать, в основном потому, что вокруг пещеры всегда бродит куча самцов йети, и они пугают меня до чертиков. Они постоянно ведут себя как бешеные звери, и я боюсь, что если я не уберусь достаточно быстро, они расчленят меня, как других проигравших в битве. Похоже, что самки пускают корни и обустраивают «дом», а самцы охотятся? Я наблюдаю, как один из них разрывает добычу на части, а затем запихивает пригоршню внутренностей в свой круглый, разинутый рот.

Фу.

Я жду плана. У меня пока его нет, но я уверена, что он придет ко мне. Потому что я не могу здесь оставаться. Они пахнут, и мне холодно, и я не думаю, что спала с тех пор, как они схватили меня. Думала ли я раньше, что с Хассеном мне грозит опасность?

Боже, я понятия не имела.

Самец йети, который ест, смотрит на меня. Это одноглазый йети, который схватил меня. Мы встречаемся глазами, и я мысленно съеживаюсь, опуская взгляд. Последнее, чего я хочу, — это их внимания, особенно этого. Он часто зависает и, кажется, думает, что я принадлежу ему. Или что мы друзья. С этими ребятами невозможно сказать наверняка.

Он встает, и я съеживаюсь. Жаль, что у меня нет с собой заточки. Или моей стаи. Или что-нибудь еще.

Я бы хотела, чтобы Мэдди была здесь.

Он подходит и садится на корточки прямо передо мной, и вонь немытой собаки обрушивается на меня, как грузовик. Он делает едва заметный жест рукой, который я видела у него несколько раз раньше, всегда направленный на меня. Означает ли это «друг»? Собственность? Что?

Прежде чем я успеваю попытаться понять это, мой одноглазый парень протягивает мне кусок кишечника.

Это что, типа, еда?

В ужасе я хватаю один из ужасных корней, который хранила на «черный день», и начинаю жевать. Может быть, если он подумает, что я уже ем, он не будет давить на меня и заставлять есть кишечник. Потому что, если он заставит меня съесть это? Ну, я не уверена, как эти твари отреагируют на праздник блевотины. Я осторожно отвожу взгляд и жду, когда он уйдет.

Проходят секунды. Он остается сидеть рядом со мной, и мою кожу неприятно покалывает. Он что, просто собирается ждать? Например, всегда?

Тень проходит перед входом в пещеру, на мгновение заслоняя свет. Я автоматически оглядываюсь и вижу намек на синий цвет.

Хассен? Я задерживаю дыхание, потому что в этот момент я могла бы даже считать этого парня героем, если бы он появился и забрал меня отсюда.

Синяя тень исчезает, и йети, сидящий рядом со мной, сдается и, шаркая, отходит на несколько футов, чтобы доесть свой ужин. Я продолжаю смотреть на вход в пещеру наверху, надеясь, что кто-нибудь придет меня спасти. Я смотрю вверх так долго, что у меня начинает сводить шею, когда я снова замечаю небольшое движение.

Вот, намек на рог. Там кто-то есть.

Мое сердце колотится в груди, и я прижимаю к нему руку, одновременно взволнованная и испытывающая облегчение. Я не знаю, как Хассен собирается вытащить меня из этого места, но я уверена, что если кто-то и сможет, так это один из больших синих пришельцев.

Затем инопланетянин выглядывает из-за края пещеры, ровно настолько, чтобы я могла разглядеть его лицо.

И я понимаю, что это не Хассен.

Это Роудан. Тот, у кого добрые глаза и намек на улыбку.

Мое сердце бьется еще быстрее, и волна радости захлестывает меня. Ой. Это замечательно. Я прижимаю пальцы к губам, потому что мне хочется смеяться, и я не знаю, как это понравится йети.

Одноглазый йети снова подает мне сигнал рукой, склонив голову набок.

На этот раз я игнорирую это. Мне не нужно с ним разговаривать. Роудан здесь, чтобы спасти меня — и от Хассена, и от этих вонючих йети. Я смотрю на его укрытие и улыбаюсь, когда он прикладывает палец к губам, призывая молчать. Он тоже видит меня. Я слегка киваю в ответ. Тихо. Поняла.

Мое сердце, однако, не обращает на это внимания. Это странно, потому что моя грудь практически вибрирует, а пульс такой громкий и неистовый, что я чувствую его по всему телу, как урчащее мурлыканье.

Как странно.

РОКАН

Резонанс.

В это самое не подходящее время. И все же это замечательно.

Я смотрю вниз на грязное, бледное лицо Ле-ла в пещере мэтлаксов. Моя грудь напевает громкую, собственническую песню при виде нее. Мое «знание» вибрирует по всему моему телу.

Это то, что не давало мне покоя в течение бесконечных дней. Вот почему я чувствую себя таким собственником по отношении к Ле-ла. Вот почему мысль о том, что Хассен прикасается к ней, приводит меня в ярость. Вот почему она не нашла в нем отклика.

Она моя.

Моя.

Эта мысль наполняет меня невыразимой радостью и полным ужасом. Она окружена мэтлаксами. Эти существа известны своей дикостью и жестокостью. Они могут менять настроение в мгновение ока, и я видел, как они разрывали своих собственных детенышей на части. Она не в безопасности.

Я нашел ее. Мой кхай нашел свою пару. Но я должен увезти ее отсюда.

Я потираю грудь, гул песни настолько громкий, что я беспокоюсь, что мэтлаксы услышат его. Сейчас я должен отступить из пещеры, иначе рискую выдать свою позицию. Все мое тело сжимается в беззвучном крике при мысли о том, чтобы оставить ее, но я должен. Я делаю несколько осторожных шагов в сторону, разглаживая веткой свои следы на снегу, чтобы никто не увидел, что я был здесь. Я спешу в тень ближайшего утеса и сбрасываю свой рюкзак, обдумывая план. У меня есть три ножа, шестнадцать стрел, мой лук и пайки. У меня есть бурдюк с водой, принадлежности для разведения огня и... и много-много мэтлаксов, стоящих между мной и моей парой.

Эта мысль ошеломляет меня, и я хватаюсь за стену утеса, чтобы не упасть.

Пара. У меня есть пара. Прекрасная, хрупкая Ле-ла — моя. При этой мысли мой кхай поет громче, пока шум не отдается эхом в моих ушах и не становится таким сильным, что я удивляюсь, как это я не стряхиваю снег с горных вершин силой своей песни. Я понимаю, почти как запоздалая мысль, что мой член твердый и ноющий. Резонанс по-настоящему захватил меня.

Сейчас, однако, я должен сосредоточиться на спасении моей пары, а не на том, как мой член жаждет быть похороненным в ее влагалище. Или как тепло мне стало, когда я увидел, как ее глаза загорелись от радости, когда она увидела меня.

Сосредоточься.

Я смотрю вниз на свои принадлежности. Обычно, когда я сталкиваюсь с мэтлаксами в дикой природе, их никогда не бывает больше одного или двух, и их легко уничтожить или отпугнуть. Мне никогда не приходилось сталкиваться с ними в их норе. Я думаю о Ле-ла, на дне логова мэтлаксов, и тянусь за своими стрелами. Мэтлаксы не любят огонь. Если я смогу найти способ разжечь в них огонь, я смогу прогнать их. Я собираю свои припасы и запихиваю их обратно в рюкзак, размышляя. Что, если я оберну чем-нибудь наконечник каждой стрелы? Это выведет их из равновесия, но далеко ходить не нужно, достаточно просто заскочить в логово и шугануть их оттуда. Может быть, мех? Мех двисти? Но как мне заставить его прилипнуть на стрелу? Я думаю, затем меняю направление, направляясь к розовым, покачивающимся деревьям на следующем гребне. Если я прорежу скользкую внешнюю оболочку, внутренняя часть дерева станет липкой от сока, который обжигает. Я могу им воспользоваться. Я уничтожу свой запас стрел, но это не имеет значения.

Пока я могу спасти свою Ле-ла, я сделаю все, что угодно.

***

Подготовка моих стрел занимает больше времени, чем мне бы хотелось. Они превращаются в комковатое, липкое месиво к тому времени, когда я обмазываю переднюю половину каждой из них соком, а затем покрываю ее пучками меха двисти с одного из моих сапог. Я развожу костер и складываю один из углей в маленькую миску, прикрывая его руками, когда медленно приближаюсь к пещере. Солнца-близнецы приближаются к горизонту, а это значит, что мэтлаксы будут в своей пещере. Они не охотятся ночью. Однако небесный коготь — это совсем другое дело.