— Да это с тобой что не так? Ты подумываешь выложить такие деньги за услуги его адвоката?

— Может быть.

— Мне напомнить тебе...

— Нет, не надо. Я знаю, как все выглядит. И вообще, если допустить, что я сделаю это, и она вытащит его оттуда, и выбьет достойную компенсацию за отсиженные годы, то он может вернуть мне эти деньги.

— Если.

— Я бы не делал это, если бы не верил, что такое возможно.

— Энсон...

— Заткнись и ешь свой бургер. Я больше не хочу об этом говорить.

***

Только в первую неделю октября мне выпала смена в секции Бишопа. Прошло три недели с тех пор, как он получил от Джалена письмо о кончине бабушки, и две недели с тех пор, как я говорил с Синтией возле бара. Я ничего не слышал от ее фирмы и лишь предполагал, что она еще не навещала Бишопа.

Я работал послеобеденную смену с восторженно молодым Дерриком. Как я столько времени терпел его, сам не представляю. Один позитивный момент: им легко было манипулировать и командовать. Он вел себя так, будто я был выше его рангом, и бегал по моим поручениям так, будто потом я вознагражу его печеньками или почесыванием животика. Он был неплохим парнем, когда давал отдых своим легким и языку и не хвастался мне своими последними достижениями на амурном фронте.

К послеобеденной смене трансферы в душ уже закончились, но досуговое время еще продолжались. Несколько людей ушло на визиты, один находился в лазарете. Бишоп был ограничен своей камерой в наказание за его поведение — его время на душ и досуг сократили вдвое на следующие 90 дней. Мне не нужно было видеться с ним, чтобы знать, насколько он несчастен.

У нас оставалось полчаса до разноса ужина, так что мы сделали обход, доложили о пересчете и подтвердили трансфер возвращаемого заключенного.

Я остановился у камеры Бишопа, попросив Деррика сбегать вперед и открыть камеру внизу для заключенного, который возвращался с досуга. Бишоп лежал на кровати, заложив руки за голову и глядя в потолок.

— Еще не умер со скуки?

Он не пошевелился. Его взгляд оставался зафиксированным на месте.

— Тебе стоит как-нибудь попробовать. Через несколько дней ты убежден, что сходишь с ума. Начинаешь слышать всякое в голове. Поэтому я читаю. Это удерживает от наступления безумия.

— Прости. Это была плохая шутка.

Он наклонил подбородок вперед и покосился на меня в окошке.

— Ты на этой неделе работаешь здесь?

— Да. И в напарниках у меня сам Тигра. Должно быть весело, весело, весело, весело, весело! — последние слова я пропел так же, как мультяшный тигр всегда распевал свою песенку в «Винни Пухе».

Бишоп усмехнулся, но не встал, и его внимание вернулось к потолку.

— Адвокат еще не приезжала на встречу с тобой? — спросил я, понимая, что он не в настроении для развлечений.

— Неа. Мне сказали про нее. Запросили разрешение добавить ее в мой список для посещений, но сообщили, что она сможет навестить меня не раньше этой недели из-за моих ограничений.

Я не подумал об этом.

— У меня хорошее предчувствие на ее счет.

Он не ответил.

Деррик крикнул с нижнего уровня, зовя меня по имени.

— Мне надо бежать. Я буду заглядывать время от времени.

— Конечно, босс.

Я поколебался, прежде чем отойти от двери. Все его поведение изменилось. Он демонстрировал мало энергии или мотивации, и я был разочарован, что перспектива нового адвоката его не радует. Правда в том, что я не знал, каково это — три недели подряд таращиться в потолок, не имея никаких развлечений.

***

Раздача еды может пройти хорошо или же создать проблемы, если какой-то заключенный решит, что он сегодня в дерзком или мятежном настроении. Обычно неприятности бывали в отсеке Е или с ребятами в карцере, которым нравилось чинить проблемы, но всегда находилась паршивая овца, удивлявшая нас тогда, когда мы ожидали меньше всего.

Леон решительно настроился стать такой паршивой овцой. До меня доходило предостаточно слухов об этом парне, и все они не были приятными.

Деррик взял с тележки поднос с ужином для Леона и ждал, пока я открою люк. Прежде чем я отпер замок, Леон бросился вперед и впечатался всем телом в дверь, выглядывая через окошко как хищник, почуявший добычу.

Я не отступил назад и не доставил ему удовольствие знать, что он застал меня врасплох, хоть мое сердце и екнуло от внезапной атаки.

— Отвали нахер, Леон. Есть-то хочешь?

— Я сожру мясо прямо с твоих бл*дских костей, здоровяк. Валяй. Открывай люк, — он облизнул губы, его дикие и бешеные глаза сверкали в тусклом освещении камеры.

Я отказывался вестись на его насмешки.

— Отойди назад, иначе люк не откроется, и ты останешься голодным.

Он сделал прямо противоположное. Он прижался лицом к стеклу, стал лизать его, выпучил глаза на своем осунувшемся лице и уставился на меня с выражением чистого безумия.

— Видимо, он не голоден, — прокомментировал Деррик.

Леон снова бросился всем телом на дверь, не сводя с меня глаз.

— Я знаю про тебя, босссссс. Я слышу всякое, — он обеими руками схватился за голову и заорал: — Словно бл*дские личинки кишат в моем мозгу. Отвратительные. Ужасные. Гадские твари.

Я усилием воли подавил реакцию бурлящего страха от того, что Леон знал обо мне больше, чем хотелось бы.

— Он чокнутый. Что нам делать? — спросил Деррик.

Леон снова и снова колотил по укрепленному стеклу.

— Босс. Босс. Босссс. Нет! Нет! У тебя будут проблемы. Это. Ни. К чему. Не. Приведет! — последнее Леон проорал во всю глотку.

Затем он замер. Его глаза широко раскрылись, затерявшись в состоянии мании, но не отрывались от меня. Он понизил голос, зашептав:

— Но ты хочешь этого, не так ли? Не так ли, босс, босс, босс, босс. Ты открыл его. Ты открыл его. Открыл его. Открыл его. Открыл и потрогал! Я знаю, — он снова и снова хлопал себя по ушам, крича: — Я это слышал! Я это слышал!

Леон продолжал орать обрывистые, непостижимые слова, которые стопроцентно имели смысл для меня, но не для Деррика. Но его знание, каким бы истеричным и обличающим оно ни было, ничего не значило, когда произносилось загадочным шифром. Двойственность заставляла его выглядеть безумным.

Я хлопнул рукой по двери, заорав так же громко, чтобы перебить его безумные тирады.

— Заткнись, бл*ть, и отойди от двери, если хочешь есть. Это последнее предупреждение.

Леон закрыл рот. Его дерганый взгляд метался по моему лицу. С другими заключенными я бы посчитал это за признак употребления наркотиков, но к Леону это не применялось. Этому парню нужна была психбольница, а не тюремная камера. Я не доктор, но если бы меня спросили, я бы сказал, что этот парень официально безумен.

То сжимая, то раскрывая ладони, Леон попятился назад, и тик на шее заставлял его периодически дергать головой в сторону. Когда он отошел на безопасное расстояние, я понизил голос до нормального уровня и заговорил.

— А теперь я открою люк и передам тебе поднос. Если будет хоть одна проблема. Хоть одна. Я не буду колебаться и вызову КНЭР. Ты меня понял?

— Я знаю. Я знаю. Я знаю я знаю я знаю! Но у меня есть секрет. Я знаю!

Моя старая рана горела, и я противился желанию схватиться за свой бок. Его секрет был моим секретом и воплощением моих худших страхов. Парень вроде Леона был достаточно безумным, чтобы представлять собой угрозу. Я мог представить, как он даже без самодельного оружия разорвет мое горло зубами, если когда-нибудь одолеет меня.

Я выбросил этот образ из головы, мысленно задрожав.

Когда я потянулся к ключу, все еще болтавшемуся в замке, Деррик напрягся.

— Ты собираешься открыть?

— Да. Ему озвучено предупреждение. Дело за ним. Расслабься, парень, между нами стальная дверь. Худшее, что может быть — его ужин окажется на нашей одежде.

— Супер.

Я открыл люк, взял предложенный поднос из рук Деррика и наполовину просунул его в проем, балансируя на небольшом выступе, который создавала опущенная дверь.

— Подойди и возьми свой поднос, Леон. Без шуточек.

Он ринулся вперед и выхватил поднос из проема с такой силой, что везде расплескал свой суп и едва не уронил напиток. Не мои проблемы. Как только поднос исчез, я запер люк и последовал за Дерриком, который быстро отошел подальше.

Тихое пение доносилось нам вслед из камеры Леона. Это был детсадовский стишок про трех слепых мышек, но изменил строки, чтобы подстроить их под отношения между Бишопом и мной. Мышек было двое, и он говорил об отрубании членов, а не хвостов, и поджаривании их на сковородке. Звучало это весьма тревожно, и это еще мягко сказано.

— Этот парень ненормальный, — Деррик не мог оторвать взгляда от камеры Леона. — Я слышал, он убил больше пятнадцати человек. Запирал их в подвале и калечил, пока те были еще живы. Мэйсон слышал, что он всегда пировал в день, когда убивал их. Ел своих жертв на ужин после того, как трахал их трупы.

— Не верь всему, что слышишь.

— Ты в это не веришь?

— Я не говорю, что он этого не совершал. Я говорю, что здешние люди любят приукрашивать истории. Это может быть не точным.

— Да ну нахер. Ты же его видел. Он легко такое сделал бы. Без проблем могу представить. Как думаешь, о чем он говорил? Он дразнил тебя, но в этом не было никакого смысла.

— Он просто треплет языком. У парня с головой не все в порядке, — это было моим единственным спасением. Если люди и слышали бред Леона, то это легко спишут со счетов, и это не причинит мне реального урона.

Я надеялся на это.

Что меня пугало, так это то, что Леон вообще знает про меня и Бишопа. Если он заподозрит, что я гей, или что Бишоп гей, то это могло привести к катастрофе.

— Ты в порядке? Болит что-то?

Я нахмурился, заметив, что неосознанно потираю бок.

— Старая рана. Ноет временами, — например, сейчас. Хотя остаточный дискомфорт был лишь в моей голове, это служило предупреждением и напоминало быть осторожнее.

Бишоп взял поднос, не сказав ни слова и не глянув в мою сторону. Его движения были вялыми, и пришлось словесно подтолкнуть его взять еду, пока мне не пришлось забрать поднос, оставляя его голодным.