14

ЛУКА

Здесь легко потерять счет времени.

Вечеринка неуклонно накаляется по мере того, как становится темнее. Появляется все больше девушек, а парни становятся все развязнее. Макс и Берто оба нюхают кокаин с моделей, Макс с сисек брюнетки, а Берто с задницы рыжей. Через мгновение, спотыкаясь, входит Франко с тремя девушками на буксире. Он направляется к дивану, на котором я сижу, пытаясь игнорировать великолепную черноволосую девушку в кружевном белом белье, которая изо всех сил старается заставить меня трахнуть ее.

— Ты совсем один, Лука, — невнятно произносит он, явно пьяный. — Я знаю, о ком ты думаешь. И ты должен остановиться. — Он запинается на последних словах. — София, верно? Ну, трахни ее. Трахни свою жену. Тебе нужно трахнуться, чувак.

Он подталкивает всех трех девушек в мою сторону, и они падают ко мне, хихикая, когда падают на диван, одна из них прямо на меня. Все они едва одеты, повсюду сиськи и длинные волосы, и я стону, чувствуя, как болезненно пульсируют мои яйца. Я был напряжен большую часть дня, и это в сочетании с двумя обнаженными девушками в кресле напротив меня, запутавшиеся в шестьдесят девятой позе ради нашего удовольствия, не помогает.

Проблема в том, что я не хочу трахаться ни с кем из них. Я хочу сделать именно то, что Франко только что невнятно сказал мне, трахнуть свою жену. Но она на Манхэттене, а я здесь, в отеле с пятью парнями, которые не поймут, почему я не присоединяюсь к разврату, и, вероятно, утром будут обзывать меня всевозможными полушутливыми именами за это. Не то чтобы меня это волновало. Я не тринадцатилетний мальчик, чтобы обижаться из-за того, что кто-то дразнит меня за то, что я гей, потому что у меня не было секса. Но прямо сейчас я на пределе терпения, настолько возбужден, что готов взорваться, обеспокоен тем, что происходит дома, зол, что хочу свою жену, женщину, навязанную мне, на которую мне должно быть наплевать, и, прежде всего, ужасно трезв.

Я выпил пару рюмок, но не хотел напиваться. Мысль о том, чтобы накуриться, не кажется мне более привлекательной. И, несмотря на тот прискорбный факт, что большую часть дня я был тверд как скала, у меня нет намерения трахать кого-либо из этих женщин. Чего я хочу, так это вернуться на Манхэттен.

Блондинка в зеленом бикини стоит на коленях между моих ног, ее рука массирует выступ моего члена через плавки, пока я пытаюсь найти в себе силы оттолкнуть ее. И затем, как раз в тот момент, когда я протягиваю руку, чтобы убрать ее руку со своего ноющего члена, в дверь входит один из охранников.

— Лука. — Его голос разносится по комнате, но на самом деле никто не обращает на него внимания, кроме меня. Этот человек, настоящий профессионал. Он едва ли даже смотрит на девушек, стонущих в глубоком кресле, хотя к ним присоединилась третья, которая дрочит на себя, наблюдая за двумя другими.

— Да? — Я отталкиваю блондинку, встаю и пытаюсь незаметно привести себя в порядок. Я слышу стоны из конца коридора, вероятно, Франко, и звуки ударов плоти о плоть. Меня так и подмывает пойти к бассейну, но я вижу силуэт кого-то другого, я думаю, Адриана, которому делают минет.

Нет, спасибо.

— Ты захочешь услышать об этом. — Он кивает головой в сторону двери. — Давай поговорим.

* * *

Менее чем через час я сажусь в самолет, возвращающийся на Манхэттен. Все мое тело трясется от ярости. Я ушел, никому ничего не сказав, все парни слишком под кайфом или слишком заняты трахом, чтобы понять, что происходит, в любом случае. Я сказал своей службе безопасности объяснить как можно лучше, если кто-нибудь заметит мое отсутствие, рассказать им о том, что произошло утром, и сообщить, что я пришлю за ними самолет обратно.

Но все, о чем я могу думать, это вернуться домой.

Домой, к Софии.

Меня заверили, что она в безопасности, но я не уверен, что смогу поверить в это, пока не увижу ее. Я собираюсь убить того, кто это сделал, голыми руками, думаю я, стиснув зубы от гнева, когда смотрю в иллюминатор самолета, желая, чтобы я мог каким-то образом добраться туда быстрее. Все вызывает острое облегчение, включая тот факт, что я очень легко мог бы никогда больше ее не видеть. Это делает все мои аргументы в пользу того, почему я не должен сближаться с ней, почему я не должен спать с ней, почему я должен пытаться оттолкнуть ее как можно дальше, кажущимися неубедительными с каждой минутой. Я даже не могу начать распутывать свои чувства прямо сейчас, но, безусловно, самое сильное это облегчение от того, что она все еще жива.

Пока.

Весь обратный полет я могу думать только об убийстве, простом и понятном. Я собираюсь убить любого, кто позволил этому человеку пройти мимо них. Я собираюсь убить Виктора. Я собираюсь убить их всех. Но как только я сажусь в машину, направляясь обратно в пентхаус, мои мысли переключаются на Софию. Я чувствую отчаянное желание увидеть ее, прикоснуться к ней и убедиться собственными руками, что она жива.

— Где она? — Мои первые слова, когда я переступаю порог квартиры. Рауль убирает гостиную, и он поднимает взгляд, когда я вхожу.

— Она в твоей комнате, — спокойно говорит он. — Две другие девочки спят в комнатах для гостей. Потребовалось некоторое время, чтобы всех успокоить, но Катерина и Ана, я думаю, спят. Не знаю, как насчет Софии, но она не спала, когда я проверял ее в последний раз.

— А Джио?

— Он в критическом состоянии, но он должен жить.

Я коротко киваю, и Рауль начинает объяснять дальше, но я машу ему рукой, уже направляясь к лестнице.

— Ты можешь отчитаться меня позже. Прямо сейчас я хочу увидеть свою жену.

— Конечно, сэр.

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две, а затем и через три ступеньки, направляясь прямиком в гостевую комнату, которую я отдал Софии как ее. И тут я останавливаюсь, осознав, что сказал Рауль.

Она в твоей комнате.

Несмотря на то, что я сказал Софии, что она может вернуться в свою комнату, вместо этого она в моей, после того, что, должно быть, было одной из самых ужасных ночей в ее жизни.

В моей постели.

Чувство, которое охватывает меня, похоже на безумие, безумие, которое я не могу остановить, когда моя последняя хрупкая нить контроля обрывается. Я шагаю к двери спальни, без раздумий распахиваю ее, вхожу в комнату и вижу Софию, свернувшуюся калачиком на горе подушек, с одеялом на ногах.

— Лука.

Мое имя, произносимое ее губами, звучит как молитва. Как будто она просит меня. Просит меня спасти ее, как я делал уже дюжину раз. Как я бы сделал еще сто раз.

В мгновение ока я оказываюсь рядом с ней, хватаю ее за руки, сажаю на колени и наклоняюсь, чтобы поцеловать. Мне нужны ее губы на моих, ее тело напротив моего, вокруг меня, обволакивающее меня. Я чувствую, что не могу дышать, как будто я умру, если не получу ее сейчас, без дальнейших споров.

Больше никаких раздумий.

Она стонет мне в рот, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и ее реакция пронзает меня, как шок. Я ожидал, что она оттолкнет меня, может быть, даже рассердится на меня за то, что я вообще оставил ее здесь, скажет мне идти нахуй. Что если я не могу обеспечить ее безопасность, как обещал, то у нее вообще нет причин быть здесь. Но вместо этого она тает во мне, ее рот приоткрывается, когда мой язык скользит по ее нижней губе, погружаясь в ее рот так, как я хочу погрузиться в ее тело. Я зарываюсь руками в шелк ее темных волос, чувствуя, как они пробегают сквозь мои пальцы и запутываются вокруг них, когда я стону ей в рот, так сильно, что мне кажется, будто мой член может сломаться. Все мое тело трепещет от потребности в ней, пульс в горле, когда я поднимаю ее и укладываю спиной на подушки, растягиваясь на ней, целуя ее снова и снова, пока не почувствую уверенность, что она действительно здесь.

Что она жива.

София стонет, выгибаясь дугой напротив меня, когда ее пальцы пробегают по моим волосам, царапают кожу головы, спускаясь к подбородку. Она проводит кончиками пальцев по щетине там, лаская меня так, как никогда раньше, ее руки спускаются к пуговицам моей рубашки. Она тянет за них, дергая и натягивая, пока рубашка не распахивается свободно, ее ладони скользят по гладкой, мускулистой поверхности моей груди, когда она выдыхает напротив моего рта, ее тело мягкое и теплое в моих руках. А затем она очень тихо замирает подо мной, отрываясь от поцелуя, чтобы посмотреть на меня своими большими темными глазами.

— Ты вернулся, — шепчет она. — Я не знала…

Я смотрю на нее сверху вниз.

— Конечно, я вернулся. — Мой голос звучит незнакомо для меня, глубокий и хриплый, грубый от потребности, которую я никогда раньше не испытывал. — Я был в самолете в ту же секунду, как мне сказали.

— Я… ты был со своими друзьями, я подумала… — Она тяжело сглатывает, облизывая губы. — Я думала, ты будешь занят с какой-нибудь другой женщиной…

Блядь. Мое сердце бешено колотится в груди, и я запускаю руку в ее волосы, откидывая ее голову назад, чтобы ее глаза встретились с моими, и она не могла отвести взгляд.

— Я пытался. Там было много женщин, много шансов. Я собирался. Я хотел выкинуть тебя из головы, забыть, как ты… как ты заставляешь меня чувствовать. Но я не смог. Я, блядь, не смог этого сделать. — Слова срываются с моих губ прежде, чем я могу их остановить, и я бросаюсь вперед, прижимаясь к ней, крепко держа ее в своих объятиях. — Ты чувствуешь, каким чертовски твердым ты меня делаешь? Вот так я думал о тебе днями, неделями. Я едва ли могу думать о ком-то еще. Каждый раз, когда я прикасаюсь к себе, в моих мыслях ты. Каждый раз, когда я ложусь спать, я вижу тебя. Каждый раз, когда я прихожу домой, я вижу тебя в своей постели, и все, чего я хочу, это быть внутри тебя.

София смотрит на меня, потеряв дар речи, но я не могу остановиться. Все, что я держал в себе, выливается наружу, как пьяное признание, за исключением того, что я не опьянен ничем, кроме нее.