Глаза Доминика потемнели.

— Все не так просто. У меня нет богатой семьи, на которую можно было бы опереться, если дела пойдут плохо, А́ле, — грубо сказал он. — Все на мне.

— Может быть, но ты Доминик Дэвенпорт. Ты миллиардер! Ты можешь позволить себе выходные. Черт, ты можешь выйти на пенсию в эту минуту и при этом иметь достаточно денег, чтобы жить в роскоши всю оставшуюся жизнь!

Дом этого не понял. Я видела это по упрямому взгляду его глаз.

Борьба истощила из меня всю энергию, и усталость вернулась в десятикратном размере. Мой голос понизился до шепота:

— Это была наша десятилетняя годовщина.

Доминик тяжело сглотнул.

— Мы можем уехать сейчас, — сказал он. — У нас еще есть почти два дня. Мы все еще можем отпраздновать нашу годовщину, как и планировали.

Как бы я ни пыталась объяснить, он не понял, почему я была расстроена. Дело было не в физических, материальных вещах, таких как бронирование билетов или столиков на ужин. Речь шла о кардинальном разрыве в наших ценностях и о том, что мы считали важным для хороших отношений. Я верила в качественное времяпровождение и общение; Доминик верил, что деньги могут все исправить.

Он всегда был амбициозным, но раньше я думала, что он достигнет точки, когда будет доволен тем, что имеет. Теперь я поняла, что этой точки не существует. Ему никогда не будет достаточно. Чем больше он приобретал — денег, статуса, власти — тем большего он хотел за счет всего остального.

Я медленно покачала головой.

— Нет.

Проснувшись утром, я не знала, в чес заключается мой план, но теперь он был предельно ясен.

Даже если это убьет меня, даже если проще всего будет упасть в его объятия и погрузиться в воспоминания о том, какими мы были раньше, мне нужно пройти через это. Я уже была оболочкой самой себя.

Если я не выберусь, пока могу, я превращусь в пыль, в не более чем коллекцию потерянного времени и нереализованных мечтаний.

Упрямый блеск в глазах Доминика исчез, сменившись замешательством.

— Тогда пойдем домой со мной. Мы все обсудим.

Я снова покачала головой, пытаясь дышать сквозь иглы, вонзающиеся в мое сердце.

— Я не вернусь.

Он замолчал. Замешательство сменилось осознанием, а затем неверием.

— А́ле…

— Я хочу развестись.