Изменить стиль страницы

4

Эшли

— Эй, Джонс, ты будешь дома в эти выходные?

Один из моих товарищей по команде подбегает ко мне на поле, его лицо в разводах грязи из-за того, что его практически вдавили в землю во время нашей игры.

Мы оба покрыты безжалостным коктейлем из грязи и крови, наша с таким трудом одержанная победа осталась всего в нескольких минутах позади.

— Сегодня только среда, Стюарт, отвали. — Кто-нибудь вообще знает, что будет делать так далеко наперед?

— Я хочу тебя кое с кем познакомить.

По какой-то причине парень всегда пытается свести меня с подругами своей девушки. Не знаю, означает ли это, что мы лучшие друзья или что-то в этом роде, но ему нужно остановиться.

Мне не нужна девушка.

Меня здесь не будет после окончания семестра; я отправлюсь домой в Суррей, чтобы работать на своего отца — цель, которая у меня всегда была. Последнее, что мне нужно, это чтобы какая-нибудь американская девушка привязалась и осталась ни с чем, когда я уеду.

Когда истечет срок моей визы.

— Чувак, прекрати пытаться найти мне девушку. Если бы я хотел встречаться, то сам бы ее нашел.

Стюарт плетется рядом со мной, пока мы идем к арендованному школьному автобусу; это была выездная игра, и дорога домой займет три часа.

Бросаем наши сумки в кучу рядом с багажным отсеком, а затем направляемся ко входу.

— Знаю, но Элли хочет найти пару для двойного свидания, а ее подруга Ариэль считает тебя милым.

Я бросаю на него взгляд через плечо. Какая-то девушка по имени Ариэль считает меня милым? Это блестящая перемена, учитывая, что Джорджия предпочла бы надеть мне на голову бумажный пакет.

Меня так и подмывает написать Джорджии и поделиться новостями — ткнуть ей в лицо; жаль, что у меня нет ее номера телефона, и я не буду его искать.

Нет.

Ни черта.

С высокой степенью вероятности.

Бросив рюкзак на сиденье в задней части автобуса, я плюхаюсь на сиденье и позволяю своему телу расслабиться, хотя оно все еще покрыто грязью. Мы играли не на стадионе университета, как в нашем кампусе. В этом колледже не было поля для игры в регби, поэтому наш матч проходил в большом парке.

Ни стадиона, ни душевых.

Такое чувство, что я провожу всю поездку в грязном подгузнике.

Звонит мой мобильный. Мама.

Провожу пальцем по экрану, чтобы принять вызов, и подношу мобильный к уху.

— Мам, почему ты не спишь? Сейчас час ночи.

Она в Великобритании (очевидно), и у нас шестичасовая разница во времени.

— Не могу уснуть, дорогой. Папа разговаривает с партнерами в Пекине, и я слышу его из кабинета. Он говорит слишком громко. — Мама зевает. — Я не сплю, поэтому решила позвонить. Как там мой мальчик?

Ненавижу, когда она называет меня своим мальчиком; заставляет меня чувствовать себя ребенком.

— Я в порядке. — Я смотрю в окно, когда автобус отъезжает от парка. — Только что закончил матч, так что чертовски устал.

— Язык, — ругается она, хотя я слышу, как она улыбается. Мама изысканная и утонченная, и я ни разу в жизни не слышал, чтобы она ругалась.

— Прости.

У нее нет таких проблем с моим младшим братом Джеком. Серьезный, прилежный, делает то, чего ожидают оба наших родителя. Учился в университете, где и должен был учиться, — университете Сент-Эндрюс, — и у него одна и та же постоянная девушка со средней школы.

Леди Кэролайн Стэндиш-Биддлс, родом из Лондона и такая чопорная. Впрочем, какое мне дело? Это не я ее трахаю.

Мама снова зевает, что заставляет зевать и меня.

— Как думаешь, ты мог бы звонить почаще? — спрашивает она меня. — И будет ли это ужасным бременем — приехать домой на долгие выходные? Мы забыли, как ты выглядишь.

Это ложь; мы с ней много общаемся по видеочату. Она всегда звонит ужасно рано или нелепо поздно. Я живу в Штатах уже четыре года, и нам до сих пор не удалось согласовать разницу во времени.

— Приехать домой? — Я немного обдумываю это, прислонившись головой к окну автобуса. — Я подумаю об этом. Может быть.

Думаю, не помешало бы в ближайшее время почтить их своим присутствием.

— Чем еще ты занимался, дорогой? — Я слышу шорох простыней. — О, Элизабет Таунсенд все еще не замужем.

Я закатываю глаза. Стюарт и его девушка не единственные кто пытается свести меня с кем-нибудь. Мама хуже других, она всегда продвигает девушек, которых я знаю с начальной школы, и ни одна из них не в моем вкусе.

Городские девушки, чья цель — жить в шикарной лондонской квартире, растить детей и устраивать светские обеды и приемы.

Так безвкусно по-английски.

— Не замужем? — Черт, зачем я это сказал? Теперь она будет болтать о чертовой Элизабет Таунсенд, а мне неинтересно о ней слушать. Если мама будет продолжать говорить об этом, то не остановится на мне — она намеренно упомянет о нашем разговоре подруге миссис Таунсенд, которая скажет Элизабет, что я спрашивал о ней, а затем ни с того ни с сего Лиззи, без сомнения, отправит мне сообщение.

Вот так все это работает.

— Так и есть. Элизабет была со своей мамой на выставке цветов в Челси и проговорилась, что у нее еще нет кавалера на гала-концерт в Альберт-холле. — Мама откашливается.

Я закатываю глаза и снова смотрю в окно.

Мы все еще довольно далеко от кампуса — я бы предпочел не тратить время на разговоры о какой-то девушке, которая мне неинтересна.

— Я прилечу домой не для того, чтобы Лиззи Таунсенд могла впиться когтями в мою руку и держаться так, будто у нее сломаны лодыжки. — Или как будто она надела на меня кандалы. Нет, спасибо. — Я вернусь домой, чтобы увидеть тебя и папу, но не для того, чтобы встречаться с какой-то избалованной...

— Эшли.

— Светской львицей. Я собиралась сказать «светская львица». Божечки, воздай мне должное.

— Божечки? — Она повторяет это так, будто никогда не слышала. — Фу, ты говоришь так по-американски. Что они там с тобой делают?

— Делают со мной? — Я смеюсь. Никогда еще не чувствовал себя более нормальным, чем когда наконец переехал сюда учиться в университет. Я не собираюсь здесь оставаться, но, по крайней мере, узнал, кто я такой.

Я не та семья, в которой родился. Я не чопорный и не серьезный.

Я очень умен, но деньги не будут единственным, ради чего я буду жить.

Не то чтобы мама с папой так делали, но ни один из них не был воспитан как представитель низшего класса, и это заметно. Я бы не назвал их чванливыми, но… они шикарные и высокомерные. У мамы доброе сердце и добрые намерения, но ее отец был посвящен королем в рыцари в конце сороковых, и она воспитывалась как леди, в то время как папа…

Унаследовал свой титул барона Тальбота в детстве, дедушка умер до моего рождения и передал все своему старшему сыну, как это принято.

Много земли, произведений искусства, немного денег.

Папа старой закалки, до сих пор ходит в свои клубы в Лондоне, чтобы пообщаться с представителями голубых кровей общества. У него все еще есть сигарная комната в доме, где он отгораживается от мира. Все еще верит, что детей нужно видеть, а не слышать.

Отправил обоих своих мальчиков в подготовительную школу, она же школа-интернат, для получения надлежащего образования и воспитания преподавателями.

— Ты все еще здесь, дорогой, или нас разъединили?

— Я здесь, извини. Ты что-то говорила?

— Я спрашивала, встречаешься ли ты с кем-нибудь в Штатах. Есть кто-нибудь, кто тебе нравится?

— Нет, мам, мне никто не нравится. — Ни капельки, включая эту вредину Джорджию из моего бизнес-класса, даже если я не могу выбросить ее из головы.

Я думаю о ней только потому, что она оскорбила меня, и больше ничего. Хотя кексы, которые она испекла в знак примирения, были фантастическими. Я съел один, как только оказался дома, хотя вел себя так, будто собирался выбросить их все в мусорное ведро.

Нет, я не говорю об этом маме, даже чтобы выразить недовольство.

Кроме того, если бы я сказал ей, что Джорджия пригласила меня на свидание, потому что посчитала уродом, мама бы первым же рейсом перелетела через океан, чтобы свернуть Джорджии шею.

Она думает, что я самый красивый дьявол в мире, со шрамами и всем прочим.

— Все в порядке, у тебя есть время. И тебе лучше не заводить никаких привязанностей в Америке.

Мама любит напоминать мне, что я здесь не останусь, что это просто прихоть, на которую они согласились вместо того, чтобы я взял годичный отпуск.

— Я знаю это, мам.

Она зевает.

— Тебе нужно поспать. Уже поздно.

Она вздыхает.

— Ты прав, дорогой. — Похоже, она откидывается на подушки и устраивается поудобнее. — Отправь мне сообщение позже. Мама любит тебя.

Мама любит тебя.

— Я тоже тебя люблю, мам. — Я улыбаюсь, прежде чем отключить звонок, засовываю мобильный в карман своей спортивной сумки, откидываю голову на спинку сиденья и тоже закрываю глаза.