- Может быть, я позвоню кому-нибудь? - спрашивает Бонни. - Мой телефон...

- Просто поднимите меня на пандус, - Эмили дышит с трудом. - Мне будет лучше, как только я доберусь до дома и приму мышечный релаксант.

Бонни ставит инвалидное кресло перед пандусом и делает глубокий вдох. Она хотела бы сначала отъехать назад и набрать ходу, но асфальт слишком неровный. «Один сильный толчок», - думает она. – «Я достаточно сильная, я могу сделать это».

- Мне помочь? - спрашивает Родди, но он уже движется за спину Бонни, а не к ручкам коляски. Его рука опускается в карман. Он с легкостью снимает маленький защитный колпачок с кончика шприца; он делал это и раньше, как во время многочисленных учебных тренировок, так и четыре раза, когда дело доходило до реального преступления. Фургон загораживает происходящее от улицы, и у него нет причин думать, что всё пойдет не так, как надо. Они уже почти дома.

- Нет, я справлюсь. Оставайтесь там.

Бонни наклоняется, как бегун на старте, крепко хватает резиновые рукоятки и толкает. На полпути вверх по пандусу, в тот момент, когда она думает, что не сможет закончить работу, мотор инвалидного кресла оживает. Загорается фонарь. В тот же самый момент она чувствует, как оса жалит ее в шею.

Эмили вкатывается в фургон. Родди ожидает, что Бонни тут же рухнет, как и все остальные. У него есть все основания ожидать этого; он только что ввел 15 миллиграммов валиума менее, чем в двух дюймах от мозжечка девушки-эльфа. Вместо этого она выпрямляется и оборачивается. Её рука тянется к шее. На мгновение Родди думает, что дал ей разбавленную дозу, а может, даже вообще не дозу, а только воду. Но её глаза убеждают его в обратном. Когда Родди Харрис был студентом, моложе и куда крепче, он проработал на техасской скотобойне два летних сезона - именно там начали оформляться его теории о почти магических свойствах плоти. Иногда болтовый пистолет, которым они забивали коров, оказывался не полностью заряженным или со сбитым прицелом. Когда это случалось, коровы выглядели так, как сейчас выглядит Бонни Даль: глаза плавают в орбитах, лицо окаменело от недоумения.

- Что... вы сделали? Что...

- Почему она не падает? - пронзительно спрашивает Эмили из открытой двери фургона.

- Тихо, - говорит он. - Упадет.

Но вместо того чтобы упасть, Бонни начинает слепо блуждать вдоль задней части фургона, держась за него руками для равновесия. Сейчас она выйдет на улицу. Родди пытается схватить её. Она отталкивает его с удивительной силой. Он отшатывается назад, спотыкается о выступающий край тротуара и приземляется на задницу. Его бедра воют от боли. Зубы щелкают, зажимая между собой кусочек языка. Кровь струйкой капает ему в рот. В этот напряженный момент он даже наслаждается ее вкусом, хотя знает, что его собственная кровь бесполезна для него. Любая кровь без плоти бесполезна.

- Она уходит! - кричит Эмили.

Родди любит свою жену, но в этот момент он ее готов придушить. Если бы на другой стороне Ред-Бэнк-авеню вместо зарослей были люди, они бы вышли на шум. Он в спешке поднимается на ноги. Бонни свернула в сторону от фургона и Ред-Бэнк-авеню. Теперь она бредет через фасад заброшенной ремонтной автомастерской, скользя одной рукой вдоль ржавой двери, чтобы не упасть, и делая большие, раскачивающиеся шаги, словно она пьяна. Она проходит всю длину здания, прежде чем он успевает обхватить ее за шею и потащить обратно. Она всё равно пытается с ним бороться, крутя головой из стороны в сторону. Её велосипедный шлем ударяется о его плечо. Одна из её серёжек отлетает. Родди слишком занят, чтобы заметить это; у него, как говорится, не хватает рук. Её стремление к жизни просто поразительно. Даже сейчас Родди думает, что ему не терпится попробовать ее на вкус.

Он тащит её обратно к фургону, задыхаясь, сердце бьется не только в груди, но и в шее, пульсирует в его голове.

- Давай, - говорит он и разворачивает её к себе. - Давай, эльфийка, давай, давай, д...

Один из её локтей ударяет его по скуле. Перед его глазами вспыхивают искры. Он теряет хватку, но тут - слава Богу, слава Богу - её колени подкашиваются, и она, наконец, падает. Он оборачивается к Эмили.

- Ты можешь помочь мне?

Она приподнимается, морщится и опускается обратно.

- Нет. Если у меня заклинит спина, я только усугублю ситуацию. Тебе придется сделать это самому. Прости.

«Мне еще хуже», - думает Родди, но альтернатива - задержание, заголовки газет, суд, круглосуточные теленовости и вишенка на торте - тюрьма. Он подхватывает Бонни под мышки и тащит её к пандусу, его спина стонет, его бедра грозят просто заблокироваться. Проблема еще в том, что у неё рюкзак. Он стаскивает его. Рюкзак весит не менее двадцати фунтов. Родди передает его Эмили, которой удается взять его и держать на коленях.

- Открой его, - говорит он. - Достань её телефон, если он там. Тебе нужно... - Он не заканчивает фразу, ему нужно сохранить дыхание для текущего дела. К тому же Эм сама знает, что делать. Сейчас им нужно выбираться отсюда, и, если повезёт, у них это получится. "Если кто-то и заслуживает удачи после всего пережитого, так это мы", - думает он. Мысль о том, что от Бонни в этот вечер удача вообще отвернулась, не приходит ему в голову.

Эм уже вынимает сим-карту из телефона Бонни, практически уничтожая его.

Он тащит Бонни вверх по пандусу. Эмили откатывает инвалидное кресло, чтобы дать ему проход. Расстегнув молнию на рюкзаке, она продолжает в нем рыться. Ему хотелось бы сделать паузу и перевести дыхание, но они уже слишком долго здесь находятся. Слишком долго. Он отпихивает ноги Бонни от двери. Если бы она была в сознании, ей было бы больно, но она не в сознании.

- Записка. Записка.

Записка ждет в заднем кармане пассажирского сиденья, в прозрачном пластиковом конверте. Эмили её написала, опираясь на записи, сделанные Бонни за время ее недолгой работы. Не стопроцентная копия, но сойдет. И она короткая - "С меня хватит". Записка, вероятно, не будет иметь значения, если велосипед украдут, но даже тогда может быть важной, если вора поймают. Родди кладет её на сиденье велосипеда и вытирает рукавом своего костюма - на случай, если на бумаге останутся отпечатки пальцев (в Интернете мнения по этому вопросу расходятся).

Задыхаясь, он садится за руль. Нажимает на кнопку, которая убирает пандус и закрывает дверь. Его сердце бьется с бешеной скоростью. Если у него случится сердечный приступ, сможет ли Эмили отвезти фургон обратно на Ридж-роуд, 93, и поставить его в гараж? Даже если сможет, то как быть с девушкой без сознания?

"Тогда Эми придется убить её", - думает он, и даже в его нынешнем состоянии - с болью по всему телу, колотящимся сердцем и раскалывающейся головой, - мысль о том, что всё это мясо пропадет зря, вызывает у него чувство сожаления.

8:18 вечера.

27 июля 2021 года

1

- Только посмотрите на это, - говорит Аврам Уэлч. На нем шорты с карманами (у Холли есть несколько пар таких же), и он указывает на свои колени. На обоих - зажившие шрамы в форме буквы "S". - Эндопротезирование обоих коленных суставов. 31 августа 2015 года. Трудно забыть тот день. Кэри работал в "Вышибале", когда я был там в последний раз в середине августа - я пришел туда просто посмотреть, мои колени к тому времени были слишком плохи, чтобы даже думать о броске мяча, - и его уже не было, когда я пришел в следующий раз. Помогло это чем-то?

- Безусловно, - говорит Холли, хотя она и не уверена, помогло это или нет. - Когда вы в следующий раз вернулись на кегельбан после операции?

- Это я тоже помню. 17 ноября. Это был первый раунд турнира "Свыше 65 лет". Я всё еще не мог играть, но пришел поболеть за "Старичков".

- У вас прекрасная память.

Они сидят в гостиной квартиры Уэлча, расположенной на третьем этаже кондоминиума Санрайз-Бэй. Повсюду стоят корабли в бутылках; Уэлч сказал ей, что строить их - его хобби, но почетное место занимает фотография улыбающейся женщины лет сорока в рамке. Она одета в красивое шелковое платье, а на каштановых волосах - кружевная мантилья, как будто она только что вернулась из церкви.

Уэлч указывает на фотографию.

- Мне следует помнить. На следующий день у Мэри обнаружили рак легких. Умерла через год. И знаете что? Она никогда не курила.

Слыша о некурившем человеке, умершем от рака легких, Холли всегда меньше презирает себя за собственную привычку.

- Я очень сожалею о вашей потере.

Уэлч - маленький человек с большим животом и худыми ногами. Он вздыхает и говорит:

- Не так сильно, как я, мисс Гибни, и вы можете мне поверить. Она была любовью всей моей жизни. У нас были разногласия, как и во всех супружеских парах, но есть такое выражение: "Не давай гневу брать над тобой верх". И у нас это никогда не случалось.

- Алтея сказала, что вам всем нравился Кэри. "Золотым Старичкам", имею в виду.

- Кэри всем нравился. Он был Трибблом. Наверное, вы не понимаете, что я имею в виду, но...

- Понимаю. Я - фанатка "Звёздного пути".

- Ну да, ну да. Кэри, его нельзя было не любить. Своего рода космический кадет, но дружелюбный и всегда веселый. Я думаю, что трава помогала ему в этом. Он курил, но не сигареты. Он пыхтел травкой, как говорят ямайцы.

- Думаю, что некоторые другие члены вашей команды тоже пыхтели, - предполагает Холли.

Уэлч смеется.

- А мы и в самом деле курили. Помню вечера, когда мы выходили на задний двор и передавали друг другу по кругу пару косячков, кайфуя и смеясь. Как будто вернулись в школу. Кроме Родди, конечно. Старый Смолл-Болл не возражал против этого, он не был крестоносцем, иногда даже присоединялся, но он не курил траву. Не верил в это. Мы покуривали, потом возвращались внутрь, и знаете что?

- Нет, что?

- Мы играли лучше. Особенно Хьюи Клип. Когда он был под кайфом, то терял свой бруклинский хук и чаще всего попадал прямо в "карман"¹²⁷. Буш! - Он разводит руки в стороны, имитируя удар. - Но только не Родди. Без волшебного дыма профессор набирал те же самые сто сорок очков, как и всегда. Разве это не смешно?